Отыскался след Тарасов. Сто двадцать тысяч козацкого войска показалось
на границах Украйны. Это уже не была какая-нибудь малая часть или отряд,
выступивший на добычу или на угон за татарами. Нет, поднялась вся нация, ибо
переполнилось терпение народа, - поднялась отмстить за посмеянье прав своих,
за позорное унижение своих нравов, за оскорбление веры предков и святого
обычая, за посрамление церквей, за бесчинства чужеземных панов, за угнетенье, за унию, за позорное владычество жидовства на христианской земле
- за все, что копило и сугубило с давних времен суровую ненависть козаков.
Молодой, но сильный духом гетьман Остраница предводил всею несметною
козацкою силою. Возле был виден престарелый, опытный товарищ его и советник,
Гуня. Восемь полковников вели двенадцатитысячные полки. Два генеральные
есаула и генеральный бунчужный ехали вслед за гетьманом. Генеральный
хорунжий предводил главное знамя; много других хоругвей и знамен развевалось
вдали; бунчуковые товарищи несли бунчуки. Много также было других чинов
полковых: обозных, войсковых товарищей, полковых писарей и с ними пеших и конных отрядов; почти столько же, сколько было рейстровых козаков, набралось
охочекомонных и вольных. Отвсюду поднялись козаки: от Чигирина, от Переяслава, от Батурина, от Глухова, от низовой стороны днепровской и от всех его верховий и островов. Без счету кони и несметные таборы телег
тянулись по полям. И между теми-то козаками, между теми восьмью полками
отборнее всех был один полк, и полком тем предводил Тарас Бульба. Все давало
ему перевес пред другими: и преклонные лета, и опытность, и уменье двигать
своим войском, и сильнейшая всех ненависть к врагам. Даже самим козакам
казалась чрезмерною его беспощадная свирепость и жестокость. Только огонь да виселицу определяла седая голова его, и совет его в войсковом совете дышал
только одним истреблением.
Нечего описывать всех битв, где показали себя козаки, ни всего
постепенного хода кампании: все это внесено в летописные страницы. Известно,
какова в Русской земле война, поднятая за веру: нет силы сильнее веры.
Непреоборима и грозна она, как нерукотворная скала среди бурного, вечно
изменчивого моря. Из самой средины морского дна возносит она к небесам
непроломные свои стены, вся созданная из одного цельного, сплошного камня.
Отвсюду видна она и глядит прямо в очи мимобегущим волнам. И горе кораблю,
который нанесется на нее! В щепы летят бессильные его снасти, тонет и ломится в прах все, что ни есть на них, и жалким криком погибающих
оглашается пораженный воздух.
В летописных страницах изображено подробно, как бежали польские
гарнизоны из освобождаемых городов; как были перевешаны бессовестные
арендаторы-жиды; как слаб был коронный гетьман Николай Потоцкий с многочисленною своею армиею против этой непреодолимой силы; как, разбитый,
преследуемый, перетопил он в небольшой речке лучшую часть своего войска; как
облегли его в небольшом местечке Полонном грозные козацкие полки и как,
приведенный в крайность, польский гетьман клятвенно обещал полное
удовлетворение во всем со стороны короля и государственных чинов и возвращение
всех прежних прав и преимуществ. Но не такие были козаки, чтобы
поддаться на то: знали они уже, что такое польская клятва. И Потоцкий не красовался бы больше на шеститысячном своем аргамаке, привлекая взоры
знатных панн и зависть дворянства, не шумел бы на сеймах, задавая роскошные
пиры сенаторам, если бы не спасло его находившееся в местечке русское
духовенство. Когда вышли навстречу все попы в светлых золотых ризах, неся
иконы и кресты, и впереди сам архиерей с крестом в руке и в пастырской
митре, преклонили козаки все свои головы и сняли шапки. Никого не уважили бы они на ту пору, ниже' самого короля, но против своей церкви христианской не посмели и уважили свое духовенство. Согласился гетьман вместе с полковниками
отпустить Потоцкого, взявши с него клятвенную присягу оставить на свободе
все христианские церкви, забыть старую вражду и не наносить никакой обиды
козацкому воинству. Один только полковник не согласился на такой мир. Тот
один был Тарас. Вырвал он клок волос из головы своей и вскрикнул:
- Эй, гетьман и полковники! не сделайте такого бабьего дела! не верьте
ляхам: продадут псяюхи!