Вначале сотворил Бог небо и землю.
До этого он ничего подобного не сотворял, просто жил себе и жил - в темнотище. Но вот вдруг взял да и сотворил: и землю, и сразу к ней небо. Спасибо.
Свежая земля эта поначалу была весьма неказиста: безвидна, пуста и, вдобавок, сплошь покрыта водою. Одно только и было шевеление: Дух Божий носился взад-вперед над водами, привнося хоть какое-то разнообразие в унылую, статичную картину первозданного Мира. Но и это шевеление мало украшало окружавшую Бога действительность, поскольку, опять-таки, там было чертовски темно: восковые свечи, как известно, человечество изобрело уже далеко не в младенческом своем возрасте, а об электрических лампочках вообще и говорить не приходилось.
И сказал тогда Бог: «Да будет свет!» И стал свет.

В те далекие времена, по-видимому, насчет этого было гораздо проще. Это сейчас, если в доме вырубается всякий свет, приходится бежать в жэк, искать там свободного слесаря, уговаривать его, вести его с собой, показывать ему щиток с пробками, выносить ему плоскогубцы, и пятое-десятое, и самому тоже ковыряться в щитке, и после всего - покупать ему бутылку «за сервис». Но в те времена слесарей еще не было, а был только один Бог; а Бог, Он такой: Он как сказал, то как уже и будет. Сказал - свет, будет свет; сказал - потоп, будет потоп. Он же Бог!
Так вот, распорядился Он насчет света, потом посмотрел, что получилось, и Ему понравилось. И назвал он свет днем, а тьму ночью. А утро утром, а вечер вечером. А следующий день первым днем. И пошел спать. И пока он спал, наступили вечер, и ночь, и утро: день первый.
На первый день (уже при свете) Бог увидел, что земля, покрытая водой, слишком уныла и непоэтична для столь величайшего творения и что даже мельтешение неустанного Духа над нею никак не спасает ситуацию, и тогда сказал Он: «Да будет твердь посреди воды!» - и тот, кому Он это сказал, отделил воду, которая над твердью, от воды, которая под твердью. И назвал Бог твердь… небом. И пошел спать.
На второй день сказал Бог: «Да соберется вода, которая под небом, в одно мокрое место и да явится суша. И стало так. И разделилась земля на сушу и море. И увидел Бог, что это очень и очень даже недурственно - для начала. И сказал Он еще тогда: „Да произрастит земля зелень, и всякую траву, и всякие деревья плодовитые, приносящие по роду своему плод, в котором семя его на земле!“ И земля, хотя и не допоняла насчет „в котором семя его на земле“, но переспрашивать не решилась и зелень произвела. И увидел Бог, что вышло здорово. И пошел спать.
На третий день сказал Бог: „Да будут светила на тверди небесной для отделения дня от ночи, и времен, и дней, и годов, и, главное, для всяких знамений!“ И стало так. Абстрактный до этого свет собрался в кучу и воплотился в два светила, маленькое и большое, одно - Луна, другое - Солнце. И поставил их Бог на тверди небесной для освещения и для управления днем и ночью. И, поставив, увидел, что это - просто офигенно! И пошел спать.
На четвертый день Бог сказал: „Да произведет вода пресмыкающихся, и рыб, и в первую очередь - птиц, которые впредь будут летать по тверди небесной над землей взамен осточертевшего Духа!“ И сотворила их вода, и научил их Бог летать и пресмыкаться, и наказал им жить долго и заполнять небеса и воды путем экстренного размножения по роду своему (для порядка), и благословил их всех. И пошел спать.
На пятый день Бог сказал: „Да произведет земля живую душу: скотов, гадов и зверей с возможностью размножения и распложения по роду их, и пусть они заселяют сушу!“ И вылезли гады со скотами из земли, и занялись чем Бог наказал, и к вечеру вся твердь земная ими уже буквально кишела, а Бог с удовлетворением отметил, что все идет хорошо, и что по-другому и идти не может. „Потому что Я, - подумал Он, - есмь Бог! А не какой-нибудь, скажем, задрипанный Дарвин“… Кстати, о Дарвине, - продолжал Он вслух. - Или Я не Бог?! Или Я не великий, потому что единственный? Или Я не Я?! Или Я не Мы?!! - и подозрительно огляделся: - Кто сказал, что Я не Мы?!» «А сотворим Мы, - сказал Он, - сотворим нечто на Нас похожее: человека по образу и подобию Нашему, в масштабе один к одному, и да пускай он, сорванец, владычествует над рыбами, птицами, и скотами, и вообще над всей землей…
И сотворил Бог человека из праха земного, по своему образу и подобию, в двух экземплярах: мужчину и женщину. И благословил их и сказал: «Вот вы оба - ты, Адам, и жена твоя - плодитесь тоже и размножайтесь (как во-о-он, видите? та корова), и заполняйте землю, и обладайте ею, и ни о чем не беспокойтесь. А насчет пропитания тоже не беспокойтесь: кушайте травку, как всякое млекопитающее на земле, на здоровье. И, заметив сомнение в глазах Адама, проскользнувшее при слове «травка», отечески похлопал его по плечу: «Не боись, дорогуша, все свежее: позавчера еще не было. Так что не больно то… того, а давай обживайся на новом месте… Ну, чао, бамбины мои. Будете рядом - заходите. Ба-а-ай!» И пошел спать.
Но не уснул.
Весь остаток дня Господь провел в праздном созерцании буйствующей в диком цвету природы, а заодно подглядывая за невинными занятиями богоподобной парочки. «До чего же хорошо получилось! - потирал Он руки в счастливом волнении. - Ух как хорошо; и вот, хорошо весьма!» Мир определенно нравился Ему. Особенно эта юная парочка. Особенно более стройная и одновременно менее волосатая часть этой парочки. «Венера! Афродита! Богиня!» - временами шептал Бог, забываясь. И, стыдясь собственных своих мыслей, уносился в далекие галактики, устраивая там катаклизмы и светопреставления, - И эта полуобезьяна, этот прах, эта пля, это небритое чувырло - тфу! - имеет - вот, дьявол, опять имеет! - такое чистое, такое небесное, такое божественное создание! - восклицал он, возвращаясь и наблюдая, как Адам влазит на дерево, как пытается дотянуться до висящей на конце ветки груши, как ветка обламывается и перепуганный Адам грузно валится наземь и разбивает физиономию об каменюку, и как заботливая жена начинает успокаивать его как может.
«Ну зачем ему жена? Ну вот, если подумать, зачем ему, человеку, нужна эта его жена? Совсем, если подумать, не нужна ему никакая такая жена! - размышлял Господь, давя пальцем старую звезду и на ее месте зажигая сверхновую. И, заглядывая, словно в поисках истины, в пустую космическую дыру, рассуждал: - Ну, вот, если подумать, живет человек на всем готовом: стирать не надо, жрать готовить не надо, в доме там убираться и все такое прочее тоже не надо, потому что дома нет. Живи и радуйся! Нет, обязательно жену ему подавай… Ну нет, уважаемый, ты уж там как хочешь, но с завтрашнего дня будем обучаться почкованию».
День шестой
Утром Бог застал Адама сидящим на груше, под которой еще виднелся след, оставленный предварительно перенесенным в другое место камнем. Адам завтракал.
- Ну, как жизнь молодая? - поприветствовал его Господь, подходя ближе и стараясь не наступать на набросанные в большом количестве огрызки.
- О-кей, - ответил Адам лаконично, не переставая жевать.
Господь огляделся и продолжал:
- А что это твоей жены не видать? Где она?
- А, наверное, ее тигра съела, - равнодушно ответил Адам, икая.
- Ну и что теперь будешь делать? - быстро спросил Бог.
- А что делать? - недоуменно уставился на Него убитый горем вдовец.
- Да нет… ничего, - замялся Бог и сделал приглашающий жест рукой: - Ладно, давай спускайся. Дело есть.
- Какое дело? - насторожился Адам.
- Хорошее дело, - успокоил его Бог. - Смотри и слушай. Я поселю тебя в райском саду в Едеме, откуда вытекает река…
- А груши там есть? - озабоченно перебил Адам.
- Есть, сын мой, все там есть, - ответил Бог. - Слушай и запоминай. - Он обвел рукой окрестности и продолжал: - Это есмь рай, сад такой на святой земле Едем - замечательное и благодатное место. Тут и зверушки тебе всякие водятся, земные и небесные, и всякое дерево произрастает, приятное на вид и хорошее для пищи, и золото, если надо тебе, есть тут всякое хорошее, и красивый камень оникс, и даже, - Бог поднял вверх указательный палец, - и даже есть бдолах!.. Но ты бдолах не особенно трать, его мало, - добавил Он строго и дружески похлопал Адама по плечу: - Зато плодов, и трав, и прочей растительности можешь лопать сколько хочешь, и даже можно прямо с грядки: микробов нет, проверено. Один только маленький пунктик по этому поводу, - Бог отобрал у Адама недоеденную грушу и продолжал медленно, с расстановкой: - Там, посреди рая, растет особенное такое дерево - дерево познания добра и зла, - так ты уж, будь умницей, обходи его десятой дорогой; ибо в тот самый день, в который ты вкусишь от него, - смертию умрешь!!! Понял? - Бог, для внушительности, сделал страшные глаза.
- Так может, папаша, срубить его к чертям? - побледнел Адам.
- Эк! Срубить! - воскликнул Бог, замахав руками. - Вам бы только все рубить! Что за молодежь такая? Ты его создавал? Ты его взращивал? Только и умеешь что рассуждать - рубить или не рубить… Да и как рубить: два метра диаметром. У тебя что, топор есть?
- Нету, - честно признался Адам.
- И у меня нету, - сказал Бог. - К тому же, признаюсь тебе по-правде… ну… нужно это дерево. Вот, прямо душой чувствую, что нужно. Я ж Бог! Я ж на сто лет вперед вижу… Истинно тебе говорю, Адамушка, без этого дерева - никак. Уж ты мне поверь.
- Да ла-а-адно! - махнул рукой легкомысленный Адам. - Пускай растет, жрать не просит.
- Вот именно, что не просит, - задумчиво повторил его слова Бог. И снова лицо его оживилось. - Ну, будем считать, что с этим покончено без прений и тех… дебатов. Переходим ко второму вопросу. Так… Ты становись здесь, на эту глыбу из золота и оникса, и, главное, ничего не бойся. Устроим маленький как бы парад…
- Какой парад? Я ж тут один! - вытаращился Адам. - Ну, еще Вы, конечно, - поправился он.
- До-ро-гу-у-уша! - протянул Бог. - Я же сказал: как бы парад. Это будет особенный парад, первый и последний прецедент в таком роде. Короче, слушай сюда. - Бог притянул к себе Адама за голову, отчего тому, взгромоздившемуся на камень, пришлось почти сложиться надвое и слушать, стоя кверху задом. - Сейчас мимо тебя, - продолжал Бог, - пройдут звери полевые, и скоты, и птицы, и все прочее, что существует (благодаря мне) в природе. А ты, как будущий владыка всего этого зоопарка, дашь каждой живой твари название. Оно, может быть, вообще-то и не обязательно, но, понимаешь, весьма желательно для отчетности. Чтобы ты мог мне докладывать при необходимости, например: «Бегемоты выжрали весь крыжовник, требуется наслать на бегемотов несварение желудка и понос для выработки на крыжовник отрицательного условного рефлекса». Чудеса - чудесами, а наука - наукой. Понял?
Адам согласно кивнул.
- Вот и слава Богу.
Господь стал рядом с Адамом, жестом фокусника извлек откуда-то прямо из воздуха свиток папируса и чернильную ручку с золотым пером. Затем хлопнул в ладоши, и представление началось.
Первыми шли киты - как самые крупные, а потому почетные представители животного мира. С трудом, но шли.
- К… п… п… кт… кит! - выкрикнул Адам.
- Молодец, - поощрил его лингвистические способности Бог.
- К… кот! - уже уверенней загорланил Адам. - Крот!..
Воз сдвинулся с места и покатился, набирая скорость. Участники диковинного парада замельтешили перед глазами Главнокомандующего и его протеже, словно кадры передачи «В мире животных»…
- Гиппопотам! - выкрикнул вдруг Адам, наглея.
Господь невозмутимо записал мудреное слово и дал замешкавшемуся гиппопотаму знак рукой топать дальше.
- Амбистома! Амфисбена! Археоптерикс! Дрозофила! Книдоспоридия!!! - от всей души завеселился Адам.
Господь старательно писал.
По мере того как декламатор набирался опыта, символические кадры кино мелькали со все большей частотой. Бумага под пером Создателя дымилась. Некоторая задержка вышла только с рыбами: их оказалось аж двадцать пять тысяч видов, и шли они удручающе медленно. И еще приключилась задержка во время именования змея, на которого Адам сначала сказал: «Гад!» - на что змей немедленно ответил: «Сам гад!» - и пошла перебранка, и едва не начался мордобой, и понадобилось экстренное Божье вмешательство для того, чтобы прекратить это безобразие и вернуть процесс в нормальное русло. Змея назвали змеем…
Светило дневное уже клонилось к закату, когда Адам, давно начавший уже халтурить и раздавать названия оптом, во множественном числе, в расчете на то, что потомки со временем разберутся в видах и подвидах более детально, скороговоркой выкрикнул последние слова:
- Крабы! Жабы! Бабы!
Господь поставил жирную точку, плюнул на раскаленное перо и впервые за несколько последних часов оторвался от бумаг.
- Постой, - глядя во след торопящейся вернуться в лоно родного болота компании жаб, вдруг сказал он недоуменно. - А где же тут твои бабы?
- Как - где? - Адам тоже уставился на жаб. - А действительно, где?
Баб не было. Жабы прыгали последними.
- Да, маху дали, - раздосадованно промолвил Господь, еще и еще раз перечитывая последнюю, собственноручную свою, запись. - И ведь уже не вычеркнешь: все-таки Богом записано… Придется их теперь, что ли, создавать… Как бы это оно могло выглядеть? - повернулся он к Адаму.
Тот молча пожал плечами.
Господь размышлял недолго. Собственно, ему, всемогущему, и на все готовому, и, главное, наперед почти все знавшему, предаваться каким бы то ни было размышлениям не было никакой необходимости. Не Божье это дело - размышлять. Адам еще только досасывал огрызок очередной груши, намереваясь плавно перейти от жевательного процесса к мыслительному, а Бог уже потирал руки, радуясь оригинальности пришедшей ему на ум сногсшибательной идеи.
- Ну вот что, гражданин грушетроф, - объявил Он Адаму, хихикая, - сам проштрафился, сам теперь всю жизнь и мучайся!
Адам открыл было рот, но сказать ничего не успел. Господь Бог мановением руки навел на него крепкий сон, а когда тот уснул, опять таки жестом фокусника вынул из его набитого грушами чрева одно из ребер и прикрыл то место обратно плотью.
- Энэ-бэне-драбэ-бабэ! - Ребро само по себе подпрыгнуло на два метра вверх, три раза перевернулось в воздухе и… превратилось в кучерявую брюнетку - немного полноватую, но весьма очаровательную.
С трудом растормошив храпящего и пускающего во вне бульбы Адама, Господь тактично удалился, полагаясь на то, что молодые сами как-нибудь разберутся между собой.
Дома Господа встречало прелестное белокурое создание, которое, как наивно полагал Адам, не далее как нынешним утром было коварно съедено ненасытной «тигрой». «Богиня!» - снова прошептал Господь и, просунув голову сквозь тучи, закричал вниз, на землю:
- Кстати, чуть не забыл! Объявляю завтрашний день, день седьмой, днем святым и благословенным, ибо в оный день собираюсь Я круто почить от всех дел своих, которые творил и созидал. Чего и вам желаю. Слышали, что ли?
- Угу, - проговорил набитым ртом Адам, одной рукой облапивший новую свою жену, а в другой державший сразу три экземпляра любимого фрукта. - Отдыхать, это мы мастера, это мы всегда здрасте.
- Тогда аминь! - крикнул Бог, задергивая облака.
Первородный грех
А змей, он все запомнил. Он выдержать оскорблений не смог. И хоть его в конце концов назвали культурно - змеем, он все-таки проявил свою гадючью натуру.
Сначала он хотел Адама ужалить ядом. Но Бог запретил всякой душе живой кусаться и вообще причинять увечья прочим живым душам. Тогда змей попытался изводить Адама морально: он стал путаться у него под ногами, и всюду встречаться у него на пути и обзывать его нехорошими словами на древнееврейском языке. Однако же Адам оказался довольно твердолобым на предмет траты нервов на подобные жизненные передряги. Он вообще не обращал на змея никакого внимания, боясь Бога, и просто переступал через него и шел дальше, а однажды даже почти нечаянно наступил ему на хвост, чем разбесил его окончательно.
И змей решил действовать хитростью. Он вообще был очень хитрый, как наперсточник на вокзале. Только наперсточников тогда еще не было, а змей уже был, поэтому змей был самым хитрым из всех Божьих созданий. Змей решил действовать через жену Адама - Еву, которая по женской своей природе была намного мягче Адама и, к тому же, никаких обещаний по поводу своих будущих поступков Богу не давала.
Однажды, когда Адам прогуливался где-то на краю сада Едемского, а жена его в это время копала картошку неподалеку от дерева познания добра и зла, крона оного дерева вдруг бурно зашевелилась и из нее показалась змеиная лучезарно улыбающаяся физиономия. Змей подмигнул Еве и приветливо кивнул головой. Ева сделала вид, что у нее нет глаз. Тогда змей кашлянул и поздоровался. Ева сделала вид, что у нее нет и ушей тоже. И все же это не помогло.
- Глубокоуважаемая барышня Ева… прекрасная погода, не правда ли? - начал змей издалека.
- Чего тебе? - не слишком дружелюбно отозвалась барышня Ева: змей не нравился ей, он был некрасивый и почти всегда испачканный землей.
- А позвольте спросить: как ваше драгоценное здоровье? Не болит ли, например, ваш живот? - невозмутимо продолжал вилять змей, усыпляя бдительность простодушной жертвы.
- Это у Адама всегда болит, у меня не болит, - ответила барышня уже заметно мягче: женщины всегда легко покупаются на наигранное чужое внимание.
- Ты, наверное, совсем мало кушаешь, - сказал змей, незаметно переходя на развязное «ты».
Ева хотела что-то ответить, но змей уже настолько близко подошел к интересующей его теме, что, не удержавшись, попер дальше:
- А правда, что Батя сказал: не ешьте ни от какого дерева в раю?
- Бред сивой кобылы, - интеллигентно ответила барышня. - Все можно есть.
- Так уж и все! - съехидничал змей.
- Все… Ну… почти все, поправилась Ева. - Господь сказал, что нельзя это есть, чтобы не умереть. - Она ткнула пальцем в известном направлении.
- Так уж и умереть! - тоном, полным сарказма, сказал змей.
- Ну да… - не совсем уверенно подтвердила Ева. - Так он сказал.
- Да как же от таких сочнючих, таких пахнючих, таких… таких вкуснючих плодов можно умереть?! - воскликнул змей.
Ева молчала.
- А как их мухи клюют, и пчелы, и всякие воробьи? - продолжал наседать змей. - Клюют и хоть бы хны!
Барышня, сраженная фактами, которые доныне не приходили ей в голову, растерянно захлопала глазами. А змей пошел в наступление. Он высунулся из листвы наполовину, приблизившись к Еве почти вплотную, и горячо зашептал:
- Сбрехал Батя. (Ева стрельнула глазами.) Ну, не сбрехал, не сбрехал, а ошибся, - поспешно поправился змей. - Истинно говорю правду тебе, красавица: не умрете вы от этих как бы яблочек, но все дело в том, что когда вы вкусите их, откроются глаза ваши и вы станете, как боги, знающие добро и зло. Дерево-то как называется? То-то и оно то! Этого-то Батя и не хочет, а хочет, чтобы вы с Адамом всю жизнь свою дураками прожили. Нет, я просто не понимаю, зачем тогда
жить на белом свете.
Змей потряс хвостом ветку и несколько плодов упали наземь и разбились, аппетитно чмакнув.
- Ну как не попробовать такое чудо! - воскликнул змей.
- Что же ты сам не пробуешь? - нашлась Ева.
- А мне кусать нечем, моя бабушка вообще была системы удав, без единого зуба, - парировал змей и мечтательно закатил глаза: - Эх, мне бы такие зубки, как у тебя!.. Я бы!.. Будь у меня такие зубки!.. - Змей, всем своим видом выражая воображаемое наслаждение, медленно, с растяжкой лизнул запретный плод.
Ева глотнула слюну.
- Сладкое, - поделился результатом эксперимента змей и слегка сдавил пастью плод, из которого тут же брызнул желтоватый сок, орошая листья.
Этого барышня выдержать уже не смогла. Быстро оглянувшись, она неловко, едва не выронив, сорвала самый маленький, самый неровный, недозрелый плод и, испугавшись содеянного, спрятала его за спину.
- Ну же, ну же! - продолжал подличать змей, улыбаясь просто до неприличия и пряча предательски дрожащий от нетерпения хвост в листву.
Ева, еще раз оглядевшись, понюхала плод, лизнула его и откусила чуть-чуть, на один зубок, и тотчас вновь спрятала дьявольский фрукт за спину. Ничего не происходило. Прозрачные облака все так же лениво плыли по тверди небесной, и все так же светило дневное светило, и пели райские птички, не замечая совершенного ею проступка.
Тогда она, разом решившись, откусила сразу большой кусок - терять уже было нечего - и проглотила его, почти не разжевав и даже не успев почувствовать вкуса. И снова ничего не произошло. Даже змей, ожидавший, по-видимому, чего-нибудь эдакого, перестал улыбаться и сделался серьезным.
Шли минута за минутой, Ева откусила в третий раз, и в четвертый, и прекрасно ей это сходило с рук и даже, может быть, вполне шло на здоровье.
Змей едва не плакал.
Поглощенные каждый своими переживаниями, они не сразу заметили появления Адама. Первым узрел его змей и мигом драпанул в кусты. Ева же, не имевшая еще привычки скрывать что-либо от мужа, невинно продолжала мусолить заветный плод, теперь уже сожалея о том, что поспешила сорвать такой слишком уж неказистый экземпляр, и глазами выбирая следующий.
- Ты! его! ешь! - воскликнул непревзойденный в наблюдательности Адам.
- Ем, - просто отвечала Ева и вдруг покраснела: - Фи, какой ты весь… небритый…
- Ты его ешь! - воскликнул Адам снова.
Ева сорвала новый плод, откусила от него и покраснела еще больше:
- Какой же ты, Адам, худенький, и незагореленький, и вообще… - Она сделалась красной, как помидор.
- Нет, ты его ешь! - глупо воскликнул Адам в очередной раз. - Да разве ты забыла?.. Все, заказывайте гробы!!!
- Так уже и гробы, - насмешливо возразила Ева, играя бровями.
- Нет, ты его ела! - Адам, похоже, зациклился.
- Ну, ела, ела, - рассмеялась Ева. - Ладно, послушай, Адамчик, что я тебе расскажу… Ну какой же ты, Адамчик, все-таки… интересненький…
Продолжая его разглядывать и краснеть, Ева пересказала то, что услышала от змея. Потом протянула Адаму большой спелый плод:
- Не бойся, милый, Он и не заметит: кто их считал-то?
Адам колебался.
- Кончай сумневаться, на мадам уже опробовано ведь, - послышалось из кустов…
Примерно час спустя Господь Бог спустился с небес и стал прогуливаться по саду, читая стихи и распевая песни. Обойдя все и не найдя Адама, Он воззвал к нему: куда ты, мол, Адам подевался.
- Здесь я, - немедленно отозвался Адам.
- Да где же здесь? Я тебя не вижу, - Бог завертелся на месте.
- Здесь, между деревьями, - отвечал Адам.
- Так выходи скорей; чего ты там делаешь? Или ты меня не узнал?
- Голос Твой я давно услышал, - отвечал Адам, - но прячусь от лица Твоего, потому что я голый и стесняюсь.
- Это еще что? - удивился Бог. - А ну, давай выходи!
- Не могу, - уперся Адам.
- Нет, вы видали такое! - начал сердиться Бог. - Как будто я тебя уже не видел. А ну, давай выходи сюда немедленно!
Адам завозился, шурша ветками, и через минуту неуверенно вышел. С того места, где у него предполагалась быть талия, свисало наспех сшитое из смоковных листьев опоясание. Сзади неумело прилаженные листья широко раздвигались, обнажая мясистую задницу. Ева из кустов смущенно захихикала.
- А откуда ты узнал, что ты голый? - подозрительно уставился на его бальный наряд Бог. И лицо Его отразило крайнюю степень строгости: - Уж не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?
Адам побледнел.
- Это все она, она это все мне дала, Ты сам мне такую ее дал… - затараторил он быстро, глотая слова и тыча пальцем в кусты.
- Я не я, - отозвалась Ева из кустов. - Это змей подлый обдурил меня и обольстил, и я ела.
- Клевета! - из других кустов закричал змей.
Но Бога обмануть было непросто. И сказал Он змею:
- За то, что ты сделал это, отныне проклят ты перед всеми скотами и зверями полевыми, всю жизнь ты будешь ходить на животе своем, то есть лежа, и питаться дерьмом до конца жизни твоей, и будет у тебя скандальная жена, а твои дети будут каждый день кусать тебя в голову!
- А тебе, женщина, - оборотился Он к кустам, где предположительно сидела Ева, - умножу я скорбь твою в беременности твоей, в болезни будешь рожать детей, и бояться мужа, и сукин сын твой муж будет господствовать над тобой!
- А ты, - добрался Он наконец до Адама, - за то, что послушал жену твою и ел запретные…
- Ты не запрещал, Ты сказал, что ядовитое… - запротестовал Адам.
- Молчи, несчастный! - прикрикнул Бог. - Будешь и ты тоже проклят, и будет проклята вся земля за тебя: бурьяны и волчьи ягоды будет она произрастать тебе, и будешь ты питаться одной соломой; пахать как лошадь будешь, добывая пропитание, доколе не возвратишься в землю, из которой взят, ибо был ты прахом, в прах и возвратишься… А теперь, - продолжал Он, - раз ты стал такой вумный, прямо как Я, то как бы ты теперь не добрался до дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно… Или ты уже добрался? - спросил Он грозно.
- Не успел… - промямлил Адам.
- Так вот, пока не добрался, топай из Моего сада на все четыре стороны, и чтобы духу твоего здесь больше не было.
Господь Бог выдал Адаму и Еве кожаные одеяния, чтобы они не стеснялись «топать на все четыре стороны», и выставил их из райского местечка. На востоке у сада Едемского Он поставил срочно созданного злобного херувима с пламенным мечом - преграждать путь к дереву жизни. Прародители человечества, поругивая друг друга за содеянное, а еще больше ругая змея, отправились куда глаза глядят. Адам катил перед собой тачку, наполненную грушами. Ева несла спрятанные за пазухой с десяток запретных - но столь вожделенных! - плодов.
История человечества началась!