Забродила ранетка на ветках -
То тепло, то морозом прижмет.
Пьянит дичка под Солнцем не редко,
Птичка сок бестолковая пьет.
Очарованы сладким десертом -
Посовели от браги глаза.
Закачало пернатых без ветра
И упали в снега навсегда.
Больше им не летать в поднебесьи,
Не купаться в весенних ручьях.
Не проснемся мы утром под песни,
Разноцветных и крошечных птах.
Скорбь в глазах и слеза у прохожих -
Кто б сказал, не поверил в слова.
Птицы тоже летят все под Богом -
И порой в один миг навсегда.
Я не боюсь не сбавить обороты,
от жажды жизни веет палачом,
И занята по горло до субботы,
уткнувшись в стену худеньким плечом,
все будет так, как сказано в начале
в Судьбе прекрасной масса пустяков,
любить-до гроба, рьяно, на накале
в стране из мудрецов и дураков!
Ольга Тиманова
А в лабиринте выход есть
И уймы тупиков не счесть -
Лишь ты и эхо.
Тупик вопрос, плохая весть,
Оно порой хоть в петлю лезь -
Коль нет успеха.
Ладони по стене шершавой,
За вертикальною канавой -
При Лунном свете.
Проход все уже, еще миг,
Еще, еще и вновь тупик -
Ответа нету.
На уши давит тишина,
Куда не ткнись, опять стена -
Что с Миром этим.
Сидит в висках цепляясь страх,
Кровь коркой в содранных руках -
Себе вендетта !
А в лабиринте выход есть,
Найти его сочти за честь -
Не при на эхо.
Измерять длительность человеческой жизни годами, все равно, что книгу - страницами, живописное полотно - квадратными метрами, скульптуру - килограммами. Тут счёт другой, и ценится иное: сделанное, пережитое, продуманное.
За ветхий забор, покосившийся
Дом, цепляется старость.
Отведено жить ей сейчас,
Не потом и самую малость.
С котомкой болезней,
С клюкой одиночества,
Мечом судьбоносным зависло
Над нею пророчество.
Хоть кутайся в шаль,
Хоть стели самобранкою -
Все будет вуаль,
Да под нею с шарманкою.
Рассеялась она на прогретой
Ярилом заваленке,
Последней при жизни
Любуясь проталинкой.
В седой голове толи мысли,
Толь шепоты.
А годы все вышли тихонько,
Без топота.
За ветхий забор, покосившийся
Дом, чуть держится старость.
Встречают с косой за углом -
Мгновенья остались.
Уже не нужно и неважно-
кто был когда-то дорогим
исчезнул, как корабль бумажный,
и плыть не хочется за ним,
как отзовется в сердце сердце,
так боль откликнется дождем,
в тебя, как в лето, запереться,
укрыться морем, октябрем!
в тебя, как в бесконечный космос,
глядеть и видеть дивный миг,
а в жизни все легко и просто,
когда любовь и страсть постиг,
когда в упрямстве видишь-боль,
не от пореза, а от горя,
играешь бесконечно роль
с толпой бездушной жадно споря,
а в ней друзья, враги, лжецы,
знакомые, долги, Иуды.
…но зарубцуются рубцы,
и будут улыбаться губы.
Ольга Тиманова
Ой не гуляй ты девка от меня,
Не порти кровь начала моего,
Не зажигай в моей душе огня -
А то сгорим мы оба от него.
Меж золотых снопов роди мне дочь,
Под кедром сына силушкой в меня
И прогони из сердца темну ночь -
В чертополох не загоняй коня.
Блинами пусть пропахнет весь наш дом,
На каждой лавке семеро ребят,
Давай раскинем вместе мы умом -
Ведь о тебе плохое говорят.
Без твоего тепла мне не прожить,
Зарей красой мы венчаны с тобой,
Иссякли силы за тебя тужить -
Да не глумись ты больше надо мной.
Ой не гуляй ты девка не гуляй. .
Сила в правде, как иначе?
Истин не бывает двух.
Путь святой ей предназначен -
Не пустить по ветру дух.
Не кривой и не горбатой,
Не бывает правда мать.
Гордой быть ей должно, святой -
Чтобы имя не марать.
Кривда, та в осанке гибка -
Подколодная змея.
С ядовитою улыбкой -
Вокруг шеи у тебя.
Светом, торною дорогой
Правда от людей идет.
Кривда тропочкой убогой,
Тенью по грязи ползет.
Мир не прост, не все погода -
Кто нагнулся, тот и жив.
Лучше смерть, чем под колодой
В грязь втоптать от Бога жизнь.
Люблю в ночи тепло настольной лампы,
Под нею лист исписанный до дыр.
Театр жизни вижу я за рампой -
Как режисер, свой сложный, чудный мир.
Акт без суфлера, монолог души -
Истерзанной в остатке жизни.
Свои не получивши барыши,
Но живши гордо и с своей харизмой.
Из зала гробовая тишина,
Моя душа за рампой наизнанку.
Энергии незримая волна -
В пронзительной игре тальянки.
Не понарошку стон ! Болит душа.
Подайте водки гордому актеру !
Пусть будет рюмка долей барыша -
Душе прожившей в жизни без суфлера.
Я счастливый Чел в панамке из газеты,
Греют голову в газете мне портреты,
Когда мерзну я и очень голодаю -
Я бумажке с головы всегда внимаю.
В рот и уши набиваю я из прессы,
Аппетитные слова - деликатесы,
Лечу в отпуск, регистрирую билеты
И за тур плачу не дёшево газетой.
В магазине, сауне, театре -
Провожу расчет как пластиковой картой.
Из барака переехал в новый дом -
Взял машину, мебель, стильный телефон.
Обучаю за границею детей,
Оплатил за все газетою своей,
Улететь хотел на пээмжэ в Бейрут -
Но за водку там газетой не берут.
Сила слова в правде господа !
Обещания в газете не вода.
Когда стану я счастливый помирать -
Прессу буду своим внукам завещать !
Выходила обедать и скучно наблюдала одинокую дамочку, пытающуюся нелепо склеить одинокого наманикюренного чувака. Я сидела в «первом ряду», и очень мне хорошо было все эти мизансцены видно. Ну, как она зажигалку ищет в сумке минут пять, как потом с пухлой губищей навылет сидит и незажженной сигареткой помахивает, как глазами помещение обводит, неоднозначно намекая… Чувак всё считывал, но ленился. Ну, и глумился тоже чуток. Потом дамочка манерничала с офицьянтом, выспрашивая из чего приготовлен тот или иной продукт. Потом еще капризничала, что заказ долго не несут. Ну так. Картинно и одиноко капризничала, глубоко вдыхая, шумно выдыхая и волнительно трепеща персями. Чувак глумился. Улыбчивые хитрые взгляды на дамочку бросал, однако, не спешил ни с зажигалкой, ни с сочувствием.
Потом дамочка уже вконец осмелела и томным голоском, аппелируя к никуда, но вполне к адресному никуда заявила, что «боже! ну сколько же можно»! Боже ожидаемо промолчал, чувак хохотнул и уткнулся в свой стейк или что там у него. Короче не склеилось у них. Чувак расплатился, встал и ушел. Перед уходом этой активной недотыкомке сладко улыбнулся с полупоклоном. Сволочь. Он едва дверь за собой прикрыл, она сразу как-то телом и лицом вся истекла в единообразную рыхлую массу. Была женщина - стала картофельное пюре. И зажигалка немедленно нашлась.
А я чего-то вдруг вспомнила одну приятельницу старинную. И как мы с ней вечером собрались заедать её несложившийся роман. Она пришла вся такая пюреобразная и пережеванная. Во взгляде у нее гнила и источала миазмы женская ядовитая ненависть к мужикам вообще и к миру в частности. На голове у нее были немытые волосы и виртуальные рога до самых небес (бойфренд изрядным был кобелем). А в душе у нее разверзалась черная пропасть до самого ада. Вот эту пропасть мы и намеревались заполнить сплетнями, коньяком и чизкейком. Ну, чем-то надо было заполнить! Не может женщина ходить с такой ужасающей дырой внутри.
Ну, мы пожрали. Попили. И снова пожрали. Пропасть не заполнялась. Ненависть из вяло гниющей превратилась в активно разлагающуюся и тут она узрела его. Не в смысле бойфренда, тот разумно свалил из страны. А мужчину. Мужчина был в компании друзей, выглядел, я вам скажу, более чем аппетитно и располагался неподалёку. Трезвый, при галстуке и с печальной улыбкой на алых демонических устах.
- Вот! - сказала Олька. - Вот он! То, что надо! То, что поможет мне пережить горечь утраты, поправить изношенную самооценку, починить оскорбленную гордость и согреть холодную постель…
- Зачем? - удивилась я. - Ты с ума сошла! Погляди на себя. На тебе же написано вот такими огромными буквами - «Свежеброшенка». Свежеброшенка не имеет шансов ни на что, ровно до тех пор пока она
а) не перекрасится в альтернативный дикий цвет (Семь раз)
б) не поменяет гардероб (хотя бы лифчиков семь штук)
в) не сносит семь пар железных сапог,
г) не пройдет через семь бессмысленных болезненных краткосрочных отношений…
и так далее.
Короче, я ей прямо пояснила, что если она хочет сейчас свою и без того мертвую самооценку превратить в мелкодисперсный прах, она конечно может. Но толку не будет. Будет только хуже! В лучшем случае, «только хуже» случится прямо здесь и сейчас. В худшем, завтра с утра. Я всё это ей пояснила и даже предложила пять… нет! семь! опций развития событий - каждая ужаснее предыдущей.
- Да! - Отвечала мне Олька мрачным голосом. - Ты чертовски права! Но ведь именно это я и делаю - я надеваю первые свои железные сапоги. Ведь чем раньше я пройду сквозь медные трубы, тем быстрее жизнь моя наладится. Согласись?
Я согласилась. Оценила Олькин азарт и смелость. Преклонилась перед её логикой. И благословила её.
Ну что. Она встала, рога поправила и вперёд. Возникла перед мужиком, как гора картофельного пюре перед Сивкой-Буркой и внятно по полочкам всё разложила. Без купюр. Вот уж не помню дословно, а жаль. Можно было бы пособием разместить на дамском форуме. Смысл тирады, однако ж, был такой «Вот стою я перед тобой простая русская баба, и чего-то мне сильно хреново…»
Всё сказала товарищу. Всё, как есть. Ни полусловом, ни полуулыбкой не наврала. И про то, что бросили нехорошо и безжалостно. И про то, что потребен стремительный и ни к чему не обязывающий роман. И что денег на парикмахера и новый лифчик у нее сейчас нет, от чизкейков толку чуть, а психотерапия жизненно необходима. И еще сказала, что она в тупом отчаянии, и что чувак не причем, но случайный выбор. И что он может подумать в течение получаса, поскольку она понимает необычность предложения и дикость ситуации. И что через полчаса мы все равно уходим. И что всё нормально, без обид. И что в искупление пережитого стресса может угостить его… «что вы там пьете»?
Чувак ничего не пил, за рулем был. И это было совсем плохо. Если бы пил, то может на браваде пьяненькой бы согласился. Но, вообще, молодец. Он так ее выслушал внимательно и осторожно кивнул. Не обидел издевкой.
Олька тоже молодец. Вернулась на место и спокойно, размеренно свой остывший кофе допила. Ни взгляда в ту сторону не бросила. Я же, наоборот, косилась вся в любопытстве и тревоге, но молодой человек тоже так расслабленно питался и никак не реагировал.
- Ну? - не удержалась я, когда мы, уже расплатившись, пошли пудрить носики. - Полегчало? Опозорилась?
- Ага, - кивнула Олька. - Стыдно конечно и противно, но хоть что-то. Сейчас еще в такси порыдаю, пожалуюсь таксисту на несчастную свою бабью долю, потом таксист ко мне пристанет, помашет своей пиписькой, предложит интересненькое, потом я его грубо пошлю, потом он потребует с меня в два раза больше положенного, потом у меня не хватит денег, потом он назовет меня сукой и выбросит на середине пути, потом я с приключениями сексопатологического характера к утру доберусь домой, потом окажется, что сломался замок в подъезде, потом я разбужу всех соседей, потом…
- Хватит! Я поняла. Ты на верном пути!
- То-то же! - угрюмо хмыкнула Ольга. - Странно, что у меня еще колготы не поехали, не треснула юбка по шву и организм нормально переваривает явно несвежую рыбу. Понос сейчас был бы весьма уместен.
- Ничо. По дороге обязательно прихватит, - пообещала я. - Пошли уже отсюда.
И мы пошли прочь не солона хлебавши.
***
Да. Именно так, девушки. Стоял у выхода и брелочек нервически на пальчике крутил. Туда-сюда.
- Я номер вашего авто запомнила, - это я чуваку сказала и бровьми аццки наморщилась.
- Скан паспорта дать?
Еще шутит… Маньяк! Гы! А не шутил. Серьезно так полез в бумажник и мне свернутый скан первой странички протянул. Уж не знаю зачем он его с собой носил. Маньяк! А Олька-дура! Потому что ясно даже ежу - ничего не выйдет! Свежеброшенка не имеет шансов! Так устроен этот жестокий мир.
Я демонстративно положила скан себе в сумочку, повернулась и пошла к метро. Спина моя была - осуждение и предубеждение. Еще гордость. От шеи до копчика.
***
Семь лет назад, или восемь приключилась эта мелодраматическая история. А сегодня в «Одноквасниках» лазила я на Олькину страничку. Да, девушки. Именно так. У нее фамилия теперь такая же, как на той бумажке формата А4. Я помню. Очень редкая, смешная фамилия.
Зы. История по совершенно реальным событиям. Если кому то это действительно важно знать.
Дрались за каждую конфету, как в ту войну за Сталинград, трехлетняя сестрёнка Света и пятилетний братик Влад.
Он оторвал всем куклам ноги, соорудив из них забор к своей игрушечной дороге, за что был изгнан в коридор и в темный угол там поставлен. Она в ответ его спецназ брала из тумбочки горстями и отправляла в унитаз.
Он бил по голове подушкой. Она плевала ему в чай. Он обзывал её подружек. А Светка бегала стучать на все его проделки маме. Он злился и жестоко мстил. Росли заклятыми врагами сестра-стукач и брат-дебил. И это не моя оценка, они друг друга звали так.
Но после памятной той сценки прошло все с чистого листа.
Светлана шла домой из школы: двенадцать лет, коса, рюкзак. Влад шёл на секцию футбола, и прямо на его глазах его сестренку окружила большая стайка гопоты. «Гони рюкзак!» - кричали. «Живо!» - с косичек дёргая банты.
И Влад вскипел, как будто чайник, забытый кем-то на огне. А Светка плакала, кричала. Рюкзак болтался на спине, и очень сильно дёрнул лямку один из тех, кто нападал. Упала в грязь его Светланка. Напавший получил фингал, потом второму в челюсть пяткой Влад умудрился зарядить. Но третий и четвёртый с пятым остервенело стали бить, куда придётся, чем попало. И не отбиться - ну никак! Светланка потихоньку встала, открыла молча свой рюкзак, и извлекла на свет красивый, блестящий тренерский свисток. И свистнула, что было силы. И побежали наутёк все пять напавших отморозков, вопя «атас! Бежим! Менты!». А Влад и Света в эту осень нашли друг в друге те черты, которых раньше и не знали: он за неё во всём горой. Он всех на клочья растерзает, кто обижает их с сестрой.
Он еле-еле встал из грязи. Конечно, Светка помогла. Синел фонарь под красным глазом, сестрёнка рядышком брела, и он держал ее за руку. И ей хотелось так идти, с дебилом-братом, будто с другом, не умоляя: «отпусти». И он хотел идти с ней рядом, пускай стукачка, черт бы с ней. Она цела, и в том награда. А шрамы сделают сильней.
И Светка думала, что с братом как никому ей повезло.
Забыли в той грязи ребята годами скопленное зло.
Лёля рисует в альбоме котёнка Матроскина. Лёле четыре, ей мама купила мелки. Папа пошёл за сметаной и за папиросами. Мама к борщу как всегда напекла пирожки. Завтра суббота, а значит, что дедушка с бабушкой в гости приедут, и, может быть, торт привезут.
Там, за окном очень солнечно и очень радужно. Здесь же, в квартире, царят благодать и уют.
Лёля несётся по улице, ищет Матроскина. Этот стареющий мачо опять убежал. Лёля сегодня покрасилась хной в ярко-розовый, стала похожа на маленький пылкий пожар. Всё, чтоб Кирилл на неё обратил бы внимание. Он старшеклассник, и Лёля в него влюблена. Так, что не хочет готовиться даже к экзаменам. Вот и Матроскина серая с чёрным спина! Еле поймала, брыкается, сволочь лохматая. Лёля с огромным трудом его тащит домой. Лёлины руки искусаны и исцарапаны. В воздухе пахнет едва наступившей весной.
Лёля с Кириллом сегодня вернулись из Турции, маме и папе в подарок купили кальян. Старый Матроскин опять ободрал все настурции и затошнил светло-бежевый новый диван. Папа бросает курить и немного поправился, мама нашла в интернете рецепт фуа-гра. Бабушка с дедушкой смотрят с портретов, им нравится как замечательно внученька их подросла.
Лёля не Лёля, теперь с ней по имени-отчеству. Двое детей, замечательный любящий муж. Лёля сумела добиться всего, чего хочется, не разучившись нести распрекрасную чушь. Мама и папа здоровы, но сильно состарились. Серый Матроскин бессмертен. Блюет на диван. Дедушка смотрит с портрета, и деду понравилось, что в его честь первый правнук был назван Иван.
Кот убежал, опрометчиво, в этом-то возрасте! Лёлины дети искали, не вышло найти.
Алёна Петровна рисует котёнка Матроскина.
Как и в четыре, она лишь в начале пути.
Сейчас бы получить ремня
От мамы, а отец не трогал
По делу, по итогам дня
По полной, все что заработал !
И не орать, не жалобить судью,
Отмерила Фемида наказание.
Не проклинать свою судьбу,
А обрести в процессе покаяние.
Я не любил стоять в углу
С сопливым носом, мокрыми глазами,
Я превращался в монолит, скалу -
Бежали слезы в этот миг у мамы.
Иначе ныне, рухнули углы !
Ремень под шлевками работает как влитый.
К родителям с любовью снятся сны
И все обиды напрочь позабыты.
И нет контроля, вольны мы в делах,
Вне дисциплины дома, на работе.
А нужно многим постоять в углах -
Не помешают и следы на попе.
Идем с тобой
По битому стеклу,
Прошу не ной -
Моя Лулу !
Ты помнишь пса
Что с нами жил?
В глазах слеза -
Он все скулил.
Мы раньше шли
По лепесткам
И свечи жгли
По вечерам.
Не мокли в дождь,
Не мерзли в снег -
Не знали дрожь
Мы целый век !
Давай нальем
Себе вина,
Потом споем
Под хруст стекла.
Сплошным ковром
Осколки ссор,
В семейный трон
Влетел топор.
Прощай, прости
Меня Лулу !
С другим иди
Ты по стеклу.