Больше всего угнетают тех, кто меньше всего требует.
Всегда ждёшь ещё лучшего, а когда оглянулся, то увидел, что подобное не повторится никогда.
Мы никогда не спрашиваем себя, что мы на самом деле, но мы беспрестанно спрашиваем себя, что о нас думают.
Чёрно-белым узором
Как кора берёзовая
Разукрашена жизнь.
Пьяный человек-не человек, ибо он потерял то, что отличает человека от скотины-разум.
Я сегодня не зая,
Если зая, то злая,
Если злая, то миру конец!
Никого не прощаю,
Коль прощаю, то знаю -
Все равно их настигнет писец.
Я сегодня жадоба
На все чувства. Особо
На доверие строгий лимит.
И любви не осталось,
Лишь пустая усталость,
Но уже ничего не болит.
Зая маски меняет,
Зая с точностью знает,
Что поверят в улыбку-обман.
Мир жесток - зая знает,
Много, что понимает,
И уходит, как ёжик, в туман.
Я сегодня не зая,
Если зая, то злая,
Если злая, не трогай меня.
Словом сердце изрежу,
Искромсаю надежду…
Заморочу, ничуть не любя.
Да, любила без меры,
Доверяла химерам
И лелеяла веру зазря.
Ну, а нынче простите,
Заю ТУ не ищите -
Её нет, а осталась лишь Я.
Не у каждого человека есть способность дружить.
Вот ты- в онлайн, а я -без тебя.
-Вы всё хорошеете и хорошеете…
-Спасибо, это потому, что старость в радость…
Узнав истину, невозможно её забыть.
Идут года, идет за веком век.
То небо хмурится, а то оно синеет.
Умнеет в жизни каждый человек.
Но почему же человечество глупеет?
Русских… запад…не любит
Но когда… их раком ставят
Они молятся на них,
днем и ночью, чтобы
русские их задницу спасли…
У будильников не бывает хороших мелодий.
С хохла - европеец, как с панды - бурундук))))
Она пережила своих детей,
супруга, двух любовников, трех кошек,
войну, пятнадцать лет очередей,
комплект белья в веселенький горошек,
которому, казалось, сносу нет
(трофейное, еще из Бранденбурга),
аппендицит - и пляшущий ланцет
в руках у в стельку пьяного хирурга
(а может, и не пьяного - как знать.
А шрам… ей-богу, шрам - такая малость),
железную в амурчиках кровать -
она в квартире в Киеве осталась,
когда пришлось уехать в Астану, -
на ней в последний день зачали Мишку.
До ужаса холодную весну,
барак, бронхит у младшего сынишки,
нелепой смерти призрачную пасть
(но бог отвел, заняв счастливый случай),
любовь, надежду, чувственную страсть,
святое материнское и сучье,
развод, потом попытку повторить -
удачную… почти… свекровь-мегеру,
и, если уж о боге говорить, -
неверие и истовую веру,
а после - равнодушное «никак»
бензиновым пятном по мутной луже,
когда в душе и в комнате бардак,
и новый день не лучше и не хуже
того, что был - вчера? позавчера?..
Пережила. Смогла. Перетерпела.
Крест-накрест пеленают вечера
изрядно поизношенное тело,
в котором лица копятся на дне -
любимые, знакомые, чужие,
настойчиво маня её вовне,
за грань, к нездешним долам и вершинам,
грозя обрушить хрупкое жильё.
Она чуть свет уходит прочь из дома -
на рынок, в магазин «Чулки - бельё»,
к метро, на площадь возле гастронома -
и там стоит подолгу, просто так.
Ей мелочь иногда к ногам бросают,
разок хотели натравить собак…
А прошлое глядит её глазами
на яркое безумное «сейчас»,
пытаясь ощутить, проникнуть, слиться,
поймать рисунок жестов или фраз,
да без толку. Останкинская спица
надёжно глушит радиоэфир.
Иди себе, не всматриваясь, мимо:
статистом в маске, вытертой до дыр,
участником безликой пантомимы,
но только не… Почувствовал укол?
Ещё не поздно - отвернись, не надо!..
Её рука поднимется легко -
прикрыться от назойливого взгляда,
но ты уже срываешься во тьму,
в бесчисленные сонмища людские,
собой пополнить местную тюрьму -
безводную и мёртвую пустыню.
Рванёшься, будто пленник из оков,
почуявший в металле призрак фальши,
прибавишь шаг, ещё - и был таков,
подальше от… неважно, но подальше.
Но часть тебя останется во мгле,
дрожа от жути, холода и смрада,
на небывалой выжженной земле
среди таких же проходивших рядом.