Наградные листы - особый жанр. «Стучат пишущие машинки. Частый, дробный их стук стоит над всей линией фронта, от промерзших валунов Карелии до желтых заволжских степей, - пишет в „Новой“ Алексей Поликовский. - …Где только ни расположится штаб полка, дивизии, корпуса и так далее по всей линии военной иерархии, там возникает без промедления на столе - иногда в светлой комнате полуразрушенного городского дома, иногда в жарком, натопленном углу деревенской избы, а иногда и в бетонном коллекторе жилпромхоза, приспособленном для войны, - громоздкая, раздолбанная, с крупными круглыми клавишами в серебристом ободке пишущая машинка „Ундервуд“. …Так диктуют, пишут, подписывают наградные листы, так они возникают и живут потом своей жизнью, перелетая самолетами и переезжая поездами до самой Москвы, где сводный фронтовой приказ с длинным списком награжденных подпишут неизменный всесоюзный староста Калинин и секретарь президиума Верховного Совета Горкин».
Выслушав панегирик наградным листам, послушаем, что думает о них человек, там упомянутый. Мне, конечно, не раз приходилось слышать, как отец вспоминал о войне. Но не отказываться же от возможности сопоставить написанное с рассказами самого награжденного. Уникальной, скажем прямо, возможности. Дабы еще раз попытаться понять, как оно там на войне было на самом деле.
«Сбегал на линию и остался жив»
«Во время отражения контратаки противника в районе Гелльнерхайн 5.2.45 мл. сержант
Спрашиваю у самого орденоносца, что тут правда, а что - нет. Связь держал, верно, только не по радио, а по телефону. Под огнем, тоже верно. Связь командира артдивизиона с батареями то и дело прерывалась из-за обстрела, приходилось выбегать из КП и ее восстанавливать, в любой момент можно было наскочить на немцев. Хватал две катушки с проводами, противогаз и выбегал на простреливаемые улицы маленького городка на Одере. Один. Связист всегда один.
«Разведчики-то не по одному, чаще всего группой идут на рисковое дело. И сколько славы, почета на весь фронт и на весь век разведчику. Связист, драный, битый, один-одинешенек уходит под огонь, в ад, потому как в тихое время связь рвется редко, и вся награда ему - сбегал на линию и остался жив». Ценимый отцом Виктор Астафьев в повести «Прокляты и убиты» писал о том, что знает. Сам был в войну связистом. «Горя ненавистью к врагу, тов. Астафьев продолжал выполнять задачу и под артиллерийско-минометным огнём, собрал обрывки кабеля, и вновь восстановил телефонную связь, обеспечив бесперебойную связь с пехотой и ее поддержку артиллерийским огнем» - так написано (от руки) в его наградном листе при представлении к медали «За отвагу», документ висит на том же сайте.
«От Советского Информбюро. 5 февраля 1945 года наши войска с боями вышли к реке Одер, заняв при этом город и железнодорожную станцию Геритц и более 100 других населённых пунктов». Гелльнерхайн был, по-видимому, в числе этих ста. Ночью началась крупная военная операция, 6 февраля Совинформбюро сообщило, что «войска 1-го Украинского фронта, продолжая наступление, форсировали реку Одер».
Тут мы подходим к самому интересному месту, тому, где «мл. сержант Симкин возглавил группу бойцов и огнем из личного оружия уничтожил десять солдат». Странно, ничего такого от отца я раньше не слышал. По очень простой причине. Не было этого. Отец сам был немало удивлен рассказу о несовершенных им подвигах.
Как же так? А так. Почитайте книгу воспоминаний «Артиллеристы, Сталин дал приказ!» (М.: Яуза, Эксмо, 2006). Ее автор Петр Алексеевич Михин начал войну в Ржеве, а закончил, как и отец, в Праге, точнее, не закончил, потому что успел еще повоевать с японцами. «В наградные листы, - язвительно пишет он, - обычно вписывалось не действительное содержание подвига, о котором или давно забыли, или на самом деле его не было, а фантазии писарей, которые по образчику-болванке сочиняли легенду подвига. Прежде всего решался вопрос, кого внести в список, а уж потом подбиралась соответствующая его положению награда, а к ней, согласно статуту награды, сочинялась легенда о «подвиге» (с. 529−530). Вероятно, здесь кое-что преувеличено. Но что касается далее сказанного, в его правдивости нет сомнений: «Награждения готовились кампаниями, по итогам удачно завершившейся военной операции, в великой тайне, по распределительно-уравнительному принципу с учетом должности, партийности, национальности, общественной активности, возраста, социального положения
кандидата и, конечно же, с ведома особого отдела».
«С учетом национальности»
Видно, по этой самой причине в пятой графе наградного листа полковой писарь поставил «титульную» национальность, несмотря на очевидное отчество. Может, по приказу командира, желавшего облегчить прохождение награды, все же речь шла об Ордене Славы, солдатском Георгии. А, может, по собственной инициативе. Во всяком случае, однажды Иван Воронин (так звали писаря) предложил отцу поменять национальность в красноармейской книжке. Тот отказался. - А тебе не все равно, кем умирать? - Хочу умереть евреем. К тому моменту отец уже знал, что его оставшаяся в оккупации мать была убита только за свою национальность. И еще не знал о тыловых разговорах о «евреях, воевавших в Ташкенте».
На фронте же, вспоминает отец, твоя национальность мало кому была интересна. Правда, однажды на излете войны, когда он проходил мимо штаба полка, его окликнул на идиш повар, здоровенный мужик, уже в годах, бывший шеф одесского ресторана по фамилии Ткачук. Налил две кружки водки и накормил яичницей с салом. Пьяный, он уснул где-то, а когда вернулся, узнал, его посчитали убитым.
В том же 45-м случился такой эпизод. Взяли с боем город Вайсвассер, наткнулись на пищевые склады. Отец взял себе сколько-то плиток шоколада, говорит, может, целый килограмм. Идет по городу, видит, немецкие дети голодными глазами глядят. Развязал вещмешок, достал шоколад, угостил. Тут откуда ни возьмись пехотная разведка в маскхалатах. Подлетают к нему, кроют матом, сгребли за шкирку и собираются «бендеровца», отца то есть, немедленно «шлепнуть» за то, что кормит «немецких выблядков». «Бендеровцами» называли солдат, призванных с Западной Украины. Хорошо, подоспели солдаты из дивизиона, и один из них, по фамилии Каменский, заорал: «Вы что, пехота, охренели? Какой же он „бендеровец“, вы на нос его посмотрите!»
…Наградной лист подписал командир 685-го лёгкого ордена Ленина артиллерийского краснознаменного полка майор Яков Сергеевич Семченко, впоследствии дослужившийся до генерал-майора. 10 апреля 45-го майору Семченко было присвоено звание Героя Советского Союза. В 68-м, в год окончания мною школы, отец позвонил ему, тогда начальнику Ленинградского высшего артиллерийского командного училища. Он хотел знать, есть ли у меня шанс поступить в училище, туда, как ни странно, был конкурс. Генерал ответил, что сына солдата примет без разговоров. Мои планы на будущее не совпадали с отцовскими, но все равно было приятно это услышать.
Убитый немец
Естественно, мы, дети и внуки, в разные годы спрашивали отца, приходилось ли ему убивать самому. Да, было. Декабрь 44-го, Висленский плацдарм. В том бою в окопе он был один. На его глазах немцы захватили батарею, убили всех, в том числе хорошо знакомых ему радиста и наводчика. Уйти не мог, надо было держать связь. Ждал, что будет дальше, и увидел, как в его сторону ползет по-пластунски немец, приподнимается и целится в него из автомата. Отец успел выстрелить первым. Расстояние было метров тридцать, он успел рассмотреть убитого настолько, что тот ему еще долго снился по ночам. Еще он помнит, как пополз было, чтобы снять с него автомат, это не возбранялось. Автоматы у гитлеровцев были легкие, не то что наши тяжелые карабины, из одного из которых отец убил человека.
Его самого пытались убить много раз. У связиста на передовой не так уж много было шансов выжить. Боялся ли он смерти? Не так сильно, как того, что мог стать калекой, вот этого он страшился по-настоящему. В 44-м ему было двадцать лет.
«С какого времени в Красной армии? С сентября 1942 года. Каким военкоматом призван? Краснопресненским РВК г. Москвы» (из наградного листа).
В сентябре 42-го отец трудился неподалеку от Белорусского вокзала на авиазаводе 28, выпускавшем винты к самолетам. Имел «бронь» от армии до конца войны, и ему пришлось трижды ходить к замдиректора завода по кадрам проситься отпустить на фронт. Добровольцем. Без бумаги с завода в Краснопресненском военкомате на войну не брали.
«Участие в Гражданской войне и других боевых действиях по защите СССР. - Участник Отечественной войны». Далее под этой графой - перечисление трех фронтов, где отец успел повоевать с февраля 1943 года: Западный, Брянский и Первый Украинский.
«Я согласен на медаль»
«Чем ранее награжден» (еще одна графа наградного листа). Первую медаль - «За боевые заслуги» он получил на Курской дуге за то, что в августе 43-го, попав под минометный огонь и будучи раненным, трое суток держал связь между полком и дивизионом. «Награда нашла героя» после короткого «отдыха» в медсанбате. В то время, по его словам, эта медаль еще «котировалась в солдатском восприятии», в отличие от более позднего, когда ею стали награждать ППЖ («походно-полевых жен») и обозников, а саму награду злые языки переименовали в «за тыловые заслуги» или «за половые услуги».
Отец всегда говорит, что ему повезло. Он принадлежит к поколению родившихся в начале двадцатых, большая часть которого полегла на войне. Те немногие, кто остались живы, в шестидесятые и семидесятые годы на моей памяти безошибочно узнавали друг друга в толпе, на улице, в трамвае. Помню, как отец обнимался с незнакомыми людьми, будто удивляясь тому, что еще кому-то удалось выжить.
Количество полученных отцом наград соответствует статистике, такой, какой я ее себе представляю. Большая часть поколения фронтовиков-окопников, почти ушедшее из жизни, имела по две-три награды, редко - больше. О его второй медали есть смысл рассказать поподробнее.
Собственно, представлен он был, судя по наградному листу от 3 августа 1944 года, не на медаль, а на орден. Орден Красной звезды. Из графы «Краткое конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг»: «Младший сержант
Четыре раза выходил на линию… «Он всечасно начеку, к боевому маневру, как юный пионер к торжественному сбору, всегда готов… Будучи обвешан связистским оборудованием, оружием, манатки свои - плащпалатку, телогрейку, пилотку, портянки, обмотки клятые ни в коем случае не терять - никто ему ничего взамен не выдаст, с мертвецов же снимать и на живое тело надевать - ох-хо-хо». Это вновь из повести Виктора Астафьева. А это - фронтовая присказка - «Руки в крови, морда в грязи. Вы откуда? - Мы из связи!»
Подписал наградной лист, заканчивавшийся представлением отца к Ордену Красной звезды, все тот же командир полка Семченко. А рядом с его подписью стоит неизвестно кем поставленная карандашная пометка - «Отвага», то есть орден заменили медалью «За отвагу». Не то что бы отец расстроился. «Нет, ребята, я не гордый. Не загадывая вдаль, Так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль». И все же было обидно. Тем более, отец подозревал в особом к себе отношении дивизионного писаря, Акулова Якова Михайловича. Лет на десять постарше, тот до войны работал завмагом, войну провоевал в блиндаже, что не помешало «выписать» себе - ни много ни мало - орден Боевого Красного Знамени.
«Я как-то поставил в тупик одного писаря, - сказано в воспоминаниях Петра Михина, - когда спросил, как бы он сам сумел в одном быстротечном рукопашном бою уничтожить пятнадцать фашистов. Они же не в шеренге стоят со связанными руками, а стреляют, бьют прикладом, маневрируют, уклоняются от ударов».
Бег
Две фронтовые привычки отец сохранил по сей день. Он способен заснуть в любую минуту и в любом положении и в любую же минуту проснуться, стоит кому-либо из присутствующих произнести его имя. Связист должен был быть всегда готов вскочить и бежать под огонь. «И всечасно связист должен помнить: в случае драпа никто ему кроме бога и собственных ног, помочь не может, - сказано в астафьевской повести. - Связист - не генерал, ему не позволено наступать сзади, а драпать спереди».
Бегать - это и есть вторая отцовская привычка. Ему пришлось немало побегать под обстрелом с двумя тяжелыми катушками, как он говорит, «на горбу», на бегу разматывая их, восстанавливая связь. Представьте, он по сей день занимается бегом, до семидесяти лет одолевал марафонскую дистанцию (за четыре с небольшим часа), теперь, когда ему за девяносто - десятикилометровую (в феврале этого года - за час восемнадцать). Прежде участвовал в ежегодных массовых забегах в Парке Горького, теперь - в Тель-Авиве (за последние пять лет - тридцать раз), а время от времени - и в международных состязаниях ветеранов.
Ежедневно посещает фитнес, общается там с теми, кто помоложе, «молодежью раннепенсионного возраста». Как мне кажется, в душе он предпочитает общение с ними встречам и разговорам с ветеранами, в Москве ли, в Тель-Авиве. Его сильно расстраивает, когда бывшие политработники, писаря и энкеведешники (из тех, кто был на передовой, почти никого не осталось), начинают при нем расхваливать Сталина.
Свой день рождения (седьмое мая) всегда отмечает в День Победы, считая его главным днем своей жизни.