В Петербурге ставят интересные спектакли. Опера всегда в моде.
или Война и стёб: петушок с яйцом, а Прокофьев - с танками и кокаином
Опера все решительней отрясает с себя академический прах и претендует на выражение гражданской позиции - таков тренд нынешнего лета, воцарившийся на классических музыкальных площадках Санкт-Петербурга. После громкой премьеры спектакля «Крым» в Санктъ-Петербургъ опера, эстафету подхватили организаторы фестиваля «Опера - всем», выбравшие в качестве спектакля-открытия «Золотого петушка» Римского-Корсакова. А после настала очередь Мариинского театра, представившего «Войну и мир» в постановке англичанина Грэма Вика.
Внезапная смерть от яйца
Спектакли фестиваля «Опера - всем» традиционно обходятся невеликим реквизитом (неизбежное следствие опен-эйра, реализованного за счет городского бюджета), но при этом преподносят зрителям ёмкую и многоплановую картинку. Не стал исключением и «Золотой петушок» Николая Римского-Корсакова, поставленный арт-директором фестиваля многоопытным Виктором Высоцким на Соборной площади Петропавловской крепости. Неблагонадежная опера - со сценой цареубийства! - постановки которой композитор так и не дождался, изначально представляет собой злую сатиру на прохудившуюся вертикаль самодержавной власти. Но в эти тревожные месяцы глобального противостояния при просмотре спектакля не могли не проявится новые смыслы.
Костюмы царства славного Додона решены в сермяжных цветах - только у самого царя и царевичей присутствует золотой орнамент. В насыщенных тонах выдержан костюм ключницы Амелфы, которая воплощает стабильность и истинные, краеугольные ценности державы - обильные закрома, которых «на три года хватит» (Амелфу украшают колье в виде связок баранок и сосисок), инертность и готовность превратить в сонное царство всю столицу, а также атмосфера раболепства перед царем. Народ, естественно, ленив, но в то же время заполошен и охоч до сплетен. Царевичи Гвидон и Афрон призываются отцом в поход прямо с горячих девок, которых уминали на сеновале, а воевода Полкан является образцом тупого рвения.
На другом фланге - заморские супостаты, которые и доведут Додона до бесславной погибели. Подозрительный Звездочёт с его странным, недобрым подарком Золотым Петушком, Шемаханскою царицей и ее слугами облачены в экзотического покроя одеяния золотисто-фиолетовой расцветки. Сладкие посулы, хитрые речи и несказанное коварство - вот их оружие. Кульминационная сцена - Золотой петушок убивает Додона - представлена до простоты гениально: птица (Татьяна Закирова) налетает на царя и со всего маху хлопает ему по темечку яйцом. Настоящим, сырым: белок впечатляюще растекается по лбу Александра Рословцева, занятого в партии Додона. Исполнительский состав вообще был удачным: публика тепло приветствовала Жанну Домбровскую (Шемаханская царица), Татьяну Закирову (Петушок), Елену Кнапп (Амелфа), Романа Арндта (Гвидон), Ивана Сапунова (Афрон), Евгения Чернядьева (Полкан). Не вызвал никаких вопросов вокал солиста Санктъ-Петербургъ оперы Сергея Алещенко, представшего в образе Звездочета, но его специфичная манера изрядно выделялась на общем фоне: в своем обширном халате, вооруженный парой вееров, с игриво покачивающимся корпусом, артист напоминал не коварного чародея, а скорей престарелую гейшу, вышедшую в свою последнюю рабочую смену. Впрочем, улыбки и смех являются отличными эмоциями - особенно если на сцене показывают сказку. Хорошему настроению публики очень способствовала самоотдача музыкантов оркестра Эрмитажного театра под управлением художественного руководителя фестиваля «Опера - всем» Фабио Мастранжело.
Какой вздор иногда приходит в голову!
Эти слова князя Андрея Болконского, влюбленного в Наташу Ростову, прямо-таки просятся в качестве эпиграфа к постановке «Войны и мира» Сергея Прокофьева британцем Грэмом Виком в Мариинском-2. Сразу после просмотра хочется разнести спектакль в пух и прах - уровень «режоперности» зашкаливает даже по нынешним меркам. Однако умерим эмоции и расскажем всё по порядку.
Грэм Вик добился своего - первые аплодисменты шокированная публика смогла выдать только после хорового эпиграфа про нашествие на Россию «двунадесять языков», волею режиссера перенесенного в конец первого действия. Картины «мира» - а вернее разлагающегося дворянского общества - заставляли зрителей негодовать, нервно смеяться, а некоторых и заранее покинуть свои места. Свои размышления про старый дуб и милую графиню Ростову князь Андрей (Андрей Бондаренко) пропевает на фоне замершего в ночи одинокого танка, над которым на огромной кровати парят Наташа Ростова (Аида Гарифуллина) и Соня (Юлия Маточкина). Танк вместе с экипажем в камуфляжах также оказывается и на первом балу Наташи: на фоне его вращающейся башни кружатся в вальсе дамы и господа, облаченные в костюмы девятнадцатого века и… противогазы. Семейство Ростовых прибывает на вечер, спускаясь по изящному авиатрапу (чуть позже с его ступеней сойдет и Государь). Встречающий самодержца народ одет во что-то среднее между казачьим и украинским национальными костюмами, на заднике видеопроекция: счастливая пара в пшеничном поле под бездонным синим небом - несомненная аллюзия украинского флага.
Постановщику не отказать в самоиронии: если фоном для блестящего бала служит декорация, повторяющая знаменитую ониксовую стену здания Новой сцены Мариинского театра, то в следующей картине, в особняке старого князя Болконского, перед нашими глазами появляется фрагмент занавеса исторической сцены. Вероятно, таким образом Вик шлет приветы своей старой постановке «Войны и мира», с которой он пришел в Мариинский в 1991 году. Княжна Марья (Екатерина Сергеева) выходит к облаченной в розовое мини Наташе, вытирая мокрые волосы, а сам старый Болконский (Михаил Петренко) и вовсе приезжает к гостям в инвалидной коляске, игриво сбрасывая плед и демонстрируя Наташе в знак нерасположения семейные трусы.
Вы не устали? Тогда вот вам еще режиссерские находки. Роскошная царица Петербурга Элен Безухова (Мария Максакова) готовится морально разложить (для брата Анатоля Курагина) восторженную Наташу, забавляясь то с белым порошочком, то с косячком в общественной уборной: к той же ониксовой стене привинчены семь рукомойников, на которых и возлежит растленная женщина. Анатоль Курагин (Илья Селиванов) и Долохов (Эдуард Цанга), готовясь увезти Наташу в лимузине, уже откровенно забавляются с кокаином. Лимузин также фигурирует в сцене объяснения Анатоля с Пьером Безуховым (Евгений Акимов). Пьер, упрекая родственника, укоряет его в посягательстве на чистоту Наташи и бац его головой о капот! Бац о капот! После укоры повторяются, но Пьер уже оттащил шурина от капота и на этот раз добивает его, зажав дверьми автомобиля. Не знаю, как партер, но бельэтаж пребывал в полуобморочном состоянии. Даже вышколенный гергиевский оркестр, волшебно исполнивший музыку Прокофьева, не уменьшил нравственных мук зрителей.
Второе действие - «война» - началось со впечатляющей сцены, которая ужасным образом рифмуется с действительностью. Под слова о горящих домах и беженцах на дорогах сверху на тросах спускаются изображающие окровавленные трупы артисты миманса, которых сразу укладывают в имеющиеся на сцене в изобилии гробы. На заднике - давешняя картинка счастливой пары в пшеничном поле, только изображение покрыто грязными пятнами. Но этот эпизод так и остался лишь одним из двух сильных эпизодов (второй - последняя встреча Наташи и Болконского и смерть князя Андрея). После случилось еще немного веселья (опять с гробами, танком, грязным Камазом и лошадиными трупами - все это знаменовало русскую армию, причем, фельдмаршала Кутузова (Геннадий Беззубенков) доставили к приветственной трибуне на погрузчике в деревянном ящике, как музейный экспонат), а потом наступила тоска. И уже не помогали ни актерки сгоревшего театра со страусиными попками, ни поругание французских штандартов (ох уж это неравнодушие англичан к вечным соперникам!), ни сцена отступления французской армии, увозящей по смоленской дороге и пресловутую ониксовую стену, и податливых москвичек, раздвинувших стройные ноги, лежа в супермаркетовских тележках. Даже показательный киносеанс с хроникой времен Великой Отечественной не помог. «Смерть не бывает неизбежным злом, но никакой красоты в ней нет», - сказал Грэм Вик в предпремьерном интервью. Исходя из того, что мы увидели на сцене Мариинского-2, в смерти нет вообще ничего, кроме скуки.