Пусть война на страницах журналов и книг
Доживает свой раненый век,
Мне противен её отвратительный лик,
Потому что знаком её след.
Пусть политики к чёрту друг друга пошлют,
Пусть они себе морды набьют.
Но в домах сохранят повседневный уют,
Обывательский нежный уют.
Не пишу о войне - не могу и не смею,
Как писать о войне, нам, не знавшим войны?
Этим словом скупым и люблю, и болею,
И живу каждый день ожиданьем весны.
Ожиданьем весны, словно нового чуда,
Первой майской грозы и сирени в цвету.
И я счастлив, что жив, что я есть, что я буду,
Продолженьем отцов, нам вернувших мечту.
Подаривших нам май, новой жизни цветенье,
Подаривших, в пылающей дымке рассвет,
Подаривших, Великой страны, возрожденье,
И оставивших память на тысячи лет…
Copyright: Евгений Солодкий, 2010
Ангел с Бесом повстречались,
Долго на мечах сражались.
То ли Свет проглотит Тьма,
То ли Тьме придет хана.
Длилось вечно то сражение,
Но достигнут паритет.
Вышло солнце из затмения,
Миром править будет Свет.
У меня только одно желание: чтобы мои дети знали (!!!) о войне ТОЛЬКО из чёрно-белых фильмов!
Кстати, скажу одно особое
словцо о славянах и о славянском вопросе. И давно
мне хотелось сказать его.
Теперь же именно заговорили
вдруг у нас все о скорой
возможности мира, то есть,
стало быть, о скорой
возможности хоть сколько-
нибудь разрешить и славянский вопрос.
Дадим же волю нашей
фантазии и представим вдруг,
что всё дело кончено, что
настояниями и кровью России
славяне уже освобождены,
мало того, что турецкой
империи уже не существует и что Балканский полуостров
свободен и живет новою
жизнью. Разумеется, трудно
предречь, в какой именно
форме, до последних
подробностей, явится эта
свобода славян хоть на первый
раз, - то есть, будет ли это
какая-нибудь федерация
между освобожденными
мелкими племенами или явятся
небольшие отдельные
владения в виде маленьких
государств, с призванными из разных владетельных домов
государями?
Нельзя также представить:
расширится ли наконец в границах своих Сербия или
Австрия тому воспрепятствует,
в каком объеме явится
Болгария, что станется с Герцеговиной, Боснией, в какие
отношения станут с новоосвобожденными
славянскими народцами,
например, румыны или греки
даже, - константинопольские
греки и те, другие, афинские
греки?
Будут ли, наконец, все эти
земли и землицы вполне
независимы или будут
находиться под
покровительством и надзором
«европейского концерта
держав», в том числе и России
(я думаю, сами эти народики
все непременно выпросят себе
европейский концерт, хоть
вместе с Россией, но единственно в виде
покровительства их от властолюбия России) - всё это
невозможно решить заранее в точности, и я не берусь
разрешать.
Но, однако, возможно и теперь
- наверно знать две вещи:
1. что скоро или опять не скоро, а все славянские
племена Балканского
полуострова непременно, в конце концов, освободятся от ига турок и заживут новою,
свободною и, может быть,
независимою жизнью;
2. … вот это-то второе, что
наверно, вернейшим образом
случится и сбудется, мне и хотелось давно высказать.
Именно, это второе состоит в том, что, по внутреннему
убеждению моему, самому
полному и непреодолимому, -
Не будет у России, и никогда
еще не было, таких
ненавистников, завистников,
клеветников и даже явных
врагов, как все эти славянские
племена, чуть только их Россия освободит, а Европа
согласится признать их освобожденными! И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня,
что я преувеличиваю и что я ненавистник славян!
Я, напротив, очень люблю
славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё
точно так именно сбудется, как
я говорю, и не по низкому,
неблагодарному, будто бы,
характеру славян, совсем нет,
- у них характер в этом
смысле как у всех, - а именно
потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Распространяться не буду, но знаю, что нам отнюдь не надо
требовать с славян
благодарности, к этому нам
надо приготовиться вперед.
Начнут же они, по освобождении, свою новую
жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии,
например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских
держав будет и Россия, но они
именно в защиту от России это
и сделают.
Начнут они непременно с того,
что внутри себя, если не прямо
вслух, объявят себе и убедят
себя в том, что России они не обязаны ни малейшею
благодарностью, напротив, что
от властолюбия России они
едва спаслись при заключении
мира вмешательством
европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия,
отняв их у турок, проглотила
бы их тотчас же, «имея в виду
расширение границ и основание великой
Всеславянской империи на порабощении славян жадному,
хитрому и варварскому
великорусскому племени».
Долго, о, долго еще они не в состоянии будут признать
бескорыстия России и великого, святого,
неслыханного в мире поднятия
ею знамени величайшей идеи,
из тех идей, которыми жив
человек и без которых
человечество, если эти идеи
перестанут жить в нем, -
коченеет, калечится и умирает
в язвах и в бессилии.
Нынешнюю, например,
всенародную русскую войну,
всего русского народа, с царем
во главе, подъятую против
извергов за освобождение
несчастных народностей, - эту
войну поняли ли, наконец,
славяне теперь, как вы думаете?
Но о теперешнем моменте я говорить не стану, к тому же мы еще нужны славянам, мы их освобождаем, но потом,
когда освободим и они кое-как
устроятся, - признают они эту
войну за великий подвиг,
предпринятый для
освобождения их, решите-ка
это? Да ни за что на свете не признают! Напротив, выставят
как политическую, а потом и научную истину, что не будь во все эти сто лет
освободительницы-России, так
они бы давным-давно сами
сумели освободиться от турок,
своею доблестью или
помощью Европы, которая,
опять-таки не будь на свете
России, не только бы не имела
ничего против их освобождения, но и сама
освободила бы их.
Это хитрое учение наверно
существует у них уже и теперь,
а впоследствии оно неминуемо
разовьется у них в научную и политическую аксиому. Мало
того, даже о турках станут
говорить с большим
уважением, чем об России.
Может быть, целое столетие,
или еще более, они будут
беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться
властолюбия России; они будут
заискивать перед
европейскими государствами,
будут клеветать на Россию,
сплетничать на нее и интриговать против неё.
О, я не говорю про отдельные
лица: будут такие, которые
поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них
всегда. Они поймут всё
величие и всю святость дела
России и великой идеи, знамя
которой поставит она в человечестве. Но люди эти,
особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве,
что будут подвергаться
насмешкам, ненависти и даже
политическому гонению.
Особенно приятно будет для
освобожденных славян
высказывать и трубить на весь
свет, что они племена
образованные, способные к самой высшей европейской
культуре, тогда как Россия -
страна варварская, мрачный
северный колосс, даже не чистой славянской крови,
гонитель и ненавистник
европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала,
конституционное управление,
парламенты, ответственные
министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно
утешать и восхищать. Они
будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских
газетах телеграммы,
извещающие весь мир, что
после долгой парламентской
бури пало наконец
министерство в Болгарии и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний Иван
Чифтлик согласился наконец
принять портфель президента
совета министров.
России надо серьезно
приготовиться к тому, что все
эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей
заразятся европейскими
формами, политическими и социальными, и таким образом
должны будут пережить целый
и длинный период европеизма
прежде, чем постигнуть хоть
что-нибудь в своем
славянском значении и в своем особом славянском
призвании в среде
человечества.
Между собой эти землицы
будут вечно ссориться, вечно
друг другу завидовать и друг
против друга интриговать.
Разумеется, в минуту какой-
нибудь серьезной беды они
все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать,
сплетничать и клеветать на нас
Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда
будут инстинктивно (конечно,
в минуту беды, а не раньше),
что Европа естественный враг
их единству, была им и всегда
останется, а что если они
существуют на свете, то,
конечно, потому, что стоит
огромный магнит - Россия,
которая, неодолимо
притягивая их всех к себе, тем
сдерживает их целость и единство.
Будут даже и такие минуты,
когда они будут в состоянии
почти уже сознательно
согласиться, что не будь
России, великого восточного
центра и великой влекущей
силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая
национальность их исчезла бы в европейском океане, как
исчезают несколько отдельных
капель воды в море.
России надолго достанется
тоска и забота мирить их,
вразумлять их и даже, может
быть, обнажать за них меч при
случае.
Разумеется, сейчас же представляется вопрос: в чем
же тут выгода России, из-за
чего Россия билась за них сто
лет, жертвовала кровью своею,
силами, деньгами? Неужто из-
за того, чтоб пожать столько
маленькой, смешной ненависти
и неблагодарности?
О, конечно, Россия всё же всегда будет сознавать, что
центр славянского единства -
это ОНА, что если живут
славяне свободною
национальною жизнию, то потому, что этого захотела и хочет ОНА, что совершила и создала всё ОНА. Но какую же выгоду доставит России это
сознание, кроме трудов, досад
и вечной заботы?"
Тот, кто не пережил ни одной войны, никогда не узнает, в какое прекрасное довоенное время он жил.
Растущая луна зовёт проснуться
От морока воинствующих зол,
Отвергнуть балаклаву, каску, бутсы,
Примерить хангерок или камзол.
Кольчуга и фанерная кираса
Укроют лишь от выдуманных пуль.
Возьми свой верный меч из плексигласа,
Уйди в лучистый девственный июль.
Пускай война останется картинкой,
Драконом из картона и фольги.
Не только трубы делают из цинка.
Не пушечное мясо, не враги -
Мы - люди! Мы - чудеснейшие твари!
Мы можем всё - летать, любить, мечтать.
У нас есть Ганди, Моцарт и Гагарин.
Очнитесь, люди. В бога душу мать.
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
Над ширью пашен и полей,
И у берёз и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
Что под берёзами лежат,
И вам ответят их сыны -
Хотят ли русские,
Хотят ли русские,
Хотят ли русские войны!
Не только за свою страну
Солдаты гибли в ту войну,
А чтобы люди всей земли
Спокойно ночью спать могли.
Спросите тех, кто воевал,
Кто нас на Эльбе обнимал, -
Мы этой памяти верны.
Хотят ли русские,
Хотят ли русские,
Хотят ли русские войны!
Да, мы умеем воевать,
Но не хотим, чтобы опять
Солдаты падали в бою
На землю горькую свою.
Спросите вы у матерей,
Спросите у жены моей,
И вы тогда понять должны -
Хотят ли русские,
Хотят ли русские,
Хотят ли русские войны!
На пляже рядом со мной расположился русский дед с двумя внуками.
Черный весь, сразу видно - не один месяц тут загорает, так и оказалось.
В первые дни мы просто здоровались, потом поменялись зачитанными до дыр, влажными от брызг русскими газетами, а когда больше читать стало нечего, разговорились.
Вначале о черногорской флоре и сербской фауне, потом о моих детях и его внуках, а потом просто - за жизнь.
Его сын, купил тут квартиру, вот дед с внуками и загорает все лето. Хорошо, только иногда поговорить по-русски хочется, да не с кем.
Дед (я как-то даже и не спросил его имени, хоть общались неделю) поведал мне несколько своих семейных историй, вот одна из них:
Мы жили на Украине в маленьком селе. Мой батя, царство ему небесное, всю войну прошел, все четыре года в танке провоевал.
Как уходил, я не помню, маленький был, а как вернулся, помню, как будто вчера. Пацаны мне очень тогда завидовали - папка живой, с немецким аккордеоном, сам весь в медалях, орденах, да еще и с руками и ногами целыми. Тогда это была большая редкость.
Правда, лысый весь и рот стал маленький и круглый - голова в танке малость подгорела, но глаза целые и сам здоров как бык.
Работал наш батя трактористом в колхозе, жили голодно, но дружно, не жаловались. Все было бы хорошо, только в 52-м понаоткрывали вокруг нас угольных шахт и стали на них зазывать добровольцев-комсомольцев. Добровольцы кончились, так и не начавшись, но задание партии выполнять нужно и тогда начали, хочешь - не хочешь, грести всех подряд.
Причем во время работы не забирали, что бы слухов не было, наверное, гребли только по вечерам.
Сидит человек в хате, никого не трогает, а тут раз - здрасте. Явились агитаторы с милицией.
Забирали всех мужиков от восемнадцати до пятидесяти. Пишешь заявление добровольца, котомку в зубы и на шахту в «бой за уголек». Не хочешь писать сразу, так сначала почки отобьют, после тут же напишешь…
Батя наш очень не хотел на те шахты.
В хате под полом выковырял себе место, величиной поменьше гроба, и как только собака вечером залает, быстро хватал документы, надевал пиджак с медалями, крестился и влезал под пол. Сверху закрывался доской и каждый из нас, детей, умел быстро накрывать ковриком отцовский схрон. Даже трехлетняя сестра. Ну, вообще не заметно.
Бывало, ворвутся в дом, и давай папу шукать. Все переворачивали, вначале искали отца, потом уж его документы, награды, костюм.
Мама говорила, что мол, вот только перед вашим приходом муж собрался, взял паспорт, медали и уехал в город, зачем, не знаю.
Товарищи агитаторы ругались, плевались и уходили, может на неделю, может на месяц…
А папа вылезал из своего гроба, все лицо в слезах. И так до следующего лая собаки.
Мама его жалела.
Конечно, обидно - жизни не щадил, четыре года за Родину отвоевал, оставьте уже мужика в покое, пускай в своем колхозе землю пашет, так нет же…
Однажды, все же нашли.
Вытащили, вывели на двор и так отдубасили… до сих пор в ушах стоит его крик.
На шахте отец проработал недолго, пару месяцев всего.
Их бригаду там привалило.
Многих поубивало, а бате ноги отрезали выше колен.
Ничего, он не унывал, по дому все сам делал, прыгал по хате как обезьянка, еще быстрее здорового. Даже в футбол с нами играл, стоял на воротах.
Вообще хороший был мужик, добрый.
Он ведь, слава Богу, до старости дожил, в 80-м схоронили…
…Дед кряхтя поднялся и пошел к морю разнимать дерущихся за матрас внуков, а у меня все никак не шел из головы человек со слезами на обезображенном лице, который лежал в темноте и старался не звякнуть медалями…
Когда стенает сатана,
И собирает всех на пир,
Мы понимаем, жизнь хрупка,
И начинаем ценить мир.
Вы кричали: «Восток, поднимайся!»
Призывали: «Восток, не молчи !
За свободу и правду сражайся !».
Что теперь? Вы для нас палачи?..
Посмотрите на Нас -
Здесь, бок о бок: украинец, татарин, грузин …
ЭТО - правда и ЭТО - свобода
На Востоке народ весь ЕДИН!
Здесь, любому из нас хватит места,
Мы любовью и верой живём.
Мы - за Мир, за Единство, за Честность!
Если надо, за них и умрём…
…
Но, Господи, помилуй и спаси!
С войною чашу мимо Нас Всех пронеси!
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины,
Спросите вы у тех солдат,
Что под березами лежат,
И вам ответят их сыны
Хотят ли русские войны!
Никто не победит. Русским и украинцам
Никто не победит. Исход - заране:
Мундиров не украсят ордена.
Идёт война. Но не на поле брани.
Идёт в умах жестокая война.
Без выстрелов, без сабельного звона
Друг друга рвут «хохлы» и «москали»,
И плачут православные иконы,
От края к краю родовой земли.
Мы, созданные быть единой паствой,
В бессмысленном сражении сойдясь,
Забыли напрочь: «Разделяй и властвуй»…
А кто-то помнит, разделяя нас.
Слюной исходит шакальё за морем,
И ломятся столы чужих пиров.
Какой пустяк - границы территорий,
Коль тесен нам теперь небесный кров.
Пульсирует кусок единой плоти.
Уже кровит, но цел ещё пока,
Под голос предков: «Врёшь! Не разорвёте!»
…Но вот, страшнее пули и штыка,
Летят слова, они уже не ранят -
Навылет бьют, смертельнее свинца…
Опомнитесь! Опомнитесь, СЛАВЯНЕ!
Не оживут остывшие сердца!
Не ждите, победителей не будет,
Лишь побеждённых жалкие ряды
По площадям псевдосвободных буден
Протащатся, бессилием горды…
…И, горе утопив в одном стакане,
Запишут внуки через времена:
«Была война. Но не на поле брани -
В умах дедов дурацкая война».
Невозможно, не разрушив старого, построить нового… НО (!)посмотри - не заденут ли «осколки» людей, рядом стоящих !!!