Как постарели эти музы в ожидании своих избранников.
История искусства во многом обязана женщинам. Они вдохновляли и оберегали своих талантливых мужей, переписывали рукописи и терпели бесконечную череду натурщиц. Это истории совершенно разных женщин - властной Галы, степенной аристократки Ольги Хохловой, преданной до самоотречения Лидии Делекторской, а также верной спутницы и блестящего администратора Веры Слоним. И на пересечении их судеб ответ на такой волнующий вопрос: «Каково быть музой?»…
Она создала Дали
В ряду женщин-вдохновительниц Гала, или Елена Дьяконова, занимает особое место. Сразу два гения посвятили ей себя без остатка, сразу два гения создавали шедевры во имя нее - Сальвадор Дали и Поль Элюар.
Большинство русских жен знаменитых мужей отличались добродетельным нравом, состраданием, жертвенностью, одухотворенностью и тактом. Гала была невыносима. «Нужно помнить, что я истеричка и что для моего возраста и для моих физических сил я чрезмерно нервна.
Каждая мелочь выводит меня из себя", - признавалась она в одном из писем. И чуть позже: «Я такая глупая и вздорная, что даже горжусь этим». Она с детства любовно взращивала в себе чувство собственной исключительности.
Больше всего она боялась забвения, поэтому блистала и эпатировала, стремилась всегда быть в центре внимания и удерживать взгляды если не очарованием, то безумными идеями.
Именно Гала создала гения Поля Элюара. Она поверила в его гениальность и постепенно приучила к этой мысли его самого. Она заставила Элюара опубликовать в модном журнале первые стихи, а потом терпела все его выходки - от череды измен до приступов безумной любви. Она училась быть музой, терпеливо и с полной отдачей.
И уже следующий гений обожествил ее и прославил в веках не меньше собственной фамилии. «Гала стала солью моей жизни, цементом моей личности, моим маяком, моим двойником, МНОЮ», - писал Сальвадор Дали.
Из неуверенного в себе, замкнутого и нелепого молодого человека, который не мог перейти улицу и падал несколько раз на дню, она силой своего темперамента создала самого экстравагантного гения в истории искусства.
Позже в мемуарах современники будут писать, что Гала была алчной, самовлюбленной и развратной ведьмой, которая создала Дали и погубила его. Но я не помню имен этих современников. Их не будут помнить мои внуки. А имя «Гала» будет неразрывно связано с «Дали», потому что невозможно оценивать музу наличием или отсутствием привычных добродетелей. Ее исключительность проявляется в совершенно ином измерении.
Мадам Пикассо
Она была совершенно обыкновенной. Аристократка, способная к балету. Способная, не более. Наперекор воле родителей Ольга Хохлова стала балериной и объездила с труппой Дягилева всю Европу. Она не знала выдающихся успехов, ее уделом был кордебалет, и быть может поэтому Пикассо, работавший над декорациями, не сразу заприметил ее среди стройных барышень.
Пикассо было 36, он устал от страстных женщин и богемных красоток, и поэтому пришел в восторг от спокойной и совершенно обыкновенной Ольги. Он не отходил от нее ни на шаг, писал ее портреты и делал все возможное, чтобы эта холодная русская женщина наконец обратила на него внимание.
Целомудренные ухаживания закончились предложением, и Ольга, воспитанная в строгих правилах, наконец согласилась.
Ольга вывела Пикассо в свет. Она заставила его сменить забрызганные краской комбинезоны на костюмы лучших портных. Она сделала все для того, чтобы семья была идеальной и полностью соответствовала высшему обществу: обставила квартиру по своему вкусу, родила Пабло сына и позаботилась о светской репутации художника.
Он стал моден, одно его появление на светском мероприятии обещало последнему престижность. Но для искусства гораздо большее значение имеет неоклассический период в творчестве Пикассо, вдохновительницей которого была Ольга.
Позже художник начнет писать другие портреты и увлекаться все новыми и новыми натурщицами, но развода так и не последует - Хохлова останется мадам Пикассо до самой смерти.
Ассистент для Матисса
Когда сирота Лидия Делекторская бежала из Томска в Европу, она не знала языка, не имела сбережений и вообще не представляла своей будущей судьбы.
Однажды на автобусной остановке в Ницце она разговорилась с русской девушкой и та сообщила, что художнику Анри Матиссу требуется ассистент. Матиссу и его жене тогда было за шестьдесят, и без помощи ему было не обойтись.
Лидия совершенно не разбиралась в живописи, но художник предоставил ей крышу над головой и заработок, а значит необходимо было стать незаменимым ассистентом. С каждым годом художнику было все хуже. Лидия заботилась обо всей семье, и только благодаря ее упорству Матисс не прекращал писать даже в разгар Второй мировой войны.
Со временем он стал писать ее портреты, и Лидия не отходила от него ни на шаг. Молодая, красивая женщина и не думала о том, чтобы обзавестись семьей и друзьями, ей даже некуда было тратить заработанные деньги.
Жена Матисса не выдержала постоянного пребывания Лидии в их доме и ушла. Известно также, что в жизни Лидии не было ни одного мужчины после Матисса.
Для самого художника она стала самой главной женщиной, вдохновительницей и бесценным помощником, «больше, чем женой». Он умер на руках у Лидии, и только тогда она покинула его дом.
Память и голос Набокова
Муза - это призвание. Профессия, если угодно. Вера Слоним была правой рукой Набокова, его памятью, его голосом, его самым лучшим редактором и самым преданным читателем.
Однажды Вера с Владимиром Набоковым пришла на ужин к своим родителям и проронила между делом: «Нынче утром мы поженились», и с этих самых пор ее главной заботой стал погруженный в творчество, рассеянный и забывчивый муж.
Она легко переносила жизненную неустроенность их эмигрантской семьи. Набоков не умел водить машину, и Вера научилась. Набоков не умел печатать на машинке, и Вера сутками записывала и переписывала его романы. Набоков принципиально не хотел учить немецкий, и Вере пришлось сделать это за него. Набоков не умел пользоваться телефоном, и вместо него всегда говорила Вера.
Кроме того, для того, чтобы обеспечить творческой семье сносное существование, она успевала работать в адвокатской конторе, печатать, перепечатывать, стенографировать и переводить. И всегда носила в сумке браунинг: ведь должна же хрупкая красавица защищать свою семью…
Набоков отличался неважной памятью. Вера приходила с ним на каждую лекцию (в одной руке локоть Набокова, в другой - книги, материалы, конспекты), садилась в первом ряду и подсказывала все цитаты, которые супруг никогда не мог запомнить. Взгляд Набокова все время, постоянно был направлен на нее и, по сути, все его лекции были прочитаны только ей.
Набоков не состоялся бы без Веры. Каждая минута ее жизни проходила в сплошном делопроизводстве: она упорядочивала тексты, редактировала, доставала из корзины выброшенные сгоряча рукописи, из-под горы бумаг извлекала давно забытые неоконченные романы, спасая их от небытия.
Она вела всю переписку Набокова, занималась переговорами с редакторами и судилась с недобросовестными издателями. Пока писатель трудился над романами, Вера поддерживала его жизнь и жизнь созданных им миров.
У Набокова был сложный характер. С ним не уживался никто, в какой-то момент его начинали ненавидеть даже близкие друзья, и только Вере удалось до самого конца жить с ним в завидной гармонии.
Однажды между Набоковым и молодой дрессировщицей пуделей случился скоропалительный роман, но писатель быстро понял свою ошибку и с тех пор не отходил от своей бесценной жены. И даже в старости эта пара напоминала юных возлюбленных, объединенных общим трудом - поэзией искусства и прозой жизни.
Если бы у нас была возможность спросить у этих женщин - трудно ли быть музой, мы наверняка услышали бы отрицательный ответ. Ведь когда любишь, ничего невозможного нет.
Зачем её терзать словами,
Своей любовью донимать,
Когда она больна не вами
И ей вам нечего сказать.
Ночами душу бередить для Муз привычная стезя.
А ты решила, что твоя особо непутёвая.
Наивность! Ну с чего ты это вдруг взяла?
Все Музы рождены не жаворонками. Совами!
Поэтов сна лишать для них обычность бытия.
Музы спускаются с небес по ночам, но где они, пойди, отыщи под фонарями.
Не ради эстетства, не лакомства ради, cовсем не художнику для натюрморта
На синее блюдце у старой тетради кладу я кусочек вкуснейшего торта
И щедрую россыпь садовой клубники, чудесные ягоды цвета заката,
И чашечку кофе, а для аромата - пахучее зернышко пряной гвоздики.
Добавлю я сахарный ломтик арбуза и тонкий бокал с пузырьками шампани -
Быть может, прельстится капризная муза, что вечно сбегает с пугливостью лани.
Быть может, отведавши торта с вареньем, отпивши бодрящего кофе глоточек,
Достанет она сундучок вдохновенья и ключиком медным откроет замочек.
И хлынут эпитеты, Пушкину впору, созвучные рифмы, достойные Блока,
Летящие строки, приятные взору, что сердце любое пронзают с наскока.
Я жду, в нетерпенье минуты считая… Явись откровеньем, как чудо Господне.
Цып-цып, моя муза! Приди, дорогая - общественность просит шедевра сегодня!
Муза, на Новый год тебя жду!
Только попробуй не прийти…
Буду в тоске тогда, видишь грущу…
Ко мне будь добра - снизойди.
Видишь, тебе, батон уже крошу…
На меня время свободное найди,
А я шедевры точно, точно сочиню.
Душа рвется стихом - исцели…
Коньяка быть может Муза?
Он хорош, во Франции купил…
Или Бейлис есть подруга,
Прямо сейчас бы их налил.
Может быть шербет?
Или может быть вино?
Нет…
Не то…
-------------------------------------
Знаю надо мне влюбиться,
Вот чем можно её приманить.
Я взлечу тогда ввысь птицей…
Впрочем… Ей решать и судить…
О как прекрасен их союз:
Табун пегасов с сонмом муз!
Все музы в гости будут к нам,
Любые жанры - по зубам!
Скажу как есть и без прикрас:
Пришпорен трепетный Пегас!
Не в сердцах, не в душе и даже
Не в кругу бытовухи мыслей,
Не с тобой, не со мной и не наше,
Наколенною лампой повисло
То, что смело за страсть и влеченье
Принимаем, глаза под вуалью.
Ты-мое, только здесь, вдохновенье,
Я-твоя и такая случайная.
Пишем что-то, дыша в мониторы,
Расставляя тире с многоточием.
Строки-думы и их коридоры,
Ты-о ком-то.И я-между прочим.