Не все закрома родины Родины.
Ещё в конце 80-х я слышал: как прекрасно в Арабских Эмиратах распоряжаются природным богатством - нефтью! И хорошо бы перенять их опыт. Был в Эмиратах через 25 лет (2013г.)… И что интересно. У них ещё краше и лучше!!! А мы всё также говорим и мечтаем!!!
Прости его страна, он тебе с Турцией изменил!
Вы призывалися как все и честно Все служили,
Вот только до победы, увы, не Все дожили,
Героев много среди Вас и безызвестных много,
И каждый шел своим путем, по фронтовой дороге.
Вы дети гор, Вы Карачая и Балкарии сыны,
Вы защитили Родину, когда ей стали Вы нужны,
Вы пали смертью храбрых, но не отдали Ленинград,
И многие из Вас пропали, защищая Сталинград.
Нет, не забыт Ваш подвиг будет жить в веках,
Народ Вас будет помнить, Вы останетесь в сердцах,
Мощна страна, где помнят о своих отцах и дедах,
Все помним, не забудем, о славных мы победах.
Есть такое призвание - Родину любить… Пускай грязная, грубая, пьяная, эгоистичная, но ведь родная, не откажешься…
2.
Как-то во дворе прямо под фонарем
двое пинали девчонку, вокруг - никого,
а Макс шел из зала, где по своей природе
осваивал навык получать и выдавать по морде.
Первый отхватил в дыню и не стал продолжать,
второй вынул нож, а Макс - улыбку половиной рта.
В кино длятся дольше подобные эпизоды,
а тут - секунда, полшага и вот в итоге
На асфальте остались зубы второго и два пальца Макса.
Мизинец и безымянный. Кровь на них начала сворачиваться,
пока он майкой перетягивал себе кисть,
думал «Ёптваю! Ебись оно провались!»
У нее - глаз не открывается, губы в лепешку,
что-то мычит тем, кто ее искорёжил.
Он посмотрел и не сразу поверил:
она звала: Лёша, постой! Леша, прости меня стерву!
3.
Ну ступенях травмпункта Макс впервые курил взатяг.
Думал, что это только его косяк,
что мог бы и пройти мимо, дома бы не узнали,
хотя как потом в глаза смотреть пацанам в зале?
Пальцы не пришили, тут не Пиндосия:
перекись, повязка, справка в школу.
Он привыкал потом перед спаррингом
На левый кулак мотать больше, чем на правый.
4.
А ты решил, что оставлять это так нельзя,
через корешей пробил адрес, пришел ждать,
курил у подъезда, нет, не желая крови,
а в глаза посмотреть: «Ну чо, как здоровье?»
Вот идут они, ближе, ближе.
На ней темные очки, значит он ее так и пиздит.
Ты швырнул бычок, поднялся навстречу,
он пятится, башку прячет, пищит «не бейте».
А мужчину в бою или женщину в родах
остановить можно разве что паровозом.
Ты понимаешь, что тебе двух секунд хватит,
чтоб обоих положить, да, так чтоб никогда не встали.
Но от этого не вырастут у Макса пальцы,
и след на бедре его матери не разгладится,
даже зубы вот этому уже не вставишь.
Так зачем ты здесь? Кому это надо?
Они сидят, обнялись, дышат,
остро чувствуют себя живыми.
А ты смотришь то на них, то в небо,
потом плюнул и ушел, и ничего не сделал.
Потом на кухне ты молчал мордой ей в колени.
Макс припёрся к вам, взрослый, здоровенный.
И впервые называл тебя отцом, а ты его сыном,
но вы не помните этого, пьяные были сильно.
Пассажирка-вьетнамка (на подъездах к кинотеатру «Родина», с сильнейшим акцентом, нежно):
- Да Родини даедю?
Водитель-азербайджанец (с сильнейшим акцентом, высокомерно):
- Да чъей?