Цитаты на тему «Терпение и терпимость»

Терпимость-очень трудная добродетель, для некоторых труднее героизма… Наш первый порыв и даже последующий-это ненависть ко всякому, кто не так думает, как мы.

Почему нам так трудно общаться с пожилыми родителями?

Я вам вот что скажу - мне проще, чем вам. Да, я общаюсь со стариками каждый день по восемь часов: это моя работа. Вы, наверное, нет. Да, у меня их десятки. А у вас - в лучшем случае двое.

Но - и это огромное НО!

Тех стариков, с которыми я общаюсь, я никогда не видел взрослыми людьми, решающими сто тысяч дел одновременно. Я познакомился с ними, когда они уже были стариками. Я не помню их молодыми, а себя рядом с ними ребенком.

Они не отводили меня за руку в детский сад, не вытирали мне попу, не кормили, не поили, не ругали, и я не клянчил у них набор плоских чапаевцев из красной пластмассы. У меня нет с ними предыстории. А у вас она есть.

И поэтому мне намного проще. Мне не с чем сравнивать. Мне незачем говорить им:

«Мама, не ешь столько, ты же толстеешь!»
«Папа, тебе лучше не пить, ты же знаешь!»
«Старая же кофеварка совсем, чего не купите новую?»
«Мама, когда ты наконец научишься пользоваться компьютером?»
«Папа, а давай я тебя в бассейн запишу? Плавать будешь!»
«Мама, ну, что ты говоришь?!»
У меня никогда не будет таких историй, которая случилась с одной моей знакомая, совершенно случайно узнавшей, что ее восьмидесятипятилетняя мама - расист. Мама приехала к ней в гости в небольшой американский город и через пару дней публично выразила дочери свой восторг по поводу того обстоятельства, что в городе «совершенно нет черных».

Знакомая рассказывала мне, что пришла в ужас от своего открытия и потратила два дня в яростных попытках маму переубедить. И только потом задумалась - а зачем, собственно, она это делает? Если даже ей и удастся объяснить маме всю глубину ужасных маминых заблуждений, что это изменит? Как от этого увеличится мамин комфорт и качество оставшегося маме времени? Да никак. А тогда зачем переубеждать? Из принципа?

Вы замечали, что ни одни старики не раздражают нас так сильно, как наши собственные? Это потому, что наши старики - это постаревшие родители, которых мы помним другими, молодыми и полными сил и которые еще относительно недавно исполняли в нашей жизни совсем иную роль. Мы не готовы разрешить им одряхлеть, поглупеть и впасть в детство. Мы хотим ими гордиться. И потому пытаемся заставить их заниматься спортом, правильно питаться, больше гулять, развить память и осознать всю глубину ошибочности своих устаревших взглядов на жизнь, чтобы дать нам возможность писать в Facebook посты об их удивительных успехах.

Ежедневно и ежечасно мы всеми силами пытаемся не дать им постареть. И тратим на это безнадежное дело огромное количество энергии и сил, формируя для них странные правила:

Глупостей не говорить.
Одеваться ярче.
Пользоваться интернетом.
Не сидеть дома.
Мама - самая красивая.
Папа - самый сильный.
Основная причина абсолютного большинства наших конфликтов и ссор с пожилыми родителями заключается в том, что мы не готовы принять то, что делает с ними время. Время их портит. Мы ссоримся с ними, пытаясь их «починить», подогнать под наши представления о родителях.

Но старость - вещь необратимая. Ни один - подчёркиваю - ни один из огромного количества пожилых стариков, с которыми я имею счастье ежедневно общаться вот уже второй десяток лет, не является в моем представлении полностью адекватным человеком. По крайней мере, с точки зрения норм, принятых для нашего с вами возраста.

Пожилые люди живут в других, отличных от наших, системах координат.

Есть только один способ улучшить наши отношения с ними. Один-единственный способ сделать эти отношения легкими и простыми. Этот способ заключается в том, чтобы понять и принять, что эти отношения уже никогда не будут прежними. Они не будут легкими или простыми. И нужно найти в себе силы, чтобы дать старикам возможность быть такими, какие они есть.

Уважать их детский выбор. Выполнять глупые просьбы. Не относиться серьезно к их идеям. Соглашаться на странные требования. Не спорить с ними, когда они говорят абсолютную и очевидную чепуху. Потому что - зачем? Какой смысл?

- Мама, какой кофе ты хочешь?

- Растворимый, самый дешевый!

- Хорошо.

Наша задача ведь не в том, чтобы мы могли ими гордиться, а в том, чтобы сделать оставшиеся им время максимально комфортным и приятным. Это очень разные задачи.

Мой отец, кстати, был лучший в мире волшебник. Я не вру.

Я, как сейчас, помню, как мама говорит мне из кухни: «Саша, перестань играть с мячом в квартире!». И помню, как мяч летит в тяжеленную вазу - ваза медленно, неумолимо падает на черное стекло чешского серванта, которое с грохотом покрывается паутиной трещин. Помню, как мама говорит мне: «Придет папа с работы - сам ему будешь объяснять!» Потом мы с мамой куда-то пошли, и я ужасно боялся вернуться, потому что представлял, что вот папа уже пришёл с работы, снял пальто, зашёл в гостиную и обнаружил разбитое стекло. Я представлял всю силу его справедливого гнева. Но как объяснять ему про мяч, я не понимал.

И я помню, как мы с мамой вернулись домой. И как я, ожидая заслуженной выволочки, обнаружил, что разбитое стекло на серванте - целехонько. Я помню смеющегося отца. Папа, советский инженер-рационализатор, сумел как-то перевернуть разбитое стекло таким образом, что гордость отечественного приборостроения радиола «Рига» прикрыла собой все произведенное мною безобразие. И мне ничего не было!

Вспоминая весь этот ужас, я потом еще долго заглядывал время от времени одним глазом в щель под радиолу, чтобы посмотреть, как же там дико страшно. И каждый раз снова радовался папиному волшебству.

Мой папа-волшебник умер в городе Москве от сердечного приступа в 2004 году. К этому времени у него уже было два инфаркта.

Как инженер-рационализатор, он пытался при помощи таблеток сам наладить работу сердца. Папа составлял спасительные, как ему казалось, схемы и записывал на бумажной ленте точное время приема лекарств и их дозы. В больницу ехать он наотрез отказывался. Даже когда уже только сидел в кресле, а лежать не мог - задыхался: сердечники задыхаются.

Я не знаю, почему не отправил его в больницу насильно, вопреки его глупой старческой воле. Наверное, потому, что в глубине души мне очень хотелось, чтобы и с собственным сердцем у него все получилось так же удивительно прекрасно, как со стеклом чешского серванта. И чтобы он остался волшебником, способным меня, ребенка, по-прежнему поражать недоступными моему пониманию чудесами. Волшебником, - а не впавшим в детство испуганным стариком.

Я договорился с ним, что, ну, вот, если еще один приступ, то тогда уже обязательно, в больницу.

Приступ случился через пару дней. Отца умчали на скорой. Он умер по дороге.

- Мы знали, что ваш отец уважаемый человек, и сделали больше обычного, - сказал мне в утешение врач, когда я пришёл за вещами.

Дай Бог каждому столько терпения, сколь Господь с нами претерпел.

Казалось бы, русская классика постаралась если и не ответить на большинство вопросов, то хотя бы задать все самые сложные. Но не все так просто, и из новой паутины старых парадоксов по путеводителю Достоевского или Толстого не выбраться.

Предположим, ваш близкий человек, жена, брат, муж, друг, сын, тот, с кем вы связаны и повязаны, на чьей стороне вы по умолчанию должны быть всегда, совершает поступок, который вы ни понять, ни принять не можете. Предал, подставил, вас, другого близкого человека, кошку в окно выкинула, выложила фото своей или чужой голой задницы в сети на всеобщее обозрение, оставил жену с пятью детьми, алименты не платит, старушку в очереди толкнул, ребенка ударил.

Что вы делаете? Вариант первый: ничего. Вариант второй: сначала страшные глаза, потом, возможно, ноги. В промежутке - скандал, истерика, крики: «Как ты мог?» и «О чем ты думала?» Но есть ли третий вариант?

Это происходит сплошь и рядом. У моей знакомой муж на полном ходу выкинул в окно машины стеклянную бутылку из-под кока-колы. Бутылка попала в лобовое стекло другой машины, стекло лопнуло, девушка за рулем от испуга не справилась с управлением, автомобиль влетел в столб, она в больнице с челюстно-лицевой травмой.

Он идиот, он со всех сторон неправ и будет расплачиваться за свой идиотизм, и у него есть жена, которой тоже придется расплачиваться за его идиотизм. Но у нее, в свою очередь, есть выбор, разделить судьбу идиота или убежать своей дорогой.

И некоторые убегают. У человека вообще хорошо разработана система отречения. В разное время отрекались от ближнего, от государства, от короля, от веры, от самого Господа Бога. От всего того, чему так или иначе присягали. От того, что было не пустым звуком, на что подписывались и чему обещали служить верой и правдой.

Но легко жить в «чудесной стране», служить благородному правителю и прекрасному ближнему. А как сохранить верность тому, в чем или в ком разочаровался? Можно и нужно ли включать механизм внутреннего оправдания, когда ваш человек поступил или поступает как идиот, слабак или мерзавец?

У моей хорошей знакомой конфликты между родителями доводят ее до натурального безумия. Ее отец много лет ведет себя как чудовище по отношению к матери, к которой она очень привязана. Но она привязана и к отцу, она понимает, что плохой, это тот же хороший, которому не повезло в жизни, знает, что ни одна патология не образуется на ровном месте и просто так, но когда ее мать страдает от очередного конфликта, девушка не понимает, как ей быть.

Она не может вмешаться, не может вместо матери подать на развод, не может против воли отца вылечить его детские травмы, не может ни ударить его, ни оправдать. Мать приезжает к ней, и они молчат. Потом моя знакомая приезжает ко мне, и мы тоже молчим. Потому что лично я зареклась в таком клубке противоречий хоть что-то предлагать и советовать.

Или у одного моего приятеля отец после смерти жены решил тоже уйти из жизни. Выбрал летальный алкоголизм. Много лет буквально травил себя алкоголем. Семья жила в настоящем аду, где от острой жалости до ненависти практически не было ни зазора ни дистанции.

У другой моей знакомой сестра терроризирует всю семью своими болячками, реальными и мнимыми, но отказывается принимать препараты, про которые все знают и она знает, что они помогут и никак не навредят. Махровый манипулятор, она носится со своей, одной ей понятной кармой и псориазом на полтела, заставляет всех жить ее страданиями, но ничего не хочет менять.

Сплошь и рядом в самой обычной и привычной жизни, находятся люди, которые что-то сделали или делают не так. Изменить которых мы не можем, но и изменить свое отношение к ним, вопреки красивому совету, тоже не можем. И что остается делать? Биться головой о стену?

Недавно я в сердцах рассказала об этих тупиках своему хорошему другу. Разговор не получился, я все размахивала руками и толкала одну обличительную речь за другой, а он слушал меня, слушал, потом его отвлекли и, прежде, чем выйти из комнаты, он мне сказал что-то вроде того, что «терпеть иногда надо, просто терпеть».

Естественно, я возмутилась. Что это за вековая стратегия терпил? Как это - «терпеть»? Опять ничего не делать, не стремиться ворваться, вмешаться и попытаться изменить мир к лучшему? Вместо этого - отказаться и отступить? Смириться с фактом неизбежного? Но ведь это перекрученная и искалеченная собственная жизнь и неестественным образом вывернутые жизни близких. Так как быть-то?

На самом деле, я не знаю. Я не религиозна, но что-то мне подсказывает, что здесь все ключи, если они и есть, лежат еще глубже. Не в нательных крестиках, которые мы носим или не носим на шее, а в глубине и масштабе души, способной прощать и принимать мир таким, какой он есть.

Нашего человека не удивишь терпением. Знаменитая национальная опция. Вот только терпение ли это или форма равнодушия? Когда человек готов принять все как есть, но не из-за потенциала внутренних сил и возможностей, а потому что - все терпят и ты терпи!

Так расцветает философия вечно раздраженных терпил, а терпение как будто выходит из моды. Культура успеха толкает вперед, зовет бороться с несовершенствами, особенно внешними, и пороками, особенно чужими, призывает не терпеть, а действовать. А то терпение, которое, вдруг, есть, оказывается тонким и хлипким, как ситечко, и сразу за ним начинаются раздражения, обвинения, упреки, ультиматумы, протесты, война и перекошенная жизнь.

Это все область догадок и личного выбора, но, возможно, в том призыве терпеть все-таки что-то было. Да, вот так, неброско, без претензий на геройство, без заносов в прекраснодушную религиозность, терпеть, иметь мужество жить с утяжелителями на душе и продолжать радоваться этой жизни.

Понимая, что человек несовершенен, и с этим иногда ничего не сделаешь.