Над крышей сумрачная взвесь
Прозрачный месяц там поник
И воздух здесь изыскан весь
Разлив «чернила» от Лалик.
Вдыхаю тонкий материал,
Чертя меж ними параллель
Вот он - бессмертный идеал
Sycomore Les De Chanel.
За городом ночная глушь,
В ложбине леса дремлет лось
Разбавит утро эту тушь
Ну вот… на сердце улеглось.
В чужое НЕ лезу… И в своё… НЕ пущу…
Он говорит: «Я тебя никому не отдам». Конечно не отдашь! Как можно отдать то, что тебе не принадлежит?!
Мелодия звучит на телефоне…
Я дергаюсь, как от удара током.
Звонят… а это значит - меня помнят…
Все, кто не ты… но что об этом толку???
Мой телефон звонит не умолкая
И в праздники, и в серенькие будни…
Как видишь, обо мне не забывают
Чужие… все ненужные мне люди.
Я слушаю мелодию звонка…
Звонить ко мне находятся причины.
А мне до лампочки! Или до потолка!
Когда звонят ненужные мужчины.
На каждого мелодия своя…
А на того, кому я не нужна
Признаюсь, правду вовсе не тая,
Мелодия простая - тишина.
Ира Троц
Вроде всё в жизни есть: папа, мама, семья,
Дом, работа, друзей мне хватает.
Но тоска на душе, будто в мире одна,
Если всё хорошо, так бывает?
Я всегда весела, чтоб никто никогда,
Не заметил и каплю печали,
Все уверены в том, чаша полная дом
Только самые близкие знали…
Жизнь почти что прошла,
Сколько лет впереди, мы, конечно же,
Точно не знаем.
Но всё чаще сейчас, сидя, тихо в ночи,
Мы о будущем в тайне мечтаем…
Что нас ждёт впереди,
Не хочу я гадать, да и знать тоже бы не хотела.
Если, что суждено, никуда не сбежать,
Не твоё отпускай значит смело.
Вроде всё в жизни есть: папа, мама, семья,
Дом, работа, друзей мне хватает.
Но тоска на душе, будто в мире одна,
Если всё хорошо, так бывает…
Пригонит осень снежный ветер,
закроет дверь своим замком,
и в этот день туманный вечер
опять вернется в старый дом.
в нем раньше музыка звучала,
ночь танцевала рок-н-ролл,
здесь уходили на причалы,
играли в теннис и футбол.
напомнит ночь людей и даты.
услышу я из темноты,
как возвращаются солдаты
из покалеченной страны…
Прохладный ветер, шелест листьев,
На сером небе птичьи косяки.
Душа грустит, надежды провожая,
Питаясь мыслями «Все пустяки».
Вот первый снег - дыхание зимы,
А может, осени замерзшие слезинки.
Последние дождинки октября,
Что превратились в белые снежинки.
Растает первый снег, а с ним тоска
По ускользающим, с теплом, мечтами.
Хрустальная красавица - зима
Вновь завладеет нашими сердцами.
Морозный воздух, хлопья снега,
Искристый иней, мир опять белей.
Пора, когда от ожиданья счастья, чуда,
Глаза сияют ярче у людей.
Татьяна Маркинова,
и среди женщин попадаются - свои парни
Мне нравятся наши отношения тем, что у нас их с тобой нет. Идеально.
Мне новый день -
как новый человек,
с другим характером, другой судьбою.
Он вышел рано.
Гор, морей и рек
препятствия он видит пред собою.
Есть люди - праздники, когда с утра
такая легкость в жизни и в природе,
цветут цветы, смеется детвора…
Их долго ждут, они как миг проходят.
А я хочу прожить, как этот день,
в котором солнце с непогодой спорит,
последних листьев трепетная тень,
тревожный запах северного моря;
в котором очень мало тишины
и смелые вершатся перемены.
В нем все задачи будут решены,
и все решенья будут неизменны.
И будут листья в гаснущем огне,
и будет солнце стынуть на дорожках.
и будут люди помнить обо мне,
как о хрустальном и прозрачном дне,
в который были счастливы немножко.
И ты поймешь:
светла твоя тоска,
любовь ко мне упорна и упряма.
И победят народные войска
У трудных гор Сиерра-Гвадаррама.
Чего же больше?
Время!
На людей
родных и сильных наглядеться вдосталь
и умереть, как умер этот день,
не торопясь,
торжественно и просто.
Всё скрылось, отошло, и больше не начнётся.
Роман и есть роман, в нём все как надлежит.
Кибитка вдаль бежит, пыль вьется, сердце бьется,
Дыхание твоё дрожит, дрожит, дрожит.
И проку нет врагам обшаривать дорогу,
Им нас не отыскать средь тьмы и тишины.
Ведь мы теперь видны, должно быть, только Богу.
А, может, и ему - видны, да не нужны.
А где-то позади за далью и за пылью
Остался край чудес. Там человек решил,
Что он рожден затем, чтоб сказку сделать былью.
Так человек решил. Да, видно, поспешил.
И сказку выбрал он с печальною развязкой
И призрачное зло в реальность обратил.
Теперь бы эту быль обратно сделать сказкой,
Да слишком много дел, и слишком мало сил.
А мы все мчимся вдаль, печаль превозмогая,
Как будто ничего еще не решено,
Как будто жизнь прожив и все-таки не зная,
Что истина, что нет, что свято, что грешно.
И бесконечен путь, и далека расплата.
Уходит прочь недуг, приходит забытье.
И для меня теперь так истинно, так свято
Чуть слышное в ночи дыхание твоё.
Не в словах верность, а в действиях.
Народная страсть к мифу очевидна. Именно об этом и пишется в книге «История России ХХ век», под редакцией Андрея Зубова: «При Иване 111 на Руси вводится официальная идеология, которая в своем существе сохранилась всю последующую ее историю. Русь объявляется осажденной крепостью истинной веры, а русский правитель - единственным хранителем святыни православия… Новая идеология льстила властолюбию правителя и давала ему в руки мощный рычаг управления обществом, если народ верил идеологическим принципам. Но жизнь самого народа идеология никак не улучшала. Напротив, за приятные самообольщения национальной уникальностью, величием, святостью надо было расплачиваться вполне реальными вещами - утратой гражданской свободы, бессилием перед произволом деспота, бесконечными войнами, все повышающимися податями, культурной самоизоляцией и отставанием в развитии».
Как же все точно сказано. Нынешняя тоска значительной части россиян по империи - это тоска по прежней идеологии, по мифу о своем величии и национальной исключительности.
Там же читаю: «Народ, не пожелавший видеть свою вину в ужасах опричнины, предпочитая забыть свое соглашательство со злом и неправдой в „грозное“ время, теперь склонял сердце на сторону Ивана, а не его жертв».
Ни в чем не виноват русский народ и сегодня. Жиды виноваты, «чурки», «мировая закулиса». Отсюда и «склонение сердца» к палачу - Сталину.
Его же, Сталина и большевиков, ныне «казнят» за воинствующее безбожие, но и здесь не хотят видеть волю народа. Русский генерал А.А. Киреев писал в 1906 году: «Посмотрите, как христианская хрупкая, тоненькая оболочка легко спадает с наших мужиков». Вот она и спала, как только власть дала на это добро. Как тут не вспомнить Пушкинское «тупое равнодушие» в принятии народом древнего Киева новой, Евангельской веры.
Дело еще и в том, что русская церковь почти всегда была на стороне власти и практически никогда не противостояла ей, то есть никогда не была защитницей народной.
Нынешние либералы, демократы и диссиденты в России не хотят примириться с тем, что их государство без сильной власти (любой - самой несправедливой и кровожадной) - может привести к полному хаосу внутри страны, а потом и к катастрофе, способной погубить не только саму Россию, но и весь мир. Путин - не «чекист, узурпирующий власть в стране», а самый настоящий народный избранник. И его попытка снова возродить национальный миф - не придумана хитрыми политтехнологами, а есть воля народа.
Как диссиденты мечтали о гласности, о праве человека говорить то, о чем он думает. Все эти мечтатели не подозревали, что нет ничего ужасней свободного гласа толпы, а то, о чем думают массы, лучше бы не знать и не слышать.
Середина осени… ни любви тебе, ни здоровья… ни стабильности на международной политической арене…
ни веры в светлое будущее…
Ты знаешь, что сегодня поняла?
Проснулась утром и смотрела в небо
И даже поразила синева,
Но если мы не вместе - это грустно.
Мне не хватает твоих рук, тепла,
Хоть, солнца луч мне смело улыбнулся!
Водоворот, привычные дела,
Но нет любимых глаз, на сердце пусто.
Конечно же могу я всё сама,
Смотреть на звёзды, наслаждаться летом,
Но всё не важно, если без тебя…
Одной мне не коснуться неба утром.
Copyright: Наталья Жукова-Бабина