САМОЛЕТИК

- Взлетаем?

- Взлетаем! - разрешает Витька и смеется, чувствуя твердость моих ладоней, прочно состыковавшихся с его ребрами, а затем, после твердости, - страх. Яркий, но не обжигающий.

- Здорово, Витька?

- Здорово!

В горле бьется упругий комок, руки - раскинуты… Впрочем, это и не руки вовсе, я неправильно сказал. Безусловно, это не руки, это - крылья.

- Правда, Витька?

- Ага!

- Может, приземлимся? А?

Витька не против. Я сажаю его на плечи, инструктируя:

- Ладно, теперь держись. Только покрепче, слышишь?

- Пап, а тебе не больно? А так? - беспокоится Витька. И попутно - делает что-то с моими волосами. Кажется, пробует их выдергивать.

- Нисколечко!

Если честно, то у меня в глазах пощипывает, но не скажешь же Витьке об этом. Лучше потерпеть. И я терплю: стиснул челюсти, как когда-то, на приеме у зубного, которому не хотел даваться, и, постанывая тихо, ускоряю шаг. Бегу.

- Папа, на нас все смотрят! - снова смеется Витька.

- Пусть смотрят!

Пусть смотрят, пусть видят, что Витька - выше всех. Он и должен быть выше всех, выше и достойней, потому что у него детство. Я-то, к слову, и не в курсе, сознает ли ребенок, вознесенный над теми, кто много его взрослее, что он - самый-самый. Не только для родителей, но и вообще. Видимо, не совсем - дети плохо анализируют свои чувства, им поэтому легче. В то же время… Нет, не знаю. Мой отец, по причине весьма стандартной - своего отсутствия, в жизни меня на плечах не катал. Да и речь не обо мне, а о Витьке.

Витька - отличное имя, да? Его выбрал я, чем горжусь до сих пор. Хоть Наташа и кочевряжилась, говорила, что лучше б назвали в мою честь, но я пресек. Слишком много мне было б чести.

А Виктор - имя победителей, славное имя. Сын оправдает его уже скоро, в пять с половиной лет, когда выиграет конкурс детских рисунков на асфальте. Тема - «Моя семья». Он нарисует нас. Понимаете, только нас - вдвоем, себя и меня? Вот уж отпразднуем Витькин дебют как художника! Я, весь дурашливый от счастья, притащу из кондитерской торт, который впоследствии будет слопан с Витькой пополам, а Наташа, стойко продержавшись целый день, ночью не вытерпит, отвернется к стенке и проплачет до рассвета. Мне не захочется ее утешать.

Витька… Витька будет лучшим и в школе, куда - возмущусь, разумеется, я - не пристало ему топать пешком, поднимаясь черт знает во сколько и завтракая впопыхах. Нетушки, не дождетесь! Я специально куплю машину, чтоб потом, по дороге на работу (я, как и Ната, вкалываю авиаконструктором: «папа и мама делают самолетики», выразится Витька позже), забрасывать сына на занятия. Каждое утро. Пусть смотрят, пусть видят, что Витька - выше всех. Выше и достойней.

А однажды Ната заболеет. То есть не заболеет, это Витьке я так объясню, но, в общем, с работой придется расстаться. На несколько месяцев. В итоге, мы - я и Витюшка, вечно боящийся припоздниться к первому уроку - поедем одни, без Наты, и, конечно, скроем друг от друга, что ужасно этому рады. Попытаемся скрыть.

- Папа! - Витька сунется справа. - Можно, я вперед сяду? Рядом с тобой?

- Отчего бы и нет?

- Мама ж запрещает…

- Ерунда! Мама много чего запрещает, на то она и мама! - весело вскинусь я. - Лезь скорее! Главное - пристегнуться.

Прямо так и скажу… И Витька сядет и, пристегнувшись, будет о чем-то спрашивать, наваливаясь грудью на портфель. А я - что-то отвечать, поглядывая искоса.

Вот, в принципе, и все. Потом случится то, в чем, как хором меня заверят (все: друзья, родные, которых я б к таковым не отнес, знакомые и не шибко… Даже - совсем незнакомые), виноват был не я, а тот, другой. В смысле, другой водитель. Но это будет уже неважно.

Ната, прискакав ко мне в больницу, примет соответствующую позу (очень, кстати, похоже на вдову Грибоедова с надгробия последнего), станет разоряться насчет моей бессовестности, и, в конце концов, в пафосном надрыве заключит, что простить меня можно. Виноват ведь был не я, а тот, другой… И я подумаю, что, наверно, придушил бы ее, если б сумел встать, а еще - если б у нее внутри, в очертившемся животике, не ворочался ребенок. Брат Витьки, которого он никогда не увидит.

Ну, а пока - Витька счастлив. Руки раскинуты, уши будто набили ватой… Впрочем, это и не Витька вовсе, это - самолет. Настоящий, с широкими крыльями. Самый что ни на есть. Правда, Витька?