Я и религия.
Я не ношу крест. Нет привычки. Давным - давно, он оказался у меня на шее, подвешенный на самой обычной верёвке. Прочной, белой, связанной бабушкиными руками. Казавшейся мне красивой, а другим - не очень. Крестики знакомых висели на золотых цепочках. Я не любила золото, но смекала, что так, пожалуй что, смотрится «побогаче» и «поинтересней». Постепенно, взрослея, я стала стесняться того, что висит на моей шее. Я поспешно прятала верёвку под кофту, стоило ей только выбиться, и совершенно не знала, что отвечать любопытным ребятам, спрашивающим: «А почему у тебя нет цепочки? Это что, шнурок?».
Может, снять с неё крест, да и дело с концом? Пальцы несколько раз внимательно изучили узел. Не развязать. Только разрезать. Я вздыхала и оставляла эту идею.
Верёвка путалась в волосах, задевала за пуговицы платьев, промокала, стоило умыться, и сохла, казалось, целую вечность. В один день, рассматривая себя в зеркале, я поднесла руку к шее и осторожно сняла тонкий вязаный шнурок, растягивая его меж пальцев и стараясь не касаться им лба и волос. Я оставила его над кроватью, закрепив на шляпке винта, торчащего из платяного шкафа. Оставила - и забыла.
Жизнь стала другой. Побежала быстрее. Друзья, путешествия, институт. Шея встречала перемены обнажённой. Драгоценности, знаки отличия, памятные кулоны - ничто не касалось её долгие годы. Крест ночевал надо мной, а позже перебрался на книжную полку. В доме места лучше для него было бы не найти.
Никто из многочисленных новых знакомцев не спрашивал меня о вере. Я ни с кем не вступала в споры, не делилась с истерической настойчивостью своим мнением, не оскорбляла отличное от моего. Но «День Х» пришёл. Пришёл, чтобы рассказать мне кое - что о том, из чего, порой, бывают сделаны люди.
Человек напротив сидел, сонно пожёвывая огурец, нахмурив брови и поглядывая на часы.
- Саша, ты мне скажи, почему ты крест не носишь?
- Привычки нет. - Я пожимаю плечами и чувствую, как усталость бьёт прямиком в затылок.
Со мной недавно когнитивный диссонанс случился: русское слово «верующий», оказывается, имеет степень сравнения - «глубоко верующий» … будто верить можно «мелко» - даже в вере есть место для маневра.
Вот в белорусском - «вернiк» - и все.
Хамелеонство в людях из покон веков,
Но перекрашенных теперь всё больше стало.
Легко прикинуться наивным дураком,
Мол ошибался… а теперь я добрый малый.
Все разом в церковь, там покаялись в грехах,
Кто коммунистом был - монах на Валааме.
Их глазки бегают, я видел в лицах страх,
Обман и фальшь. Ну разве этим место в храме?
Я за духовность! За добро не напоказ,
За веру - только, чтобы шла она от сердца.
А ряженым, еще я встречу их не раз -
в моей душе закрыты лицедеям дверцы.
Пусть вера будет. И Христос на небесах,
И Бог, что триедин для нас в своём обличье.
Пусть мусульманин назовёт его Аллах,
А мы поймём и не увидим в них отличий…