Вдох-выдох, выдох-вдох…
Прочти всего лишь десять строк
О том, как я… о том, как он…
…циклон, за ним антициклон…
О том, что мы… о том, что нам…
И даже небо пополам…
Как дни сливаются в года
И превращаются в «всегда».
Так жизни движется поток:
Вдох-выдох, выдох-вдох…
Если я заболею,
к врачам обращаться не стану,
Обращаюсь к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
в изголовье поставьте
ночную звезду.
Я ходил напролом.
Я не слыл недотрогой.
Если ранят меня в справедливых боях,
забинтуйте мне голову
горной дорогой
и укройте меня
одеялом
в осенних цветах.
Порошков или капель - не надо.
Пусть в стакане сияют лучи.
Жаркий ветер пустынь, серебро водопада -
Вот чем стоит лечить.
От морей и от гор
так и веет веками,
как посмотришь, почувствуешь:
вечно живем.
Не облатками белыми
путь мой усеян, а облаками.
Не больничным от вас ухожу коридором,
а Млечным Путем.
Обычный день,
Что ни хорош, ни плох.
Родился где-то кто-то,
Кто-то свой последний
Издал вздох.
Рутинных дел обычна
Суета-
Кто весел, счастлив и Влюблён,
Кто -сделал шаг с Моста,
Вскрыл вены
Или «дури" -
«Передоз».
И тянешь жизнь или-
Пускаешь под откос.
Многообразье жизни
Только выбирай
Запреты-«сладки».
И так охота заглянуть
«За край».
обмотай меня, ночь, в сто слоев изоляций,
заверни каждый нерв, чтоб не ныла душа,
я привыкла, что боли так долго не длятся
от любви, что уходит, сама - не спеша…
я привыкла снимать отлюбившую кожу,
и старьевщику - тряпкой в утиль. /зарастет!/
а сегодня так жжет неостывшее ложе,
по еще оголенному… /дайте же лед!/
я не знала, что страх может быть безграничен,
и безбожницей - в спешке ищу образа,
я забыла что сон - неприметно привычен,
иссушая в дыму сигаретном глаза…
Рабство - это тепло,
из кастрюльки оно
в твою жизнь потекло,
из бутылочки, из материнской груди,
из тюрьмы, где не ведал, что все впереди,
из темнейшей, теснейшей, теплейшей тюрьмы,
где рождаемся мы,
а свобода, а свобода, сынок, холодна,
ни покрышки ни дна, а свобода…
Рабство - это еда,
это самое главное: хлеб и вода,
и забота одна, и во веки веков
одинаковы мысли людей и быков,
любит клетку орел, усмиряется лев,
поселяется в хлев,
а свобода,
а свобода, сынок, голодна,
ни воды ни вина, а свобода…
Рабство - это твой друг,
твой заботливый врач,
твой спасательный круг,
обвивающий шею, сжимающий грудь -
плыть не можешь, зато веселее тонуть,
как душевно,
как славно с дружком заодно
опускаться на дно, а свобода…
Бессмысленно вечерами ненастными,
Жалеть себя, обливаясь слезами.
Никто не делает нас несчастными,
Только мы сами…
Прощайтесь с унынием и печалями,
И с жизни черными полосами…
Никто не вытащит из отчаяния,
Только мы сами…
Посмеемся над днями дождливыми,
И - в шторм с неспущенными парусами!
Никто не сделает нас счастливыми!
Только мы сами…
Ты проверь или так поверь-этой верой не обеднеешь.
Человек человеку- дверь…, если ключ подобрать сумеешь.
Может, здесь ты найдёшь ответ, как бесследно не кануть в лету.
Человек человеку-свет, если сердце открыто свету.
Минет ночь, и, как сон, забудь, что пробито ковчега днище.
Человек человеку-путь, если эту дорогу ищешь.
И студёным не верь ветрам. Божий свет на любовь настроен.
Человек человеку- храм,-если правды ты той достоин… !!!
Облокотясь на краешек земли
Ты просто будь- вблизи или вдали,
Обрывком сна, страницей под рукой
Ты просто будь - хоть звуком, хоть строкой,
Ты просто будь - лучом, несущим свет,
Ночным - пока
и утренним - привет!
Протяжным эхом на исходе дня -
Внутри меня и около меня…
Старик на базаре жену продавал.
Никто за старуху рубля не давал
- Уж больно твоя старушонка худа!
- Болеет проклятая. Просто беда!
- А как же в постели? Ты был с ней давно?
- Да что с неё толку, лежит, как бревно!
Один паренёк пожалел старика
- Папаша, рука у неё не легка!
Давай-ка с бабулькою я постою
Авось продадим старушонку твою!
- Продашь? - Покупай, коль богат!
- Уж больно твоя старушонка худа!
- На вид не казиста, в постели - ЗВЕЗДА!
- А многоль старуха читает про секс?
- Да, много читает, и практика есть!
- Да что-то угрюма старуха твоя?
- Сто грамм поднесёшь - не удержишь тогда!
Старик посмотрел на старуху свою…
Зачем я, Матрёна, тебя продаю!
Старуху свою непродам никому!
Такая секс-баба нужна самому!
Современный вариант письма Татьяны Лариной к Евгению Онегину: Я Вам пишу… Вчера - звонила… Намедни посылала факс… Но и слезами крокодила Я не разжалобила Вас! Когда трясущейся рукою Я набирала СМС, Вы изменяли мне с другою, Пленённый широтой телес… Вы смылись не по-джентльменски В один прекрасный день и час… Недаром я бюстгалтер женский В кармане видела у Вас… Я Вас просила, вся на нервах, Назад ещё четыре дня - Хоть каплю совести храня, Отдайте, сволочь, двести евро, Что занимали у меня… Но Вы в ответ лишь десять баксов, Что стырили из портмоне, Так неожиданно - по факсу! - Вчера в обед прислали мне… Я представляла Вас героем! В Вас совершенству был предел… НО ВЫ - КОЗЁЛ… НАЙДУ - УРОЮ… Люблю… Целую… Таня Л…
Прощайте, выдумка моя, противоядие и яд в набухших венах. Всего один глоток вина-ожог и глупая вина одновременно. Прощайте!Я вас помещу в свою прекрасную мечту, в стихи и сказки. Я посвящу вам столько снов, возвышенно-прекрасных слов любой окраски. Прощайте!Смело жгу мосты на пике этой высоты, души во имя. Вы-пленник памяти моей, и знаю я, что только в ней все повторимо.
Мир отрочества угловатого.
Полгода с лишним до войны,
Два наших парня из девятого
В девчонку были влюблены.
Любовь бывает не у всякого,
Но первая любовь - у всех.
И оба парня одинаково
Рассчитывали на успех.
Но тут запели трубы грозные,
Зовя сынов родной земли.
И встали мальчики серьезные,
И в первый бой они ушли.
Она ждала их, красна девица,
Ждала двоих, не одного.
А каждый верил и надеялся,
А каждый думал, что его.
И каждый ждал: душой согреть его
Уже готовится она.
Но вышла девушка за третьего,
Едва окончилась война.
Косицы светлые острижены,
И от былого - ни следа…
Ах, если бы ребята выжили,
Все б это было не беда.
Муттер и Фатер гордятся Отто. Рост за два метра, глаза как сталь,
Тело, осанка, манеры - что ты, впору сниматься у Риффеншталь.
Он побеждает на скачках конских, Вагнера темы поет на бис,
Даже стреляет по-македонски. Белая бестия, as it is.
Но каждую ночь
из тумана глядя
черными дырами мертвых глаз
Отто является фройлян Надя в платье сатиновом.
Был приказ -
Каждый изловленный партизайне должен висеть на суку. И вот,
Отто с улыбкой «Jedem das seine» пойманных русских к допросу ждет.
В двери Надежду впихнули грубо. Отто глядит на нее свысока.
Наде семнадцать, разбиты губы, кровь на сатине, в глазах тоска.
Делу, увы, не помочь слезами.
Слышно - солдаты копают рвы.
Отто вздыхает - йедем дас зайне. Милая фройлян, мне жаль, увы.
Вдруг исчезает тоска во взгляде, зал погрузился на миг во тьму.
Прыгнув, на Отто повисла Надя, в ухо гадюкой шипит ему:
«Что, офицер, не боишься мести? Нынче я стану твоей судьбой.
Мы теперь будем цузаммен, вместе. Слышишь? Отныне навек с тобой.»
Надю за волосы тащат к вязу, в бабушкин, с детства знакомый, двор,
Где ожидает, к суку привязан, быстрый веревочный приговор.
«Шнапсу бы… Водки бы… Не иначе - стопку с товарищем вечерком».
Отто стирает рукой дрожащей Надину кровь со щеки платком.
Водка ли, шнапс ли, исповедальня - все бесполезно. Опять в ночи
Надя из курской деревни дальней смотрит на Отто, а он молчит.
Наденька шепчет «Jedem das seine!». Отто хрипит, воздух ловит ртом.
Дойче овчарка глядит на хозяина, длинным виляет, скуля, хвостом.
Был же приказ и была задача… Йедем дас зайне. В окне рассвет
Надя уходит. А Отто плачет
Семьдесят долгих кошмарных лет.
[автор - лжеюзер kladbische]
Первый ливень над городом лупит,
Тарахтит в водосточной трубе.
«Ах, никто меня в мире не любит», -
Врет девчонка самой же себе.
Брызги тучей стоят над панелью,
А девчонка в квартире одна, -
Врет от радости и от веселья
У раскрытого настежь окна.
Дождь с размаху по улицам рубит,
По троллейбусным крышам стучит.
«Ах, никто меня в жизни не любит!" -
Звонко голос счастливый звучит…
Затихли грозные раскаты,
Свершилось мира торжество…
К вдове погибшего комбата
Заехал верный друг его.
Сошел на станции, и пеший
Прошел он верст примерно пять.
Не для того, чтобы утешить, -
Чтоб вместе с ней погоревать.
Он на крыльце поставил вещи
И постучал в косяк окна.
Он не знаком был с нею прежде,
Лишь знал - красавица она.
Он красоту ее увидел,
Едва лишь глянул на свету,
И вдруг почти возненавидел
Ее за эту красоту.
Он представлял ее другою:
Жена погибшего, вдова.
А эта может быть вдовою,
Пожалуй, год, от силы - два.
Перенесет она разлуку
И снова жизнь начнет свою.
И он душой страдал за друга
Так, словно сам погиб в бою.
И, словно кто его обидел,
Встав как соперник на пути,
Он всех мужчин возненавидел,
Что могут впредь сюда войти…
…А было в комнате уютно.
Легко текла беседы нить.
И вдруг мучительно и смутно
Не захотелось уходить.
И в то же самое мгновенье
Он ощутил в своей груди
И робость, и благоговенье,
И неизвестность впереди.
Она предстала в новом свете,
Явилась в облике ином…
Уже настал конец беседе,
И рассветало за окном.
Осенний дождь стучал уныло,
О чем-то давнем выводя.
Лишь до порога проводила
Она его из-за дождя.
Он под дождем слегка согнулся,
Пошел, минуя мокрый сад.
Сдержался и не оглянулся
На дом, где прежде жил комбат.