Вести себя, как мужчина - значит идти против своей природы. До тех пор, пока вы будете к этому стремиться, вам будет трудно быть женщиной…
Ты, осень, чай, не заблудилась?
Немного рановато ты соскучилась по нам,
Непрошеною гостьей заявилась,
Не радуют ни тучи серые, ни холод, ни ветра,
А потому прости за нерадушие и невзаимность,
Завихрени у природы не впервой,
Лето лихо закружилось в танце
В паре с раскрасавицей весной,
Им то здорово, а нам не сладко,
Обдаёт то холодом, а то жарой.
Опять прохладным лето обещают,
Июнь пришёл, а вот с теплом - пробел
И сами жители с тревогой замечают,
Наряды новые скучают не у дел…
Мы, питерцы, не балованы солнцем,
Оно бывает тридцать дней в году,
Но не желаем быть ни греком, ни японцем,
С дождём мы три столетия в ладу.
И если солнце выйдет из-за тучи,
Нет радости предела и конца,
Вся молодёжь на дефиле - кто круче,
Никто не прячет бледного лица…
И нет подарка нам ценней, чем солнце,
Мы каждый день в надежде, что вот-вот,
Готовы мы открыть ему оконце
И пригласить на медленный фокстрот…
- Слющий, дарагой. Как зовут тот птыц, что все врэмя поёт?
- Соловей что ли?
- Ай, точно, савэлий! Вчера всю ночь ходыт вокруг палатки и КАР! КАР! КАР!
Свет белой ночи, как свеченье,
Разлился, город серебря…
Моё ночное приключенье,
Незаходящая заря…
Ты за безвестным километром
Пылаешь где-то там, вдали,
Не задуваемая ветром
Свеча у краешка земли…
И круглый стол готов с бумагой -
Листами светлых площадей,
С блестящих лент речною влагой,
В фигурках зданий, в снах людей…
И я смотрю, лишённый слова,
На старый парк, на тёмный пруд,
На блака перо с сосновым,
Что так чернильниц жадно ждут…
Что строки лучшие напишут
Об этой ночи и заре…
Как жаль, что их никто не слышит,
Тьмы чёрных дней вкусив в норе…
И не поймёт, о чём пространству
Они хотели так сказать,
И чт холодному упрямству,
Увы, никак не доказать.
Дорожкой полною чудес,
Луна направила нас в лес…
Там чудные зверьки живут,
И птицы разные поют…
Райской жизни уголок,
Не на диване в потолок…
А на мягкой зелёной травке,
Поваляться можно мягко…
Там ночью звёзды зажигают,
И все животные знают…
Что пора уже идти на охоту,
Вот такая у природы забота!
Чуть пробуждается рассвет,
и звезды гаснут, исчезая,
вдали искрится небосвод,
лучами солнца, тени накрывая.
А солнце, ослепительно пылая,
так ярко, осветило горизонт,
и мрак ночной, куда то растворяясь,
все увлекает солнце, за собой.
Туман ночной, поднявшись над землею,
по капельке, росою травы укрывает,
а в глубине тиши лесной,
перед рассветом звуки, нарастают.
Все выше, солнце поднимаясь,
пригрев, сменяет всю прохладу.
С утра нам воздух, нагревает,
тепло всем дарит, как награду.
Что может сравниться с бессмертной усладой?
Так нежно ласкает, дурманит, пьянит
Изящным абрисом в долине отрады,
Где пряность блаженства, как птица, кружит!
Среди разнотравья волшебным ажуром,
Расцветкою дивной приводит в восторг
Цветочное чудо игривых Амуров,
Вплетающих радость в аромавенок!
Феерия счастья разносится ветром
В прозрачном эфире Вселенской любви,
Лучатся роскошным волнующим светом
Нарциссы - созданья земной красоты!
Сибирь давно живет во благо человека.
Цени её природные дары!
Иначе человек - осиротеешь.
Без неба, света Солнца и воды!
Зеленая листва и неба синева.
Под Солнца ясного, пленящими лучами.
В лесу реки прозрачная слеза
Спешит в объятия великого Байкала!
Люби её кристальные ручьи,
Лесов бескрайних кроны вековые.
Тогда ты будешь счастлив сибиряк!
Ведь не нужны тебе края чужие.
Глаза весны полны разлива.
В них больше с каждым днём тепла.
Какого нам ещё мотива
Желать, душа чтоб расцвела?
Глаза у лета сенокосны
И ягодны, ещё пляжны.
Все прелести просты несносно,
Наги, вкусны и так нежны!
Глаза осенние отпадны,
Сентя-октябре-ноябристы,
Арбузно-бабье-листопадны,
Желтково-красно-золотисты.
Глаза зимы искрятся снегом,
Всех заставляют быть теплее.
Но мы идём за нею следом,
Пока сердечко бьётся в теле.
-
Сергей Прилуцкий, Алатырь, 2014
Свинья лежит в навозе в огороде,
А человек с друзьями водку пьёт…
Как мудро всё устроено в природе!
А ведь могло бы быть наоборот.
Ты будешь держать меня за запястье,
Ты будешь просить остаться с тобой,
И долго и рьяно шептать мне
Про Счастье,
Про звездные росы и тёплый прибой.
Ты будешь царапать замерзшие щеки
И тенью меня от других закрывать.
И пусть твои песни ненужные многим,
Они мне - та нить, что боюсь потерять.
Они мне - тот повод, чтоб жизнь воспевать.
Так пой мне, моё бесконечное чудо!
Мой мир безграничный под высью небес!
Мы рядом. С тобою и дальше я буду
Мечтать лишь о том, чтобы страх
Весь исчез.
Ты будешь держать меня за запястье,
Ты будешь просить остаться с тобой,
Но я не могу, не могу я остаться
С суровой жизнью ждет меня бой,
И там изломать меня может любой…
Но…
Но я люблю тебя в любое время года,
Священная моя Природа.
В назначенный день Джо отправился в фургоне к источнику Антилопы и, остановившись в стороне, в маленькой ложбине, стал ждать.
Наконец из-за южных песчаных холмов появился черный, точно уголь, жеребец и спокойно спустился к источнику-как всегда одинокий, Он обошел его сначала кругом, нюхая, не спрятался ли там какой-нибудь враг. Затем направился к воде в таком месте, где совсем не было тропы и начал пить.
Джо смотрел на него и желал, чтобы он поглотил как можно больше воды-целую бочку. Но едва мустанг повернулся, чтобы пощипать траву, как Джо пришпорил свою лошадь. Мустанг услышал стук копыт, увидел всадника и помчался прочь.
На равнине он повернул к югу-знаменитый аллюр слегка задерживал его разбег, но среди песчаных холмов он уже летел во весь опор, и расстояние между ним и его преследователем все увеличивалось. А лошадь Джо, тяжело нагруженная, проваливалась в песок на каждом шагу и отставала все больше и больше.
Дальше на равнине лошадь Джо смогла несколько наверстать потерянное расстояние, но затем начался длинный спуск, по которому лошадь не решалась бежать во всю прыть и снова стала отставать.
Однако Джо продолжал скакать за иноходцем, не щадя ни хлыста, ни шпор. Одна миля, другая… третья… И вот уже вдали виднеются скалы Аррибы.
Там Джо ждали свежие лошади, и он с новой энергией помчался дальше. Но темная, как ночь, грива, развеваясь по ветру, отдалялась от него все больше и больше.
Вот наконец и ущелье Аррибы, Ковбой, карауливший там, спрятался, и мустанг пронесся мимо;он вихрем пролетел сначала вниз, потом вверх по склону, продолжая бежать все той же неизменной иноходью.
Джо, вскочив на свежего коня, помчался вниз, потом вверх. Еще и еще пришпоривая лошадь, он скакал, скакал и скакал, но не мог сократить расстояние ни на шаг.
Га-лумп, га-лумп, га-лумп…-мерно стучали копыта. Прошел час, другой, третий-и уже впереди показалась река Аламоза, где Джо ожидала подстава. Он кричал на свою лошадь, он всячески понукал ее. Вороной жеребец мчался как раз к намеченному месту, но, не добежав до него последних двух миль, он вдруг, точно повинуясь какому-то странному предчувствию, свернул влево. Чувствуя, что мустанг ускользает, Джо нахлестывал свою измученную лошадь, стараясь во что бы то ни стало завернуть мустанга к подставе. Это была чрезвычайно трудная скачка. У Джо прерывалось дыхание, Кожа седла скрипела при каждом прыжке. Летя наперерез, Джо как будто начал нагонять иноходца. Тогда он выхватил револьвер, стал выпускать пулю за пулей, чтобы поднять клубы пыли, чем наконец вынудил иноходца свернуть направо, к переправе.
И вот они спустились у реке. Мустанг понесся дальше, а Джо соскочил на землю. Его лошадь окончательно выбилась из сил, проскакав тридцать миль, да и сам Джо чувствовал себя не лучше. Глаза у него воспалились от едкой пыли, и он, почти ничего не видя перед собой, махнул рукой Тому и крикнул, чтобы он"гнал мустанга к броду через Аламозу",.
Новый всадник понесся вскачь на свежей, крепкой лошади вверх и вниз по холмистой равнине, а вороной жеребец мчался перед ним. Он весь покрылся пятнами белоснежной пены, а шумное дыхание и бурно вздымавшиеся бока явно указывали, что ему тоже приходится нелегко, но он все-таки продолжал бежать…
Сначала Том как будто выиграл расстояние, но потом стал отставать, но тут у Аламозы его сменил другой всадник, на свежей лошади. Жеребец и и его преследователь свернули к западу и мчались мимо поселения сурков, через заросли колючих кустов и и кактусов, царапавших и рвавших одежду.
Вороной жеребец стал гнедым от пота и пыли, но с иноходи не сбился. Гнавшийся за ним молодой Кэрингтон с самого начала загнал свою лошадь, а теперь хотел заставить ее перескочить овражек, который жеребец предпочел обойти. Одно неверное движение-и всадник с лошадью покатились вниз… Юноша уцелел, но лошадь разбилась, а дикий вороной жеребец несся дальше…
Это случилось неподалеку от ранчо старика Галлего, где ждал успевший отдохнуть Джо;не прошло и получаса, как он уже вновь гнался за иноходцем.
Вдали на западе виднелись горы Карлоса. там Джо ждали свежие лошади и люди. Зная это, неутомимый всадник постарался завернуть коренца на запад. Но иноходец, повинуясь внезапной фантазии, а быть может и внутреннему предчувствию, круто свернул к северу. Все искусство Джо оказалось бессильным: он безжалостно гнал свою лошадь, кричал и стрелял, но черный метеор понесся вниз, по склону холма, и Джо не оставалось другого выбора, как только следовать за ним.
Так началась самая трудная и и мучительная часть погони. Джо, жестокий к мустангу, был еще более жесток к своей лошади и к себе. Солнце жгло немилосердно, раскаленную равнину заволокла жаркая дымка;глаза Джо горели, и губы потрескались от соленой, едкой пыли, а охота все продолжалась, единственный шанс на успех заключался в том, чтобы отогнать мустанга назад, к большому броду через Аламозу.
Впервые за время погони Джо стал замечать у вороного жеребца признаки утомления, его хвост и грива уже не развевались, как раньше, и короткое расстояние в пол мили, отделявшее его от Джо, уменьшилось наполовину. Но он все же был впереди и бежал, бежал, бежал все той же иноходью…
Прошел час, прошел другой, а жеребец все бежал. Однако они уже свернули с прямой линии. К вечеру, проскакав целых двадцать миль, они приблизились к большому броду через Аламозу, но Джо хотел сам продолжать погоню, и, перескочив на дожидавшуюся его свежую лошадь, он помчался дальше.
Оставленная там лошадь, задыхаясь, бросилась к воде и пила до тех пор, пока не свалилась мертвой.
Джо немного задержался, надеясь, что и воронец тоже обопьется, но не тут то было! Он сделал только один глоток и с плеском перебрался на другой берегяДжо понесся за ним по пятам. Прежде чем они скрылись вдали, ковбои у брода успели заметить, что расстояние между ними заметно уменьшилось и лошадь Джо с каждым прыжком нагоняет вороного…
Утром Джо вернулся в лагерь пешком. Его история была коротка: восемь лошадей пало, пять человек совершенно выбилось из сил, а необыкновенный мустанг-иноходец по-прежнему разгуливает на воле.
По щекам земли, заливая румянцем,
Занимается старый, добрый рассвет.
И росой умывая все, в медленном танце
Утро, с ночью борясь, снова ищет ответ…
Открывает глаза наша соня, Природа,
Пеленою сползает ночной пеньюар.
Улыбаясь, она надевает погоду,
Двери плотно прикрыв, в спальный свой будуар.
Взмахом рук поправляя небесные локоны,
Озорно распугав стайку спящих синиц,
Новый день, щедрый дар, разбросав во все стороны,
Лишь одним томным взглядом, из-под ресниц.