Ну какой там Вениамин, все звали его Веник.
Веник-Веник, славный, добрый, нищий инженер со смешными гусарскими замашками.
Всякий раз, приезжая к нам в командировку, он приглашал меня в ресторан, и каждый раз я глядела на его туфли со сбитыми носами, лоснящийся пиджак и отказывалась, мотивируя своей идиосинкразией на все и всяческие рестораны. Мы шли пить кофе в какую-нибудь забегаловку, и он часа на два закатывал сольный концерт на единственную интересующую его в жизни тему: историю казачества на Северном Кавказе. Веник-Веник, с мамой полуэстонкой-полунемкой и папой полубурятом-полурусским, имеющий к казачеству такое же отношение, как я к аборигенам Папуа - Новой Гвинеи.
Как-то приехал с измученным лицом - старенькие родители умерли в один месяц. А потом появился в неумело связанном свитере - счастливый, глаза горят, терские казаки отступили в тень. Женился. Женился на девочке из ниоткуда, с фамилией, придуманной в детдоме. Но женой она оказалась замечательной, идеальной, полностью растворившейся в муже и не желавшей себе другой судьбы. Теперь он говорил о жене. И немного о казаках.
Жена родила ему девчонок-близняшек. И появилась третья тема. Дочки и жена. Жена и дочки. И только за ними, с большим отрывом, казачество.
Потом страна рассыпалась, а жизнь продолжилась, и Веник ушел в ту неревизуемую память, куда ушли многие просто знакомые, несколько раз встреченные, сколько их там - не сочтешь.
Но прошлое - интересная штука. Вдруг выплывают полузабытые тени. Он позвонил, сказал, что у нас тут проездом, но вечером мы непременно должны поужинать в приличном месте. На тот вечер у меня чего-то было напланировано, что нельзя отменить, да и не хотелось отменять, но два часа выкроились, и я лихорадочно начала вспоминать, где в округе самая дешевая кофейня, потому как Веник болезненно реагировал на мои попытки расплатиться за свой кофе самой.
Потом он перезвонил, сказал, мол, выходи, мы уже подъезжаем. «Мы» несколько удивило.
На стоянку сначала вползло нечто благородно-черное, сверкающее, солидное, в наших палестинах почти не виданное, а следом вкатился бегемотоподобный джип, из которого выпрыгнули три «шкафа двухстворчатых с антресолями», один начал бдительно обозревать окрестности на предмет обнаружения скрытой угрозы, а двое других подскочили к первой машине и под белы рученьки вынули из ее загадочных глубин Веника с букетом в половину моего роста и зарплаты. Президенту Путину или зеленым человечкам я бы удивилась куда меньше.
Веник-Веник. Как же он всем этим антуражем гордился, машиной этой, охраной, которая в нашей стоячей воде нужна ему была как рыбе зонтик. Гордился минут пять, потом гордиться надоело. Погода стояла замечательная, и мы решили просто прогуляться, свита медленно двигалась в кильватере.
Когда девчонкам было по 4 года, страшно и необратимо заболела жена. Денег в доме на тихую жизнь с натяжкой хватало, а на болезнь - уже нет. И Веник, как в омут, бросился в бизнес. Наверно, Бог его заметил и пожалел. Через пару лет он уже возил жену по всем возможным клиникам, и в каждой ему говорили одно и то же: это не лечится, это не лечится нигде.
Жена умерла, когда дочки окончили первый класс. Это не лечилось нигде.
Он так и не женился. И мне кажется, поменял бы все, что имеет, на другое настоящее. Какое угодно, но с женой.
В жизни осталось две с половиной темы: дочки, которые смотрят на него мамиными раскосыми глазами, вольные казаки на Тереке, и где-то там, с большим отрывом, бизнес.