Объявление
ищу спонсора
Который год все
Висит
А годы идут …
Объявление стало. несравнивым
Черная бумага со светлым желанием !
- Тема досрочных парламентских выборов на Украине сошла на маргинес.
- Я не понял: на майонез или на маргарин?
Самая благодатная тема для болтовни - это ни о чём. Жаль только что новостей по этому предмету разговора давненько не поступало.
и покой бывает разным
но, зависит всё от нас
кто-то в бровь стреляет классно
ну, а кто-то точно в глаз…
В это холодное лето мы будем играть в слепых. Мы руками закроем друг другу глаза, узнавая лица на ощупь, кончиками пальцев, запоминая их не красивыми, а теплыми, не умными, а живыми. Мы будем читать истории чужих судеб, осторожно проводя губами по причудливым линиям на руках. Мы будем слушать. Мы научимся слышать. Не слова, которые могут обмануть, а оттенки сбивающегося под этими словами дыхания, которые не умеют лгать. Мы попробуем. Мы попробуем на вкус эту боль, слизывая ее соленые капли с обнаженной души, мы попробуем сладкое молоко бытия, выступающее на поверхности неба. В это холодное лето мы впервые вдохнем друг друга полной грудью, научившись отличать тонкий аромат улыбки от горького запаха горя. И, может быть, тогда эти странные встречи под дождем, листопадом, на ветру или под россыпью удивительных звезд приобретут совсем другой смысл.
В небольшой раздевалке детского дома 7 на низенькой скамеечке сидел мальчик лет четырех. Рядом возились двое взрослых: молодая женщина и мужчина чуть постарше.
Они нервно стаскивали с ребенка мокрые ботинки, комбинезон и вязаную шапочку. Затем женщина ловко втиснула его в миниатюрную джинсовочку, а мужчина попытался надеть сандалии. Да все не на ту ногу. Мальчик безропотно подставлял то одну, то другую…
- Ну, вот Тема! - тарахтела без умолку дама. - Вон, видишь, ребятки твои уже обедать сели! Давай, быстрее!!!
Мальчик медленно поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза:
- Ле-на! - прошептал он, едва шевеля губами. - Когда заберете? А??? После сна ???
- Ну вот… опять ты! - застегнул, наконец сандалии мужчина. - Сколько говорить! Сегодня не получится. Нас не будет в городе.
- А когда! - перевел на него взгляд мальчик. - Когда получится?
- Надо машину переставить! - засуетился мужчина и исчез в дверях. - Лена! Поторопись, ради бога! Самолет ждать не будет! - крикнул он с порога.
Еще мгновенье назад излишне суетившаяся дама как-то сразу обмякла и присела, будто лишившись сил. Руки ее безвольно упали на колени. Мальчик прижался к ней маленьким теплым тельцем и сомкнул ее руки уже за своей спиной.
Прошло несколько минут.
- Я тебя люблю! - прошептал он.
- Ну что ты, Тема? Что ты…
Женщина прижала мальчика к себе и легонько погладила его по худенькой спинке.
- Мы же ненадолго! А ты тут с ребятами побудешь денька три-четыре! А мы тебе позвоним!!!
- А подарок! - опять заглянул ей в глаза мальчик. - Про подарок не забыли, если все хорошо будет.
- И подарок, и подарок…, конечно! - еще крепче прижала его к себе женщина. По щеке ее лениво сползла первая слеза.
- Ты чего, Лена? - принялся размазывать уже побежавшие тонкими струйками слезы мальчик. - Три дня же!!!
- Три дня! Три дня! - затрясла головой женщина и подтолкнула мальчика в общую комнату.
Он не спеша вошел, чуть припадая на правую ногу, осмотрелся и присел за свободный столик. Все шестнадцать детей перестали греметь ложками и разом обернулись на него.
Пожилая женщина в белом халате поставила перед ним тарелку с первым. На второе - макароны по-флотски. Рядом стоял уже наполненный стакан компота.
- Вернулся… Степа? - чуть шевельнулся она рукой его русые шелковистые волосы.
- На три дня всего! - прошамкал набитым ртом мальчик. - Через три дня заберут!
И зарылся ложкой в суп.
- Да…, да, конечно!!! Три дня!!! - прошептала нянечка, прошла в раздевалку и прикрыла за собой дверь.
Из коридора появился давешний мужчина. Рядом стоял объемистый чемодан на колесах.
- Вот! - повел глазами на чемодан мужчина. - Вещи разные!!!
- Вот! - повторила вслед за ним женщина. - Накупили… всего! Куда их?
- Шкафчики у нас …, сами видите! - пробурчала, не глядя в их застывшие лица нянечка. - Самое необходимое, остальное забирайте!
- Да куда нам??? - растерялся мужчина. - Нам-то зачем…, теперь?
- Не знаю! Думать надо было! Прежде чем покупать…
Мужчина положил чемодан на скамеечку, расстегнул молнию. Женщина торопливо, путаясь в детских одеждах, принялась перекладывать вещи в шкафчик. Тот быстро заполнился до отказа, дверцы не закрывались.
- Ну… мы поехали?! - натужно проговорил мужчина. - Самолет у нас!
- Летите! - махнула рукой нянечка. - … Летуны!!!
Пара заторопилась к дверям. На выходе женщина обернулась:
- Нельзя! Вы не должны… так! Год по больницам, ночи бессонные, уколы, капельницы…, приступы эти! Мы пытались!!! Не всем дано!
Нянечка молча напирала всем телом, пытаясь прикрыть дверцу шкафчика. Наконец у нее получилось.
- Про три дня… - зря это! - посмотрела она в окно. - Ждать будет, минутки считать! Зря!!! Не по-людски это!
- Не могли мы, вот сразу…, с плеча! - прохрипел мужчина. - Мы …, как учили, постепенно. Через три дня позвоним, мол, задерживаемся. Потом… еще как-то!
- Не судья я вам, решили так решили! Чего теперь? Да и поздно уже. Директор приказ подписал. Степа ваш назад принят, на довольствие поставлен и все такое!
- Он привык на… Тему отзываться!
- Степан по документам! Чего имя коверкать. … Летите уже! И… не звоните! Не надо! Чем быстрее он поймет, тем лучше будет! Летите, самолет ждать не будет!
Мужчина и женщина, не сказав больше ни слова, не попрощавшись даже, тихо вышли. Входная дверь чуть скрипнула, послышался шум отъезжающей машины и все стихло.
Дверь в раздевалку слегка приоткрылась. Нянечка обернулась. Мальчик молча смотрел в щелочку.
- Ты чего Степан!
- Уехали???
- Уехали! Поел?! Иди милый, иди раздевайся. Тихий час скоро!
Мальчик вернулся в группу, не спеша разделся, аккуратно повесил на спинку стульчика одежду и забрался в кроватку.
Два часа пролетели как один миг. Он так и не заснул, просто лежал глядя в потолок. Прозвенел колокольчик. Дети повскакали, напяливали на себя костюмчики и платьица, шумели, проказничали. Мальчик встал вслед за ними, оделся, подошел опять к дверям, ведущим в раздевалку и заглянул в щелочку.
Потом раскрыл дверь побольше, еще шире, и наконец, распахнул совсем прямо настежь.
- Тема! - воскликнула женщина. - Ну, сколько можно спать?!
- Мы уж тебя заждались! - гремел чемоданом мужчина.
- …А три дня?! - только и смог промолвить мальчик.
- Рейс отменили! - хором воскликнули мужчина и женщина.
- Погода нелетная! Не полетим никуда… Без тебя… никуда!
Нянечка, повернувшись к ним спиной, торопливо перекладывала вещи из шкафчика обратно в чемодан. Плечи ее мелко подрагивали…
СОН
- Ты веришь в искренность? - спросила она.
Молчит.
- Тогда быть может в откровенность или в честность - веришь?
- Возможно…
- Да, что же в тебе не так, ты как высохший куст, где твои крылья?
- Ветер унёс…
- Ветер? Какой ещё ветер. Я мчалась к тебе, боялась опоздать, а ты…
Молчит.
- И почему здесь, так странно тихо… Что случилось? Не молчи!!!
Она попыталась его толкнуть, но наткнулась на какую-то прозрачную, резиновую стену.
Он тихо заговорил.
- Ты была за рулём, ехала на нашу встречу, и не справилась с управлением. Машину занесло, ударило о дерево. Когда я примчался в больницу, ты была в коме…, и умерла на моих руках. А я, вернувшись, домой напился с горя, потерял рассудок, и вышел из окна…
Он потупил взгляд и растаял, как предрассветный туман.
А она осталась с не покидаемым чувством, что всё это сон…
(из цикла «Портреты)
ЭЛЕН
Я - журнальная пчёлка. Тружусь, тружусь.
Ответь на крутой вопрос о себе - не трусь!
Как называешь ласково маму, трутень?
Вопрос, понимаю, для бизнесмена труден.
Пахнешь ты клёво. А так же ли клёво пашешь?
Мамка тебе, как в детстве, с окошка машет…
Маленький Пашка стал взрослым сыночком Пашей.
Палконстантиныч, вам повезло с мамашей!
Я б такому коблу не писала писем,
Я б не была, как старенький хвостик лисий,
Я б такому сыну не нянчила внуков,
Я бы ему сказала:"Сам нянчи, сука!"
РИЦЦА
В городе N узкоглазые лица,
Воды бушуют артезианские,
Если ты добрый, дай мне напиться,
Дай мне попробовать рай азиатский!
Часто знобит. Лихорадка сенная?
Или твои недомолвки, причуды?
Столько вопросов к тебе возникает,
Если вокруг не такси, а верблюды.
Пыль, как песок, а песок, как вода.
В городе N носят бабы шальвары,
Я не надену штаны никогда,
Клянусь твоим сочным восточным базаром!
МИСЮСЬ
Любимый вопрос девочки Ули:"А хули?"
Она пьёт «яагуар» глотками, жуя салями,
Она побывала замужем, распоковав писюлю,
А теперь по полной навёрстывает с б***дями.
Вечером ей колготки стирает мачо.
Кофе утром варит качок известный.
Он с ней вместе в дУше поёт и плачет,
Потому что очень любит Ваенги песни.
И ничуть не грустно ей в этой жизни,
Поскорее дни только б промелькнули,
Чтобы встать из гроба на своей тризне,
И задать любимый вопрос:"А хули?!"
Предчувствие осени
В желобе лета тихонько июль иссякал,
Нежно журчал и примолк - не заметили даже,
Только желтеющий лист в бредешке гамака
Робко шепнул об естественной этой пропаже…
Август ленивым котом на пороге лежит,
Рыжей горжеткой, заплатой на фоне зелёном…
Грусть не о том, что присущи всему рубежи -
Грустно на них натыкаться врасплох иль спросонок…
Предчувствие весны
Деревья голы, но уже не спят.
Стыдливо опуская очи долу,
смиренье и терпение хранят,
и зова ждут к весеннему престолу.
Снег рыхл и тёмен, ноздреват, липуч,
навязчиво пристав к твоей подошве,
он тщится выжить, но весёлый луч
врезается в его сырую толщу.
И с детской беспощадностью, смеясь,
стирает все молекулы снежинок,
все атомы,
оставив только грязь
на глянцевой поверхности ботинок…
Предчувствие среднего возраста…
Спалю я свой дом и останусь гола, как сокол,
И близких оставлю без крова, тепла и одежды,
И буду в милиции врать про набег печенежий,
Поскольку не каждый оценивать может прикол…
На пепел сиротский начального снега слетит стрекоза
И, долго порхая, присядет на тын обгоревший,
А дочь моя будет без кукол и книжек в слезах,
А матерь моя - обездоленной и постаревшей…
Любимый мой в доме напротив приют обретёт.
И прячась за непроницаемым плюшем портьеры,
Он, водку глушивший при мне, перейдёт на мадеру,
А имя услышав моё, покривит сладолюбственный рот.
И чёрная сука моя будет жалобно выть на трубу,
Торчащую жалко обугленным, длинным укором,
А друг усмехнётся - да видел меня он в гробу
С моими делами! - и горло промочит ликёром… палю…
Предчувствие неизбежного
Я сюда приползу умирать,
За шелковые травы держаться,
Пусть бы только стояла жара,
И детишки бежали купаться.
Пусть бы только стоял этот пруд,
А вокруг камыши и осока.
Пусть на дереве птахи поют,
И взлетают высоко-высоко!..
А с пригорка, идёт кто-то свой,
И кричит мне, кричит на беззвучном
Языке, и всё манит рукой,
И доносится: «Внученька! Вну-учка…»:
Такая маленькая мать!..
Успела бы простить, понять
Твои раскаянья глухие -
А руки слабые такие…
Такая маленькая мать…
Нам тоже дней не удержать:
Вот молодость уж на излёте,
А скоро станет на исходе
Такая маленькая жизнь!..
О матери
Бельё постелешь на диван,
Как гостье - новое.
А мне невзрослые слова
Приходят в голову.
Привычно заправляешь суп -
Слеза от луковицы,
А у меня по-детски с губ:
«Я буду слушаться!»
Как будто мир на том стоит
И не разрушится,
Покуда мудрых слов твоих
Я буду слушаться.
Ещё о матери
Как хорошо, что я не сын, а дочь,
И никогда за призрачной удачей
Не погонюсь,
Безвестно канув в ночь,
Не думая,
Что мать глаза проплачет.
Мужская прихоть, тяга или долг -
Мир познавать вдали от дома мамы.
Но сколько слёз прольётся на порог,
Мужских, сиротских, скопленных годами,
Когда отведав сладкой славы лавр,
Или разбитой жизни горький кубок,
Вернётся сын сказать, что был неправ,
А мамы нет…
И хвоей домик убран…
1. Кладбищенский бал
Луна - старушонка горбатая,
В старушечьих пятнах пигментных,
В пальтишке жёлтом, заплатанном,
Какие уж тут сантименты!
Парочки - клоны лунявые,
Никаких нет секретов особенных:
Старички беззубо-слюнявые
И старухи морщинисто-сгорбленные…
2. Аукцион
У хромого мучителя душ
От чужого крика не сводит живот.
А когда в перерыве играет туш,
Он живьём мумиё жуёт.
Великолепные души
От него за бесценок ушли,
Держите вострее уши,
Кто - меньше? Гонг.
Ку-
Пи-
Ли!
Чем больше душ с молотка слетит
Чертям по малой цене,
Тем меньше он сам провисит
Вниз головой в… дерьме.
И вечером, под сальной свечой,
Считая ломаные гроши,
Возрадуется хромоногий сморчок,
Что вновь
Ни одной
Дорогой
Души…
3. Завтрак людоеда
Ему по утрам бэбифштекы - бифштексы из бэби -
Трясущимися руками ставит слуга на стол.
Малый не слаб. Сам из убийц, из отребья,
Но очень боится, как бы и его час не пришёл.
Кормилица в гробик пустой каждый день по гвоздю забивает,
Хозяин икает, вытянув рыжие ноги,
И долго грудью кормилицы харч запивает,
А между глотками всё сетует на налоги.
В который раз ты плачешь надо мной,
А я в который раз не умираю -
Живёхонькой встаю из-под трамвая,
Назад из бездны восхожу в окно.
Трехперстием на паперти немтырь
От живота ко лбу кресты рисует.
Расстригся и уже рассеян всуе
В составе полном женский монастырь.
Топорщится молоденький листок,
Из осени проделав путь сквозь лето,
Всё уплывает вспять, как кинолента,
В начальном кадре с надписью «Ценок»…
*
Агония расплавленной души,
Последнего пристанища рогожа,
В твоей руке молекулой дрожит
Зловещая шагреневая кожа.
Ах, удержать бы тот случайный миг,
Волос всепоглощающее пламя,
Той комнаты зашторенной тупик,
Ту женщину с медовыми руками.
Но неотступно тянутся глаза
К шершавости сухой и истонченной,
К непобедимой облицовке зла,
К ничтожному клочочку на ладони.
Простак, фанатик, чёртов фаталист,
****ун, романтик, женолиз, повеса,
Уже проснулся изумрудный лист,
И солнышко восходит из-за леса!..
Но тело отделилось от стены
И медленно спускается на ложе.
И молоды уста - и холодны:
Чем холоднее - тем ещё моложе.
*
Седая девочка стоит в полоске света
Держа в руках поблекшие пуанты,
Прочитано последнее либретто -
Там было лето,
О, Мария Санта!
Фантомной болью истязает ножка,
Которую отняли этим летом.
Предзимье затаилось у окошка,
Ах, оловянный мой солдатик, где ты?
В огонь с тобой мечтает танцовщица
За руки взявшись, упорхнуть, как птица…
***
Вороны каркали картаво,
И небо, как дурная слава,
Змеёй ползло за воротник.
Был быстротечен наш пикник.
Любой напиток быстротечен.
Окончен бал.
Погасли свечи.
Бесстыдно дном влажнели кубки,
А мы тянули наши губки,
Донаслаждаться не успев,
Стихи читая нараспев…
Скворец
Соловей уставал, замолкал-
Много песен, но в горле першит
Эх, каких он высот достигал!
А теперь одолел ларингит…
Соловьиную песню допеть
Нагло вызвался как-то скворец.
Дескать, выйду и выдам толпе.
И ведь знаете, выдал, стервец
***
Не к ночи буженный Веничка,
Покойся твой прах и тень!
Но дай почитать маленечко
Стихов, что «на каждый день»!
Коньяк разолью по рюмочкам -
Первое октября.
Чья сегодня с полуночи
Очередь - не твоя?
Мне выживать помогали
Стихи, стишочки, стишки,
Мы с бабушкой покупали
На палочках петушки,
Сладкие, разноцветные,
Но только, знаешь, увы!
Не получилась ветка
От петушков до Москвы,
Да не получилось не то ещё!..
Но - первое октября…
А «Голову Шостаковича»
ПрОпил Губанов зря!,
***
Ветер воет и тянет за душу,
В сенках сбрасывает крючок.
По стихам мой родимый братушка
Спился - личико с кулачок.
Он Рубцова зовёт «Николечкой»,
Матерится для куражу.
Я его не виню нисколечко -
Я ботинки ему сушу…
***
Нет заблужденья нелепей, чем это -
Влюбиться в побитого молью поэта.
Жизни его верстовые столбы,
Считая дурацкой насмешкой судьбы.
Как мог он всю жизнь без меня обходиться,
Как мог, по ночам испещряя страницы,
Другой без остатка себя посвящать,
А мне хватило гвоздя от плаща,
Как некогда спела старушка Новелла.
Уж я бы его успокоить сумела!
Словами, руками, горячим чайком,
А недругов всех придушила б тайком.
Но выпало так: до него добегаю,
Закуску на стол собирать помогаю,
Чужая и другу его, и врагу,
И больше, чем есть,
Обещать не могу.
Портрет Ахматовой 1914 год
Две водоросли - руки от ключиц
Да горбоносых предков профиль властный,
Взгляд затуманен… Аннушка, очнись!
Взгляни - ещё на свете всё прекрасно!
Ещё не время чёрное носить,
Ещё над головой не кружит ворон,
А очи в углублениях глазниц
Ещё живым тебе мерцают взором.
…Шаль медленно сползёт по позвонкам
И королевской мантией провиснет.
Жизнь столько муки выплеснет в стакан,
Что осушить до дна - не хватит жизни…
…Без украшений, в одеянье черном,
С душою полной скорби и молитв…
Ещё над головой не кружит ворон,
Но ты-то знаешь - он уже летит.
***
Не верь, не верь поэту, дева,
Его своим ты не зови,
И пуще праведного гнева
Страшись поэтовой любви.
Ф. Тютчев
Как хорошо гулять среди поэтов,
На площадях, под звёздами, в буфетах,
Самой стихи пописывать слегка,
Когда свободна правая рука.
Поэт, хоть даже очень знаменит,
Всегда печально голову клонит.
Кладёшь на жаркий лоб к нему ладонь -
Ты для него товарищ всех времен.
Но иногда, прервав внезапно стих,
Он так посмотрит - Господи, прости!
В нём так проглянет пылкий Казанова,
Что не захочешь никого иного!
Муза
Лишнюю третью я в доме терплю
Лишь потому, что сама я люблю
Вольницу эту и узницу,
Полночей наших союзницу.
Крошит мне хлебушек белый она,
Лунной дорожкой бежит от окна,
Ласково шепчет, напротив садясь:
«Звёзды на небе - они не для нас…
Будем писать про кастрюльки и печь…
Звёзды?! Об них можно ручки обжечь!»
Но - до чего же двуличная -
Третья, любимая, лишняя:
Дерзко тунику порвав на груди,
Яростно шепчет тебе: «Погляди!
Звёзды на небе горят и зовут,
Смело рукой разоряй Млечный путь!»
…И облепиховым маслом густым
Мажу тебе две сожженных горсти,
Нежно шепчу, к ним склоняясь лицом:
«Выгоним третью - и дело с концом!..»
Только молчишь ты, отводишь свой взгляд…
«Что ж ты! - кричу, оглянувшись назад, -
Что ж ты! - от крика звенят своды крыш, -
Что ж ты, мерзавка, меня-то щадишь?!»
•
А что - стихи? Они приходят,
Но из запоя не выводят
И не спасают от любви
(Их, Господи, благослови!).
Снимаешь правую перчатку,
Берешь перо, берешь тетрадку,
Строчишь направо - вечный раб!-
Конечно, если не араб!..
*
Он прав, конечно, был нахал,
Когда мне руки целовал, как бабе,
А не как поэту,
И не за чистую монету
Меня в стихах воспринимал.
Он предлагал построить дом,
В каком-то городе чужом,
Где я была бы поварихой,
Ткачихой, бабой-Бабарихой,
И долго говорил о том,
Чтоб не валяла дурака,
Что молода ещё пока,
Что всё переиначить нужно -
Не со стихами спать, а с мужем,
Ведь жизнь ужасно коротка.
Звенела вилка о стакан,
Мы даже обсудили план,
Как нам отчалить на край света…
Теперь он, вроде, стал поэтом,
А начинал - как царь Салтан!
Полуночница
Почернею и окаменею часам к четырем,
Как младая вдовица, бредущая за катафалком.
Удавиться к чертям на березе за пустырем,
Да ещё босоножки не сношены. Выбросят. Жалко.
Недочитанный Стивенсон между столом и стеной
Корешком коленкоровым целит в облупленный плинтус,
Ничего не случится красивого в жизни со мной,
Где же тела и духа хвалёный поэтами синтез?
Вот и птаха запела, незримая в темной листве,
Вот котенок проснулся и лапкой песок загребает…
Просыпается жизнь, льнёт к рассвету. Как муха к халве,
Тьма безлунная медленно кожей шагреневой тает…
Скворец
Соловей уставал, замолкал-
Много песен, но в горле першит
Эх, каких он высот достигал!
А теперь одолел ларингит…
Соловьиную песню допеть
Нагло вызвался как-то скворец.
Дескать, выйду и выдам толпе.
И ведь знаете, выдал, стервец
(из цикла «Портреты)
ЭЛЕН
Я - журнальная пчёлка. Тружусь, тружусь.
Ответь на крутой вопрос о себе - не трусь!
Как называешь ласково маму, трутень?
Вопрос, понимаю, для бизнесмена труден.
Пахнешь ты клёво. А так же ли клёво пашешь?
Мамка тебе, как в детстве, с окошка машет…
Маленький Пашка стал взрослым сыночком Пашей.
Палконстантиныч, вам повезло с мамашей!
Я б такому коблу не писала писем,
Я б не была, как старенький хвостик лисий,
Я б такому сыну не нянчила внуков,
Я бы ему сказала:"Сам нянчи, сука!"
РИЦЦА
В городе N узкоглазые лица,
Воды бушуют артезианские,
Если ты добрый, дай мне напиться,
Дай мне попробовать рай азиатский!
Часто знобит. Лихорадка сенная?
Или твои недомолвки, причуды?
Столько вопросов к тебе возникает,
Если вокруг не такси, а верблюды.
Пыль, как песок, а песок, как вода.
В городе N носят бабы шальвары,
Я не надену штаны никогда,
Клянусь твоим сочным восточным базаром!
МИСЮСЬ
Любимый вопрос девочки Ули:"А хули?"
Она пьёт «яагуар» глотками, жуя салями,
Она побывала замужем, распоковав писюлю,
А теперь по полной навёрстывает с б***дями.
Вечером ей колготки стирает мачо.
Кофе утром варит качок известный.
Он с ней вместе в дУше поёт и плачет,
Потому что очень любит Ваенги песни.
И ничуть не грустно ей в этой жизни,
Поскорее дни только б промелькнули,
Чтобы встать из гроба на своей тризне,
И задать любимый вопрос:"А хули?!"