Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро
каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять,
семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах
выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить
сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовёт купаться.
Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька
закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька
научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена,
выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички.
Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть,
будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне
водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнётся, должно стемнеть.
День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто
девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце
облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь
сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент,
нынче - ни то, ни это. Хлеб получёрствый и сыр с ножа, завтрак
со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе.
Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ,
ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей
сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестрёнка светла лицом, я тяжелей и злее,
мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче
она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю,
сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть
это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян,
невесом, согрет тёплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все
одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак
придёт в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки.
Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору.
Тридцать четыре, тридцать…

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами
через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве.
Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь
едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы.
Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. «Двадцать
один», - бормочу сквозь сон. «Сорок», - смеётся время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу
одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре,
мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждёт меня во дворе, кто-нибудь
- на десятом. Десять - кончаю четвёртый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять.
Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне…

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

Аля Кудряшова