Из окна моей квартиры на десятом этаже хорошо просматривается большая строительная площадка с целым лесом башенных кранов, на которой одновременно возводятся одиннадцать многоэтажек нового микрорайона «Зеленый городок». А между этими домами остается пока нетронутым большой пустырь - предполагается, что там будет разбит парк.
И вот я как-то вижу, что слева к центру пустыря по снегу деловито трусит компания из трех псов, справа - из четырех. Все пока дружелюбно и, что особенно забавно, почти синхронно машут хвостами. Между ними метров пятьдесят. Завидев друг друга, они начинают неистово лаять и слегка прибавляют ход.
Численный перевес на стороне «правых».
Забыв про оставленный включенным компьютер, заинтересованно прилипаю к окну: сейчас здесь что-то будет! Но неожиданно в команде правых почти сразу же отстает чуть прихрамывающая черная псина и садится на пятую точку. А метров через десять, оглянувшись на нее, на месте, как вкопанный, застывает еще один струсивший «боец». Этот, черно-белый, не садится, а просто стоит на месте, также глядя вслед отважно несущимся на противников оставшимся двум рыжешерстным товарищам.
Завидев такое дело, троица левых, кстати, все одинаковой масти - грязно-белые, из одного семейства, надо полагать, ликующе взвывает и еще больше прибавляет ходу. Правые, чуя неладное, оглядываются и явно понимают: их теперь осталось куда меньше, чем было! А значит, в этой схватке они могут продуть. Тогда эти двое рыжих разворачиваются и возвращаются к ближнему отставшему, покорно виляющему хвостом. Подбежав к своему струсившему товарищу вплотную, рыжие что-то ему втолковывают. И решив, что этого достаточно (а четвертую, черную псину, они похоже, сбросили со счетов, потому что к ней не побежали), разворачиваются и вновь несутся к своим противникам, застывшим в это время поодаль на месте и с интересом наблюдающим за происходящим во вражеском стане.
Но отставший третий, и не думает присоединяться к своим более решительно настроенным собратьям! Он по-прежнему стоит на месте. Тогда эти двое, не добежав метров с десять до троицы белых, разворачиваются и снова чешут назад.
Картина повторяется: обступив с двух сторон черно-белого, они вновь что-то внушают ему. Тот только башкой не кивает, всем своим видом показывая, что он все понимает.
Двое рыжих опять устремляются к вражеским порядкам, уверенные, что теперь-то силы их равны. Но черно-белый не в силах тронуться с места! И снова рыжие возвращаются к нему и терпеливо его «уговаривают» присоединиться к ним. И так было шесть или семь раз!
Был конец обыкновенного рабочего дня. На стройплощадке полным ходом шли работы: краны, вращая длинными руками-стрелами, подавали на строящиеся дома панельные блоки, монтажники, высекая голубые искры электросварки, прихватывали их. Чуть поодаль ухала сваебойная машина, вгоняя в мерзлую землю очередную сваю. По соседнему проспекту тянулся нескончаемый поток автомашин. А рядом, на пустыре, разворачивалась захватывающая баталия. Которая, впрочем, вот уже несколько минут никак не могла начаться из-за неразберихи в рядах одного из отрядов псовых.
И я живо себе представил, какие диалоги там происходят, на поле затевающейся собачьей битвы.
Вот несутся четверо рыжих, и орут на ходу белым:
- Ну, твари бледнокожие, щас мы вам наваляем!
Белые им отвечают нестройным, но задорным хором:
- Ага, наваляете! А кто вчера сам от нас люлей огреб?
Черная псина в компании правых, бегущая последней, тут же, видимо, припоминает: да она же потому хромает, что во вчерашней драке с этими белыми отморозками ей лапу прокусили, до сих пор вон болит.
«Не, в этот раз без меня», - решает она и садится на снег. А мчащийся перед ней черно-белый краем глаза увидел, что чернушка отстала, и тут же притормозил и сам: ему тоже в недавней стычке с этими подлыми белыми вырвали из левого уха целый клок, и оно стало наполовину меньше правого. А если еще и второе обгрызут, на кого он будет похож? Нет, с него хватит!
Оставшиеся вдвоем рыжие все еще несутся на врага. Но тут один из них замечает, что их стало меньше.
- Что за фигня! - орет он. - Где остальные?
- Струсили! - визжит второй. - Дезертировали, козлы!
Они разворачиваются и бегут к ближнему отставшему, черно-белому.
- Ну ты чё, струсил, что ли? - грозно гавкает один из рыжих прямо ему в обгрызенное ухо.
- А чё я? Я ничё… - неубедительно оправдывается тот, поджав хвост.
- Ну, тогда погнали! - орет в другое его, еще целое пока ухо, второй.
И они снова мчатся на врагов. Те, прилегшие было на снег в ожидании дальнейшего развития событий, вскакивают на ноги. Но рыжие, обнаружив, что они снова вдвоем, с проклятиями разворачиваются.
- Да ты чё, блин? - запыхавшись, рычит первый рыжий на понуро свесившего башку черно-белого. - Или сам по сопатке хочешь?
- Ты чего, опять замандражил? - вторит ему другой рыжий. - Да мы же втроем им запросто наваляем! А ну, пошли с нами!
- Пошли, пошли, - бормочет черно-белый, обреченно глядя вслед вновь умчавшимся вперед друзьям. Но с места не трогается.
Я трясусь от смеха, и потому бинокль, через который наблюдаю за происходящим, приходится время от времени отставлять, и тогда фигурки снующих на пустыре собак выглядят маленькими и невыразительными. Хоть суть происходящего видна и невооруженным глазом.
Что характерно: все это время, пока рыжие пытались навести боевой порядок в своих рядах, белые на них не нападали, а терпеливо выжидали. Да и сами рыжие ни разу не применили к своему струхнувшему товарищу физического воздействия, то бишь, не покусали его. Значит, есть, есть у этих лохматых бомжей что-то вроде кодекса собачьей чести!
Неизвестно, чем бы все это закончилось, но ситуацию спасла еще одна собака. Она неожиданно выбралась на пустырь с территории недавно открывшегося рядом с нашим домом ресторана «Модерн». И оба неприятельских отряда, забыв, что они только что затевали битву между собой, с неистовым лаем погнались за этой несчастной шавкой и исчезли за новенькими домами. И чуть ли не впереди всех храбро неслась только что проявлявшая все признаки малодушия та самая черно-белая псина.
И я подумал: да у них же все почти, как у людей. Не зря их называют братьями нашими меньшими…
Сегодня жена ходила в зоомагазин неподалеку от нас, на проспекте 9 мая, для пополнения запасов продовольствия кота Тёмы. И стала свидетельницей такой сцены.
- Пока я выбирала корм для Тёмочки, зашел в магазин мужчин лет сорока, а с ним собака, я не распознала, что за порода, но такая… гладкошерстная, песочного цвета, коротенький хвостик и ушки торчком. Правда, на поводке. Но продавщице это все равно не понравилось.
«Собаку оставьте на улице, пожалуйста», - недовольно сказала она покупателю. «Да мы на минутку буквально, - извиняющимся тоном сказал тот. - Видите ли, сколько раз я ей не покупал корм, ей не нравится, не ест, и все. А мне тут знатоки посоветовали взять собаку в магазин с собой: пусть, мол, пусть сама выбирает, что ей нужно…»
«Да? - заинтересованно спросила продавщица. - Ну-ка, ну-ка, как это у нее получится…» Мужчина подвел собаку к шеренге стоящих на полу мешков с собачьим кормом: «Ищи, Пулька!» И что ты думаешь? Собака стала обнюхивать мешок за мешком и положила лапу на предпоследний.
«Так это же для щенков корм!» - воскликнула продавщица. «А пусть! - довольно ответил мужчина. - Пуля знает, чего ей надо. Да, Пулечка?». «Гав!» - сказала Пуля и завиляла своим куцым хвостиком. Мужчина тут же заплатил четыре пятьсот…
- Сколько, сколько? - потрясенно переспросил я Светлану.
- Ну так, в мешке-то том было двенадцать килограммов, я цифры эти хорошо разглядела, пока он рассчитывался, - терпеливо пояснила мне Светлана. - Я вот купила Тёмочке восемь пакетиков, по восемьдесят пять-сто граммов, и отдала за все триста девяносто рублей. А если бы купила их на килограммов двенадцать, как тот мужчина, думаешь, меньше бы отдала?
- Как бы даже не больше, - пробормотал я, сделав в уме не очень сложный расчет. - Да-а-а…
- Ну и вот, - вернулась к прерванному мной рассказу Светлана. - Взвалил этот покупатель мешок на плечо, и пошли они, довольные, с Пулей на выход. А продавщица с уважением так посмотрела им вслед… Слушай, а если мне тоже в следующий раз Тёмочку с собой взять в магазин? Он ведь тоже не все корма принимает, а я все никак не запомню, какие именно. Так пусть сам выбирает, да?
- Ну, пусть, - неуверенно согласился я. Что-то я не припомню, чтобы коты отличались особым нюхом. Хотя, кто их знает. Вон, стоит мне начать разделывать мясо на кухне, так Тёма, где бы он в это время не находился в квартире, тут как тут нарисовывается, красавец. Учуял же! Так что пусть теперь ходят в магазин вдвоем, чтобы даром корма и деньги не переводить…
Вот сценка: парк, начало мая,
На лавке голубок с голубкой.
Голубка, мама дорогая!
Имела два яйца под юбкой.
И я воскликнул: «Боже правый!
Ты что, забыл про этих птиц? -
Сколь не трудись, но этой паре
Птенцов не вывесть из яиц.»
- весь мир - театр, а люди в нём - актёры!
- не верю!
- весь мир - театр, а люди в нём - актёры!
- не верю!
- весь мир - театр, а люди в нём - актёры!!!
- не верю!!!
- да пошёл ты в жопу со своим долбаным театром!
- вот теперь - верю
(занавес)
она очень любит говорить, но сдерживается и молчит,
так как слушать его про себя еще приятнее
Пищал комар, мычали в хлеве,
Летучий мышь в дупле дремал…
А я сидел на лапе ели
И белке шишки подавал…
и когда вся фантазия иссякла,
кто-то робко предложил: «Может просто попробуем?»
7 марта, вечер:
Эх напилася, пьяная я! Ик ой.
-Привет любиИКмый!
-А 8 марта то завтро!
-Ну опять всё перепутала, блин!
-Извините, вы не могли бы снять шапку. Экран не видно.
-Вы тоже меня извините, но женщинам можно иногда не снимать головной убор в помещении.
-Интересно! Вы не могли бы объяснить почему?
-Ну, во-первых, по этикету. А во-вторых, я думаю, потому что женщина не может позволить себе выглядеть плохо в общественном месте. Под шапкой она может быть не причёсана, не уложена.
-Так причёсываться надо по утрам!
-Это вам один раз нужно причесаться утром, а можно вообще не причёсываться - две волосинки в три ряда. Женщина себе такого позволить не может.
-Вы моей причёски не касайтесь, для моего возраста она очень даже приличная.
-А вы такой старый? Понятно, почему такой нудный.
-Да что вы себе позволяете? У самой, небось, под шапкой воронье гнездо после бомбёжки, а туда же, молодого ей подавай. Кошёлка старая!
-Что!!? Корешок обтрёпанный! Пенёк обштопанный! Чурка гнилая! Писуар немытый! Вали отсюда, а то сейчас очки из носа будешь доставать!
Мужчина пересел на другое место, бормоча себе под нос:
-Этикет, этикет, а заглянешь в душу - настоящий крокодил. Что в шапке, что без шапки, - и мужчина снова с интересом стал погружаться в волнующую красивую историю большой и чистой любви, которая развивалась на экране. Прижав руки к груди и не замечая непрошеную слезу умиления, следила за историей любви на экране и женщина в шапке.