Наигралась чужими руками с собой-
Просто было…
Написала три сотни стихо про любовь
И забыла.
Только ночью, когда с неба падал мой сон,
Не поймала,
Триста снов о любви, о сердцах в унисон
Вспоминала.
Триста жарких, холодных, нейтральных тебя
Мне приснилось.
Наигралась тобой я, как в куклу, в себя
И влюбилась…
Весенняя смена настроений… от эйфории до апатии порой даже ангела небесного во мне кричать заставляет как раненого зверя…
Молитва
Боже милый, дай терпение
И своё благословение,
Мне на каждый шаг и вздох,
Ведь порой так тяжек он.
Помоги найти то слово,
В понимании другого,
Чтоб обиду избежать
И надежду ему дать.
Не оставь меня в сомнениях
И тех жалких угрызениях.
Снизойди и вразуми,
От ошибок отведи.
Дай мне силы быть собою,
Устоять перед бедою,
И помочь ещё тому,
Кого искренне люблю.
Сегодня «Мое поколение»
Чтобы осмотреть свои зубы, вполне можно и не покупать специальный фонарик.
А просто пустить в рот солнечного зайчика.
Наша музыка уже доиграла? Наше время уже прошло?
У нас ничего не начиналось. Мы пустое поколение лупоглазой дряни, сидящей на легких энергетиках и высоких градусах.
Мы верим? Возможно и верим. В свой эгоизм и в то, что в любой момент можем бросить курить.
Мы подобны тем, кто был раньше. Мы менее обезьянообразные, это факт. Но куда более ненормальные. Нам не хватает ярких судеб и сильных чувств, поэтому мы съезжаем.
Нам нравится наш образ жизни, нам нравится то, что происходит в наших мозгах.
То, как они плавятся и рождают необычные картинки, наполняясь ватной тяжестью
Онанизм серого вещества.
Мы изменили человечество?
Навряд ли. Ребенок может вырасти, когда пьет молоко. Пустышкой ему же всего лишь затыкают рот.
Мы пустышки.
Мы не чувствуем особого предназначения, но живем и стремимся.
Всегда так было? Вздор. Не лезьте в нашу особенную и неповторимую нишу!
Слова - пустое прикосновение чужих воспоминаний.
Пошлите все к обожаемому богу.
Почему только дьявол и черты получают вашу отменную корреспонденцию?
Скорость солнечного зайчика может превышать скорость света. © Пропахший плохим табаком учебник физики.
Очень важно быть просто самими собой…
такими, как есть… непонятными иногда
даже самим себе, нелогичными где-то…
…идущими вопреки общепринятым нормам о счастье…
…которое, возможно, именно в зыбкости связи -
и есть самое глубокое и чистое…
…ибо, возможно, именно
на полпути друг к другу остановившись -
и можно сохранить эту чистоту… чувства…
балансируя между да и нет…
сохраняя свободу…
необходимую для ощущения полёта…
…
Знаешь, мой милый мальчик,
Я так хотела с тобою быть.
Знаешь, мой милый мальчик,
Ради тебя готова была всех позабыть.
Наверное это нелепо так,
Что любовь сильнее людей бывает.
Наверное это нелепо так,
Что чувство изнутри все ребра ломает.
Я любила бы искренне, нежно,
Как никто никогда не полюбит.
А ты со мною так небрежно…
Твоя небрежность меня точно погубит…
…А на Новый год он непременно бы принес ей елку. Огромную, пушистую, остропахнущуюю лесом и счастьем. Он стоял бы на пороге квартиры, и, глядя на нее сверху вниз темным, смеющимся взглядом, стряхивал с волос и елочных лап блестящие, порхающие снежинки, и говорил о том, что совсем не замерз в такой мороз, и пока нес елку все время думал о том, что она его ждет и у них впереди еще целая волшебная ночь, а потом длинная предлинная жизнь вдвоем, и от этого было очень жарко внутри и сердце стучало в висках и хотелось не идти, а бежать пугая прохожих.
А она бы смотрела на него снизу вверх и очень сильно старалась не плакать. не поддаваться тому пронзительному и переполняющему, что уже совсем не умещалось у нее внутри от его взгляда и голоса, от кружащихся в их коридоре снежинок, от запаха ели и ее мыслей о том, что так не бывает. что не бывает того, чего она так много лет отрицала и вот теперь оно живет в ней и не «прогорает», а становится с каждым днем все сильнее и крепче к этому мужчине, такому не похожему на всех остальных, которых ей доводилось встретить в своей жизни.
А потом они бы пошли доставать с антресолей старые картонные коробки с запыленными елочными игрушками, которые уже много лет никто не доставал в его доме. коробки бы падали ей в руки, пыль клубилась в воздухе, они бы чихали и целовались, каждый раз неожиданно, ни с того, ни с сего, в каком то едином порыве стремясь убедиться, что это не сон. что есть эта жизнь. давно не беленные высокие потолки. пыльные коробки и губы, так жадно впивающиеся друг в друга, как будто впервые.
А елка бы стояла в углу и молча ждала, когда смешные и трогательные люди, наконец перестанут смотреть друг другу в глаза и касаться плеч и ладоней горячечными, неутомимыми прикосновениями, и начнут доставать из коробок тоненькие, резные снежинки из сжатой фольги. и разноцветные домики-избушки, посыпанные снизу доверху игрушечной снежной глазурью. и большие, важные шары, отливающие матовыми боками. и остроконечные звезды. и тихо позванивающие, расписные колокольчики. достанут и будут бережно и поминутно любуясь прилаживать свои запыленные сокровища к ее широко раскинутым лапам, а потом найдут в коробках перепутавшийся моток крошечных огоньков и, усевшись на пол, начнут его разматывать без конца отбирая его друг от друга и от этого запутывая еще больше. обернут всю елку от макушки до пят распутанными мигающими огоньками, елка засверкает, а она убежит на кухню.
С кухни будут доноситься голоса и мелодии из любимой ими обоими «Иронии судьбы». и звуки целующегося хрусталя и шепот фарфоровых тарелок. будет пахнуть жаренным мясом и еще какой-то не понятной смесью из аромата мандарин, хрустящей корочки воздушного пирога и нежности женских рук, готовящих еду для любимого мужчины.
Они не поставят ни стола ни стульев. она постелет прям на пол, под ноги елке большущую, круглую, белоснежную, вязанную салфетку, зажжет толстые, красные, едва слышно потрескивающие свечи и накроет их праздник на двоих. Они сядут на пол- он в одних джинсах, слегка больших ему в поясе, она в длинном, белом платье с глубоким декольте и разрезом по бедру до самой тазобедренной косточки и будут смотреть на елку и друг другу в глаза, и говорить о том, что зима только пришла, а уже хочется тепла, пить шампанское и касаться губами и ладонями его обнаженных плеч и ее оголенной коленки из-под широко распахнутого разреза.
Пробьет полночь и под бой курантов ее платье станет безликой, невразумительной тряпочкой, сброшенной в спешке и уже забытой под молчаливыми лапами ели. они будут задыхаться от своего так трудно обретенного счастья и шептать друг другу о том, что жизнь и любовь это всего лишь один человек. два в общем, но для каждого из этих двоих один единственный.
А потом обязательно придут какие-то люди. и она будет громко, скрывая смущение смеяться, поправляя все время куда-то ползущий разрез на платье и шептаться с подругами и смотреть на него через всю комнату взглядом, от которого ему покажется, что этот миг и эта женщина- лучшее что могло случиться с ним в этой жизни. а он будет сидеть в другом конце комнаты, уже за столом, играть с мужиками в карты и мечтать, чтобы они все провалились в тар татары или она срочно что-нибудь сделала с этим невозможным разрезом, дразнящим его круглыми коленками и идеальной линией бедра.
А на улице будет вьюжить и уж совершенно точно кто-нибудь придумает идти играть в снежки. Она будет прятаться за его спиной, точнее припадать в ней пылающим лбом и путаться в мыслях о том, что под дубленкой он даже без рубашки и теперь уж точно заболеет и что кожа у него какая-то как у ребенка- гладкая и теплая и ее все время хочется целовать.
А потом все вернуться в квартиру, и сядут кто где, и станут смотреть старое советское кино и шептаться и засыпать.
А он тихо возьмет ее за руку и отведет на кухню, посадит на подоконник, прижмет к себе, и будет смотреть на едва различимые звезды в небе над его родным городом и думать о том, что так бывает только в сказках.
А она, устроив голову у него на плече, вдыхая его запах и по девчоночьи веря в чудеса, уснет, точно зная, что так бы оно все и было.
Если бы они просто могли быть вместе…
Оцифровано невозможное,
И бинарным кодом изложено,
Ухожу от тебя - не стреножена,
Все подсчитано, подытожено.
Допустимые переменные -
Папка с флиртами и изменами,
И глобальные постоянные -
Навсегда ты на расстоянии.
В промежутке плюс/минус эпсилон -
Как статистика горьких потерь,
Обновленная бета-версия,
С примечанием: «Мне не верь».
Твои месседжи - па из танго,
Крошат встречи на миражи.
Я устала уже возвращаться,
И тонуть в этой вечной лжи.
Перепрыгнуть бы оцифрованность
И из матрицы выйти в мир.
Декабрем я теперь очарована,
Он чуть грустный, усталый мим…
Влюбляются потому что полны любви и есть нужда отдавать…
Автор Владимир_
Виновных нет, как нет и правых
Раз вдруг любовь не получилась…
Знать были чувства для забавы,
Когда во времени расплылись…
Вспоминаю.Люблю.Прости…
Но не может жизнь быть такой.
В какофонии голубой
Надрываясь, скулит гобой,
Приглушённый кларнета всхлип,
И ударных гнетущий бой…
Наш мотив так и не возник.
И беда звучит вразнобой,
Оттеняя беззвучный крик…
И в сценарии для двоих
Эпизод не озвучен тобой…
В моменты высшего проявления чувств,
как не странно, в голове у человека пустота…
нет мыслей… нет слов… только любовь…
Ревность?
Грусть?
Пусть будут,
В этом океане чувств.
И… нежность.
Один из наших видных ученых как-то сказал, что талант физика созревает до 20 лет. Я бы добавил, что великие качества человечности - любовь к жизни, ненависть к трусости, благородство, людское товарищество, ясная доброта - все эти нравственные качества возникают, прочно закладываются в детстве, а потом лишь шлифуются: время оттачивает и проверяет их.
Мало можно назвать людей, через чье детство не прошли бы великолепные сказки Корнея Чуковского - «Айболит», «Мойдодыр», «Муха-Цокотуха», «Федорино горе», «Крокодил». В этих сказках нет ненужной усложненности. Они просты, как глагол, и они поражают детское воображение. Ведь в память ребенка всегда врезывается то, что в движении, в жесте, в поступке: как произошло, что сделал, что совершил?
Слова и воздух этих сказок настолько чисты, настолько прозрачны, что дети мгновенно выучивают эти стихи наизусть и помнят их уже всю жизнь, а потом, становясь взрослыми, вновь возвращаются к ним, читая знакомые строки своим детям и внукам. И эта вторая и третья встречи нисколько не кажутся наскучившим повторением пройденного - новые встречи приносят истинную радость и всегда волнуют, как прохладный ветерок детства, где было раннее тихое утро, на траве косая вечерняя тень от дома, в котором когда-то жил, - до сих пор, кажется, ощущаешь запах нагретых солнцем подоконников.
Я не знаю почему, но дети, болея, всегда просят читать вслух сказки Корнея Чуковского. Я знаю это по своим детям и по детям многих знакомых. Казалось бы, строки знаменитых «Мухи-Цокотухи» или «Айболита» наизусть выучены, казалось бы, детское воображение уже не тронет история незадачливой «Цокотухи» и славного доктора Айболита, однако давно известные слова сказок не теряют силу свежести, своего аромата, своей действенности. И снова, как при первом чтении, блестят у детей глаза ожиданием, радостью, любопытством, вдруг затаилось дыхание, и смотришь - появилась улыбка, как будто совершилось открытие доброты, как будто теплое солнце осветило лицо. Дети очень чутки к слову, они остро чувствуют, где их обманывают, где становятся перед ними на корточки, конфетно сюсюкая, подделываясь под доброго дядю, беззастенчиво фальшивя. Так же как и у взрослых, в библиотеке детей есть книги зачитанные, затрепанные, а следовательно, и самые дорогие, и есть книги новенькие, с нестершимся золотым тиснением на переплетах, книги, раз только раскрытые и недолистанные до конца. Такие, как сухой школьный формуляр об обязанностях, при одном взгляде на них навевают пыльную скуку, к таким не тянется рука с трепетом волнения, они не друзья, они как надоедливые окрики старших: «Коля, не болтай ногами! Лида, вынь палец изо рта!» И названия книг этих стираются, как будто и нет их.
Сказки Корнея Чуковского счастливым эхом отдаются в душах детей, они будят те добрые и чистые человеческие чувства, без которых немыслима, просто не нужна детская литература.
И это редкий дар, потому что писать для взрослых несколько проще - здесь легче настроить волну чувств, легче мысленно ощутить ответную волну, здесь иногда читатель простит непростоту, лишнее слово, лишний абзац, простит во имя общего направления мысли.
На детских книгах Чуковского воспиталось уже не одно поколение. Видимо, это объясняется тем, что сюжет, строфы его сказок, образы их, даже ритм (о ритме Чуковского можно говорить особо) являются настолько органичными для детского восприятия, что трудно представить себе ребенка, который не запомнил бы на всю жизнь и не полюбил храброго комара, или бесстрашного Ваню Васильчикова, или милого доктора Айболита, готового всегда прийти на помощь.
И вот сейчас, когда я думаю о сказках Чуковского, я вспоминаю военный госпиталь для тяжелораненых на станции Старая Рачейка, палату, залитую снежным зимним солнцем, и рыженького, с простреленной грудью паренька, который, сдерживая стон, тоскливо глядя на белую госпитальную дверь, спрашивал по утрам хрипло:
- Братцы, когда ж мой Айболит придет? Где он?.. Братцы, кто-нибудь… позовите моего Айболита с уколом…
«Соединиться или умереть» из истории великих людей.