Берегите женщин, они сберегут вас.
Любая точка зрения женщины - это многоточие …
Женщина прекраснее всего когда грустит, но не когда унывает, когда беззащитна, а не когда вызывает жалость, когда наивна, но не когда глупа
Сколько бы не было женщине лет, если ей … НАДО …, она и станцует …
О да! Сколько раз я на это нарывалась!!! Пока спокойно, без криков и ругани, что-то говоришь - многие это просто пропускают мимо ушей. В конце концов предлагаешь расстаться, и сразу:
- Ой, как же так, что случилось?
- Дорогой, я много раз говорила тебе то и это, ты проигнорировал.
- Ну, ты же не кричала, я решил, что раз так, это не серьезные просьбы.
- Надо всем женщинам нашего королевства выдать мётлы, - говорит ведьма. - Пусть летают.
- А если не могут летать?
- Пусть метут, раз ни на что не способны.
Женщины так устроены, что когда в голове разлад, надо полить кактус
Если женщина благоухает как оазис в пустыне, значит у неё животворящий родник.
Женщина страдает, скорее, не от отсутствия любви, а от одиночества, суть которого невостребованность. Она в лепешку расшибется, но должна быть востребована, если не как жена, то как мать, если не как мать, то как добрая самаритянка. В этом и заключается живучесть типичной женщины. Мужчине есть чему поучиться у женщины! А главное - ее незаурядной способности к выживанию.
Хрупкая, беспомощно-хрупкая,
Сильная, немыслимо-сильная -
Белою, чистой голубкою
Мир обнимаешь крыльями.
Женщина - что песня неспетая,
Кем же ты до срока не встречена?
И не тебя ли сонетами
Славят поэты в вечности?
Розы ли к ногам твоим падали,
Звёздами ль дороги усыпаны?
Много ли матери надобно?
Были бы дети сытыми.
Были бы их сны безмятежными,
Только бы их горести минули.
Матери сердце безбрежное,
Бьёшься за нас ты, милое!
Росы ли к заутрени выпали,
Слёзы ли - ветрами их высушит.
Ты помяни нас молитвами -
Бог не откажет выслушать.
Какое очарование души увидеть среди голых скал, среди вечных снегов у края холодного мертвого глетчера крошечный бархатистый цветок - эдельвейс. Он один живет в этом царстве ледяной смерти. Он говорит: «Не верь этому страшному, что окружает нас с тобой. Смотри - я живу».
Какое очарование души, когда на незнакомой улице чужого города к вам, бесприютной и усталой, подойдет неизвестная вам дама и скажет уютным киево-одесским (а может быть, и харьковским) говорком:
- Здравствуйте! Ну! Что вы скажете за мое платье?
Вот так бродила я по чужому мне Новороссийску, искала пристанища и не находила, и вдруг подошла ко мне неизвестная дама и сказала вечно женственно:
- Ну, что вы скажете за мое платье?
Видя явное мое недоумение, прибавила:
- Я вас видела в Киеве. Я Серафима Семеновна.
Тогда я успокоилась и посмотрела на платье. Оно было из какой-то удивительно скверной кисеи.
- Отличное платье, - сказала я. - Очень мило.
- А знаете, что это за материя? Или вы воображаете, что здесь вообще можно достать какую-нибудь материю? Здесь даже ситца ни за какие деньги не найдете. Так вот, эта материя - аптечная марля, которая продавалась для перевязок.
Я не очень удивилась. Мы в Петербурге уже шили белье из чертежной кальки. Как-то ее отмачивали, и получалось что-то вроде батиста.
- Конечно, она, может быть, не очень прочная, - продолжала дама, - немного задергивается, но недорогая и широкая. Теперь уже такой не найдете - всю расхватали. Осталась только йодоформенная, но та хотя и очень красивого цвета, однако плохо пахнет.
Я выразила сочувствие.
- А знаете, моя племянница, - продолжала дама, - купила в аптеке перевязочных бинтов - очень хорошенькие, с синей каемочкой - и отделала ими вот такое платье. Знаете, нашила такие полоски на подол, и, право, очень мило. И гигиенично - все дезинфицировано.
Милое, вечно женственное! Эдельвейс, живой цветок на ледяной скале глетчера. Ничем тебя не сломить! Помню, в Москве, когда гремели пулеметы и домовые комитеты попросили жильцов центральных улиц спуститься в подвал, вот такой же эдельвейс - Серафима Семеновна - в подполье, под плач и скрежет зубовный - грела щипцы для завивки над жестяночкой, где горела за неимением спирта какая-то смрадная жидкость против паразитов.
Такой же эдельвейс бежал под пулеметным огнем в Киеве купить кружево на блузку. И такой же сидел в одесской парикмахерской, когда толпа в панике осаждала пароходы.
Помню мудрые слова:
- Ну да, все бегут. Так ведь все равно, не побежите же вы непричесанная, без ондюлясьона?!
Мне кажется, что во время гибели Помпеи кое-какие помпейские эдельвейсы успели наскоро сделать себе педикюр…
Даже огромное сопротивление не устоит от женской обаятельности, если она направленна против вас.
Есть дамы, которые славятся чутким скелетом
И каждою костью вибрируют страстно,
Особенно будучи навеселе.
Краснея, но не отрицая, что часто при этом
В суставах они ощущают пространство,
Которому равного нет на Земле.
Сей фокус меня поражает не хуже отравы
До судорог в сердце и звона в мозгу.
О, эти суставы!
Я не могу!
Бог знает, какие неслыханные эпизоды
Являет судьба, издеваясь над нами,
И женский скелет - подтверждение тому.
Я меркну пред этим волнующим чудом природы -
Когда наслаждение вкушают костями,
Сие недоступно уму моему.
О, woman, воистину ты - бриллиант без оправы,
Само естество пред тобою в долгу.
Но эти суставы!
Я не могу!
Покорно блюдя этикеты и делом и речью,
Всегда соглашаюсь без тени протеста,
Что всякая дама достойна пера.
Тем паче, когда неуклюжему гостю навстречу
Она, как волна, поднимается с места,
Не скрипнув ничем, не спугнув комара.
При этом настолько движенья ее величавы,
что даже царя обращают в слугу.
Я руку целую, согнувшись в дугу,
Но вижу суставы! И не могу!
Чтобы озадачить женщину нужна хорошая память, особенно когда они стараются «уйти от темы», вставив «конкретику» в разговоре с ней о «ни о чём»
«В офисе есть особый эротизм. Когда женщины затянуты в корсет корпоративной этики и забывают о женственности своей - в этом есть некая трогательность. Я жил в Германии какое-то время, и все думал: почему такое количество порнофильмов, где действие происходит в офисе? Потом понял»