- Завтра тебя казнят.
- Вот как? Ты торопишься. Не терпится избавиться от меня?
- А чего тянуть? - высокий человек, затянутый в черную кожу костюма с золотыми бляшками на ней, пожал плечами. - Так или иначе, а конец один…
- На моем месте мог бы быть ты…
- А ты стал бы затягивать?
- Да, ты прав… Я могу высказать последнее желание?
- Завтра… А, впрочем, говори: я не уверен, что завтра тебя кто-нибудь выслушает.
- Ты не будешь присутствовать на казни? Лишишь себя такого удовольствия?
- Поверь, мне не доставит это большой радости. К тому же у меня много важных дел.
- И ты не хочешь отвлекаться на мелочи… Понятно. Я многого не прошу.
- Как обычно: бокал вина, трубку табаку?
- Нет. Пришли мне ромашку.
- Ромашку? Ты с ума сошел! Где я ее возьму? Город покрыт камнем на тысячу миль!
- Если бы на твоем месте был я, цветы росли бы всюду.
- Впрочем, да - цветочницы. Они торгуют цветами. Кажется, я видел их на площади. Подожди, я сейчас приду.
Лязгнула дверь. Узник не изменил позы. Лишь слегка усмехнулся:
- «Подожди…»
Площадь была пуста. Лишь одна девушка с корзинкой стояла у фонтана в центре.
Затянутый в кожу человек в несколько шагов пересек разделяющее их пространство.
- Ромашки есть? - отрывисто спросил он.
- О, это вы! - пролепетала девушка.
- Ромашки есть? - повторил затянутый в кожу, оглядывая цветочницу. Пожалуй, ей меньше лет, чем показалось сначала. Девчонка совсем. Продрогла на холоде, а не уходит. Что ж, вот и дождалась, заработала на кусок хлеба.
- Одна осталась, - она протянула цветок. - Последняя.
Он усмехнулся, принимая цветок и бросая в корзинку монету:
- У меня не последняя!
- Благодарю вас! - цветочница склонилась в глубоком поклоне.
Хм. И с чего бы вдруг он так расщедрился? Но не отбирать же монету. Это недостойно правителя. И к тому же: целое королевство за один золотой. Один раз можно побыть и щедрым.

* * *

- Держи, - протянул он ромашку узнику. - Последняя.
Тот быстро взглянул на него.
- Нет, я не издеваюсь, - пояснил затянутый в кожу. - У девчонки была последняя ромашка.
- Ты очень великодушен, - проговорил узник, принимая ромашку. - Неужели сам ходил?
- Стражникам дольше объяснять было бы…
Узник поднес ромашку к лицу и закрыл глаза.
- Ладно, прощай, - затянутый в кожу направился к двери, но остановился на пороге и оглянулся.
Узник ничего не ответил. Глаза его были закрыты, ноздри вздрагивали, аромат цветка…
- Прощайся с ромашкой… - пробормотал затянутый в кожу.
Снова лязгнула дверь.
Узник прислушался к удаляющимся шагам.

* * *

Все, теперь он один. Стража у дверей не в счет. Дверь глухая - чтобы тюремщикам не мешали вопли узников. Сколько их перебывало в этой камере? А в этой тюрьме? Но он кричать не будет.
Тюрьма старинная, надежная. Из нее еще никто и никогда не убегал. Традиции тюрьмы мешали этому. Просвеченный всевозможными лучами узник не мог ничего пронести с собой. Одежда выдавалась тюремная, передачи были запрещены, есть приходилось в присутствии двух стражников, голыми руками, деревянная миска после еды отбиралась.
Узник обвел взглядом камеру. Куча соломы, зарешеченное окно - вот и вся обстановка. Да, но теперь у него есть ромашка.
С улицы донесся далекий перезвон колоколов. Скоро последняя стража.
Узник в последний раз вдохнул тонкий аромат. И принялся по одному обрывать лепестки - как делал не раз.
«Казнят - не казнят», - мелькнуло у него в голове.
Он усмехнулся: а интересно, что получится?
Лепестки медленно падали на каменный пол. Остался последний.
«Казнят…» - лепесток, вращаясь, полетел на пол.
Но нет! Вот еще один - маленький, изогнувшийся под чашечкой цветка.
Узник осторожно потянул за него. Лепесток не обрывался. Узник потянул сильнее. Тоненькая паутинка потянулась из венчика цветка вслед за лепестком. Узник принялся разматывать ее, опуская на каменный пол.
Паутинки оказалась неожиданно много, она серебристо блестела на полу в лучах заходящего солнца.
Все! Паутинка перестала разматываться.
Сильно дернув, узник оборвал паутинку, и венчик цветка закрутился, набирая обороты. Скоро он превратился в блестящий диск, вспыхивающий на краях острыми стальными зубчиками.
Узник шесть раз поднес его к решетке окна и осторожно положил у стены три толстых металлических стержня, после чего остановил диск, сжав стебелек цветка у венчика.
Затем зацепил крючком-лепестком ниточку-паутинку за остаток металлического стержня, торчащего из стены, и принялся медленно спускаться по наружной поверхности стены, обмотав кисти рук разорванной рубашкой.

Под стеной его ждала девушка-цветочница.