Театр

В гримёрную, только что раскланявшись публике, входят трагик Орлов и комик Мухин. Комик смотрит на приятеля восхищёнными глазами. Восхищение столь велико, что в нём тонет даже зависть:
- Ну, Пётр! Ну, ты махина! Такой успех!
- Обычный, - скромничает Орлов.
- Так достоверно сыграть! - восклицает Мухин. - Как будто ты всю жизнь был продавцом. Ей-богу, я в очереди стою, знаю, что на сцене, а на тебя взгляну и думаю: сейчас обвесит!
- Вжился в образ, - продолжает скромничать Орлов. - Главное - вжиться. Было бы где подсмотреть. У меня шурин - продавец, две судимости, сосед продавец, ещё не вышел, сам каждый день по магазинам. Вот и весь секрет.
- Не-ет, - льстит Мухин. - А как же Отелло? До сих пор говорят о твоём Отелло. Я играл статут во дворце, помню: ты близко подойдёшь, у меня мурашки по коже. Думаю, сейчас задушит. Женщины в первых рядах сидели, за шеи держались.
- Ну да, неплохой был спектаклишко, - вяло соглашается Орлов. - Да то же самое - вжился. В доме напротив жил эфиоп. Мать его родила после Фестиваля молодёжи и студентов в Москве. Тётки родной муж кочегар, не мылся никогда. Сам, бывало, напьёшься до чертей. Было, где подсмотреть, зацепиться.
- Нет, нет, нет, - протестует Мухин, - тут не подсмотреть, тут Бог поцеловал. Вспомни «На дне». Сатин твой. Так сыграть! Из публики несли деньги, вещи, еду. Где ты мог подсмотреть самое дно жизни?
- Как где? - в свою очередь, удивляется Орлов. - У меня зять учитель, тесть - инженер, дядя - физик-теоретик. Дно же - ни украсть ни унести.
Мухин досадливо машет рукой:
- Это в тебе скромность говорит. Вот ты Святого играешь. Я стою за кулисами, на тебя смотрю, Петя! Верь не верь - я креститься устал. Публика тебе детей выносит, чтобы ты благословил. Забывают, что они не в храме, а в театре.
- Я тебе ещё раз говорю, - бурчит Орлов, - всё можно сыграть. Даже Святого, если есть, где подсмотреть. У меня двоюродный брат в ГИБДД.
- И что? - не понимает комик.
- А то! - Орлов почему-то переходит на шёпот. - Не берёт!
Мухин бледнеет:
- Святой!
- Есть за что зацепиться. И хватит об этом.
Оба поворачиваются к зеркалам, начинают снимать грим, потом закуривают. Мухин с наслаждением затягивается и говорит:
- Вроде главный взял для постановки новую пьесу. Не слыхал?
- Взял.
- Роли ещё не распределял?
- Распределял.
- Мне есть?
- Есть.
- Серьёзно? Кого?
- Олигарха.
- Как же я его подсмотрю?
- Запишись на приём.
- Разве что так. А тебе что предложил?
- Пенсионера. Такой жизнерадостный, весёлый человек, всем очень доволен, только не знает, кого благодарить.
- Представляю, как здорово ты сыграешь!
- Я отказался.
- Почему?
- Почему? А ты не знаешь, почему?! - Лицо трагика наливается кровью. - А где подсмотреть? За что зацепиться? Как вжиться-то?!
Мухин в оторопи смотрит на приятеля, беззвучно шевелит губами, часто моргает…