они женились очень скромно
лишь кольца роспись поцелуй
зато развод гуляли шумно
подарки драки и салют
Сегодня ночью я не спал,
изнемогая от жары,
и свой кровавый ритуал
вновь исполняли комары…
Нам по радио толкуют,
Что терпимо, можно жить.
Да на пенсию такую
Трудно кошку прокормить!
Когда мы молоды душой - проблемы нипочём,
Нет времени о прошлом горевать!
Всё «зашибись» - жизнь бьёт ключом
И хочется творить и вытворять!!!
Любите, женщины, мужчин,
Мужчины - женщин!
С лет молодых и до седин,
Жизнь будет вечной!
Говорило море:
«Не ищи покоя»,
«Будь упорным», - скалы
Над ущельем черным.
Под скалою речка,
Бурная в ненастье,
Радуя сердечко,
Смысл несла о счастье.
Небо голубое
Мне дарило свежесть,
А сады весною
Воспевали нежность.
Мужчина любит женщин домогаться
и если нет у Вас к нему симпатии,
то лучший способ от балбеса отвязаться -
упасть в его раскрытые объятия…
Красоваться буду лет до ста я,
Отраженьем зеркало тревожа.
Вот такая старость золотая!..
Дальнозоркость, слава богу, тоже.
Вот такая красота будет всем в награду …
Жаль, что зеркало ко мне повернулось задом.
Нарисую губы я трясущейся рукой.
Мне всего лишь семьдесят, мне рано на покой!
Пол-кило замазки - и морщинок нет,
Паричок на лысинку - и мне тридцать лет!
Ну не тридцать, хорошо, приврала, конечно.
Не соврешь - не проживешь, все мы не безгрешны.
Нарядилась и пошла я походкой львицы.
Вам такая красота может только сниться!
Кухня, рюмка, Инет и диван,
Прямь бермудская бездна,
Так нам быт ставит капкан,
И сколько мужей так исчезло.
Вот и солнышко проснулось!
Потянулось,… улыбнулось.
И сказало; - «Вот и Я!
Просыпайтесь-ка друзья!
Снова новый день пришел,
Не волнуйтесь, - всё будет хорошо!»
Я тоже с солнышком согласна -
Улыбайтесь - Жизнь прекрасна!!!
Письмо Стаса
Здорово, Билли, штопаный кондом.
Я заглянул вчера в почтовый ящик -
там прошлое лежало в настоящем…
Твоё письмо, пришедшее к нам в дом,
я прочитал - уж больно интересны
записки жопы, занимавшей кресло,
а вместе с ним - овальный кабинет
в столице Пиндостана. Кабы не _
воздержанность моя и чувство такта,
то я б не церемонился с тобой,
послал бы вдаль и все дела, вот так-то…
Ты знаешь что, стареющий плейбой, -
от Мани от… угомонись, короче, -
и хватит бабе голову морочить…
Вопросы всякие опередив,
скажу - напрасно ты закинул сетки,
оберегать спокойный сон соседки -
категоричный мой аперитив.
Она же места здесь не находила,
страдала, маялась, а ты, чудила,
не вспоминал, похоже, про неё -
ты - из людей, кто совесть продаёт
в базарный день за табаку понюшку.
У нас - и монастырь свой, и устав -
не трогай больше, я прошу, Манюшку.
Тихенько двадцать лет сидел в кустах -
и продолжай, спокойствие дороже,
целее нервы, денежки и рожа.
У Мани нет больших доходов, но -
живёт нормально, я проблем не вижу -
конечно, скромно, но так мы - не вы же…
А я люблю её, люблю давно,
и мог бы с нею жизнь начать по новой,
но… преманерный аромат «Тройного»,
потрёпанность, и редкозубье рта
(в связи с утратой ценного моста),
и морды краснота, как у индейца…
Надежды на взаимность - никакой…
А Маня не вернётся, не надейся.
На этом всё. Но знай, что мой покой
твоим письмом надолго прикарманен.
Тьфу на тебя с Уральских гор.
Стас Манин.
Письмо (ответ Билла)
Ну, здравствуй, Маня. Долго ждал письма -
искал всё время между писем прочих.
Твои слова и подзабытый почерк
былое растревожили весьма
внутри неисправимого повесы,
который стал заметно меньше весом
в политике, и даже в телесах.
Давненько твой слуга для телептах,
слетавшихся к нему, неинтересен.
А из друзей - остался саксофон,
он верует в неспетость наших песен,
и не продаст за пару баксов он,
как, впрочем, и за пару миллионов.
Да и за сто, в отличие от оных…
Костей не ломит перемытых, да_
всё глубже метастазы ностальгии -
я часто вспоминаю нас такими,
какими были, Маня, мы тогда -
намного безрассудней и моложе.
Меня же совесть постоянно гложет
за то, что запер сердце на замок,
за то, что помешать, увы, не смог
тебя к чертям отправить в захолустье.
А если честно, что ни говори -
повёл себя, как негодяй и пусть я_
подлец, но где-то глубоко внутри,
в моей душонке индевело-стылой,
надежда теплится, что ты - простила…
Какая, Маня, гордая ты всё ж -
ютишься в этой… вспомнил! - коммуналке.
Я говорил, что для тебя не жалко
мне ничего - но ты же не возьмёшь…
Когда покинешь, наконец, Челябинск,
суровый уголок земли, чьи хляби
известней даже, чем метеорит,
в них угодивший? Время говорит,
что из него мнемолог никакущий -
и память всё хранит. Не побороть…
Вернись, не обещаю райских кущей,
но - чем смогу.
Храни тебя Господь.
Прости, что вышло муторно и длинно.
Привет из Вашингтона.
Твой Билл Клинов.
Люблю я мартовских котов,
Люблю их вопли-серенады,
В них кошки явно слышат то,
Что наши дамы слышать рады.
Письмо.
Привет, мой друг заокеанский, Билл.
У нас опять зима в окно стучится.
На улице - так белоснежно-чисто.
Сосед сегодня голову разбил,
поход за водкой утром совершая, -
но этот факт нисколько не мешает
ему за стенкой голосить весь день
какую-то бессмысленную хрень,
насилуя в экстазе караоке.
Всего-то тридцать лет тому назад
он был красив - высокий, кареокий.
Я фото видела - там домик, палисад
и он с любимой. Тонкие рябинки.
Но всё прошло - остались только снимки…
Я здесь, мой милый, двадцать лет уже.
Первоначальный гнев сменив на милость,
в народе этом словно растворилась -
в его до дыр застиранной душе
есть странные такие выкрутасы…
Хотя бы взять вечнобухого Стаса
(мучителя несчастных караок) -
под майкой носит на груди брелок,
подаренный ему когда-то дочкой,
которую не видел тыщу лет.
Здесь, Билли, многоточны даже точки.
И каждый ждёт, что вытянет билет
туда, где жизнь и лучше, и красивей,
не приложив ни капельки усилий.
А как там ты? Всё так же бодрячком?
На фото - ни намёка на усталость.
Жена твоя, похоже, размечталась
вселиться в наш уютный белый дом?
Ты передай - здоровья и успехов.
Пускай меня заставила уехать,
купируя немыслимый скандал,
(а ты, своё «добро», конечно, дал) -
я на неё не обижаюсь, Билли.
Ну всё, уже кончается тетрадь…
Нет места вспоминать, как мы любили…
Ещё мне надо платье постирать…
Храни, Господь всесильный, наши души.
Привет с Урала.
Левина Манюша.