Цитаты на тему «Мудрость»

Истинная мудрость заключается не в правильных словах,
а в своевременных…

знания дают родные и близкие, а экзамен принимает жизнь

Однажды Мастера спросили, по какому критерию он отбирает себе учеников.

Он ответил:
- Я веду себя скромно и смиренно. Тех, кто в ответ на мою скромность ведёт себя вызывающе, я отвергаю немедленно…

- Тех, кто проявляет подобострастие и благоговение перед моей смиренностью, я отвергаю не менее решительно.

Хочешь спрятать дерево - спрячь его в лесу.

Гений состоит в умении отличать трудное от невозможного.

Мудрый не тот, кто много размышляет о великом, а тот, кто мало думает о мелочах.

Вершина мудрости - не быть понятным каждому дураку, а быть понятным и понимать всех здравомыслящих людей.

Мудреца спросили:
- Можешь ли ты объяснить, какова цель жизни человека?
- Не могу, - ответил он.
Тогда его спросили:
- А в чём хотя бы смысл жизни?
- Не знаю, - ответил мудрец.
- А что тогда знает о жизни твоя мудрость?
Мудрец улыбнулся:
- В жизни не так важны цель и смысл. Главное - ощущать её вкус. Ведь лучше есть пирог, чем рассуждать о нём.

Чтобы прийти к Любви, нужно пройти через Ненависть. Не всегда и не всем, конечно. Но многим, очень многим. Уж поверьте, я знаю - ведь я прошла.

У меня было тяжелое детство. Родители все время сходились, расходились, лаялись, чего-то там выясняли между собой, кто прав, кто виноват, а я была разменной картой в этой бесконечной игре. Я жила то с матерью, то с отцом, то и вовсе у бабушки. Бабушка меня жалела - гладила по голове, старалась побольше и повкуснее покормить и называла «нагуленышем». Я как-то спросила, почему, и узнала, что меня вовсе не планировали и по первости активно не хотели, но спохватились поздно, и делать было нечего, так вот я и появилась на свет. Свадьбы тоже не было - какая там свадьба с пузом на восьмом месяце? Так что «записались по-тихому и прикрыли грех», как выразилась бабушка. Выходит, я - это плод случайного греха, нежеланный ребенок, вот так-то.

А я это и так чувствовала - меня никто и никогда не желал. Хотя я всегда старалась быть приветливой и нужной - мне казалось, что так меня будут любить. В общем-то, срабатывало - со мной дружили, в компанию принимали и безбожно пользовались моей добротой. В школе учителя меня, можно сказать, даже любили: хвалили за аккуратность и исполнительность, в пример ставили и нагружали по полной. Стенгазету ли делать, двоечников ли подтягивать, вместо кого-то подежурить - всегда моя кандидатура первой рассматривалась. Я даже гордиться начала своей незаменимостью. Но, в случае чего, и шишки все на меня валились. Словно и в школе, и в дружеской компании я тоже была «нагуленышем».

А любви хотелось, ой как хотелось! Только бабушка уже умерла, родители все продолжали свою Столетнюю войну, а друзья-подруги воспринимали меня скорее как некий Рог Изобилия - когда нужно, пользуются, когда не нужно, в тумбочку убирают, до следующего востребования. Так что едва мне восемнадцать исполнилось, я сразу выскочила замуж, с мыслью, что вот теперь-то уж будет сплошная любовь.

Поначалу так и было. Но вскоре мой муж стал тоже мной пользоваться, да при этом покрикивать и критиковать, иногда довольно язвительно. В какой-то момент я осознала, что давно тяну весь семейный воз на себе - от оплаты квитанций до полного обеспечения (муж мой к тому времени работу бросил, стал «себя искать»). Ну, пока он искал, я упиралась, как лошадь ломовая, а потом махнула рукой и решила, что авось без меня не заблудится, и свалила от него куда подальше, в другой город. Развод заочно оформила, благо детей нажить не успели.

Родители меня, конечно, осудили. Мама высказалась, что я не состоялась как женщина, а папа заявил, что я вся в мать пошла - по головам иду и только о себе думаю. Я потом долго недоумевала: ну как это можно сказать, что я - и по головам? Это на мою голову все неприятности сыплются, на мои плечи груз навалился, я о себе вообще не думаю, потому что всегда для других хочу нужной быть и полезной!!! Но протестовать не стала, куда дальше-то ссориться?

Стала я карьеру делать со всем рвением. На работе - как в школе: тоже почет и уважение, начальство не нахвалится, и нагрузки за троих, потому что везу безропотно. А мне все в кайф: приятные слова говорят, грамоты к праздникам дают, премию выписывают, любят, значит! Только вот когда сокращение грянуло, оставили не меня, а тех, у кого и стажа меньше, и рабочие качества ущербные, так вот вышло. Мне начальник так и объяснил: «Ну, ты же умница, ты все понимаешь, ну куда я их дену? Ты-то себе работу точно найдешь, все выдюжишь, все преодолеешь, а они - нет, та вон мать-одиночка, этой до пенсии год остался, ту жалко - зеленая совсем пропадет девчонка, так что войди в мое положение…». Вошла, а куда мне деваться было? Улыбнулась, поблагодарила и пошла со своей безупречной трудовой книжкой на все четыре стороны.

Но так совпало, что еще один неприятный сюрприз уже поджидал: мой любимый, которого я когда-то, можно сказать, из пучины отчаяния вытянула, отмыла-отогрела, на ноги поставила, вдруг собрался с силами и заявил, что благодарен мне по гроб жизни, что я отличный друг и все такое, но жить так вот он не может более, потому что случилась у него Большая Любовь. Не со мной, разумеется. В общем, мерси и вуаля, останемся друзьями. «Конечно, об чем разговор, останемся, ты звони, если что», - говорю, а сама из последних сил держу лицо, вежливо так улыбаюсь.

Дверь за ним захлопнулась, а я перед зеркалом в прихожей стою и вижу, как улыбка с лица сползает, а под ней такой оскал, что оторопь берет. И пальцы, пальцы мои сами собой искривляются, словно я в глотку кому-то вцепиться готова. Мой стильный маникюр в хищные когти превращается, а волосы поднимаются дыбом - не то от страха, не то боевой ирокез отрастает. И вижу я в зеркале не себя, а какую-то страшную мегеру - увидишь, не заснешь. А мегера рот свой острозубый разевает и говорит:

- Ну что, красавица, нравишься ты себе?

- Это не я, - шепчу. - Я - тут стою, по эту сторону, а ты вот кто?

- А я - тоже ты, - отвечает, - только по ту сторону. Думаешь, улыбку напялила, так уже и обманула всех? Нет, милая, сквозь улыбку твою вот такая личина проступает, и всем это видно, а кому не видно, так чувствуется.

- Не может быть, - говорю я. - Я всегда политес соблюдаю, вежливость и толерантность. За всю жизнь никому слова дурного не сказала и ни к кому плохо не отнеслась.

- Врешь, - мегера говорит. - Есть один человек, к которому ты всегда плохо относишься. Это ты сама.

- Да с чего бы? - говорю я ей. - Напротив, я себе Пространство Любви создаю, где я незаменимая и всем нужна…

- Ясное дело, нужна, - щерится в жуткой улыбке мегера, - ты ж дойная корова, безотказная до невозможности, как же без тебя? Только вот вся нужность твоя, пока доить можно, а как выдоили - на фиг тебя. Ладно, хоть не на забой…

- Тебе чего надо? - спрашиваю я. - Если гадостей наговорить, то тебе это удалось. А если еще чего, то говори скорее.

- Помочь я тебе пришла, - отвечает мегера. - Штуку одну тебе хочу подарить, Карающий Меч называется, - и протягивает мне клинок светящийся, ну, похоже, как в «Звездных Войнах» показывают. - Кого ты этим Карающим Мечом навернешь, тот сразу будет наказан за все свои несправедливости по отношению к тебе, неживые предметы - в пыль, а к живым все втройне вернется.

- А с чего это ты такая щедрая? - с подозрением спрашиваю я. - Прям как родная…

- А с того, что живу я в тебе, вот что! Мы с тобой одной крови, ты и я! - говорит она, и каааак прыгнет на меня из зеркала. Я только ахнула, не успела и дернуться, как она уже в меня вошла и растеклась по всему телу. И тут…

Ой, что я чувствовала - не описать словами. Сначала в холод меня бросило, потом в жар. Потом словно ветер по всему телу прошел и занавески отдернул. А там, за занавесками… Оказывается, там прятались монстры, и было их больше, чем депутатов в Госдуме, причем один другого страшнее. Они сначала вроде тоже как опешили, а потом полезли все разом из своих укромных углов, у меня аж голова заболела.

- Не бойся, я с тобой, - говорит мегера. - Они тебя не убьют и вреда не причинят, потому что твои, тобой порождены, так что родные, кровные.

- Ой, мамочки, - лепечу я, - ужас-то какой! Кто это? Что это? Откуда они во мне?

- Порождения тьмы, - объясняет мегера. - «Сон разума рождает чудовищ», слышала про такое? Вот и нарожала! Это твоя Ненависть в разных образах.

- Откуда же во мне может быть столько ненависти? - ужасаюсь я.

- От нелюбви к себе, - охотно подсказывает она. - Каждый раз, когда ты «зарабатывала» любовь, в тебе появлялась частичка ненависти за то, что ты вынуждена это делать. Каждая твоя фальшивая улыбка, каждое твое «да», когда хотелось сказать «нет», каждое твое самопринуждение - вот оно все, тут…

- Нет! Все не так! - бурно протестую я. - Все ты врешь! Я не такая!

- Такая-такая, - смеется она. - Прикидываться белой и пушистой ты, конечно, навострилась, прямо скажем. Но это так, корочка тонкая, а что там под коркой… Ну, ты и сама видишь. В общем, пришла пора раскрыть все карты и снять все маски. Карающий Меч в твоей руке, начинай разить всех своих обидчиков!

Точно, смотрю - из правой руки голубой луч, Карающий Меч, значит. Попробовала им в старый тапочек ткнуть, который давно выбросить собиралась - точно, в пыль, работает оружие… И, главное, настроение у меня вдруг стало боевое-пребоевое, все обиды как-то всколыхнулись, и решила я - а, была не была! В кои-то веки всем могу вернуть то, что накопилось, да еще втройне!

- Смотри в зеркало, сейчас там вся твоя жизнь пройдет, как в кино, - говорит мне мегера. - А ты только не зевай, сразу раз - и Карающим Мечом по макушке, или куда там придется.

Я в зеркало уставилась, а там мои родители, молодые еще совсем. Ну, ясное дело, если начинать, то сначала. И вижу я, как у них там все складывалось: не было там любви, ошибочка вышла по молодости и неопытности. Но, пока разобрались, уже я получилась. Они и жениться-то не хотели, да семьи заставили - чтоб ребенок безотцовщиной не рос. И мама всю жизнь себя ругает, что на поводу у родителей пошла, не отстояла свое мнение и свою свободу. А папа тоже виноватым себя чувствует, мучается, но живет, потому что ребенок, да и привык уже. И ругаются они только для того, чтобы напряжение как-то разрядить, иначе у них не получается. Смотрю я на них и понимаю: за что их карать-то? Люди сами запутались, жертвы обстоятельств. Но меня все ж родили, в детдом не сдали, вырастили-выучили, вон какая девица вымахала…

- Не буду их карать, - говорю я. - Им и так несладко. Поживи-ка вот так всю жизнь, не по любви, а по обязанности… И что я, в три раза хуже им делать буду? Нет, не хочу. Дальше давай.

А дальше детство мое предстало. Увидела я всех друзей-подружек дворовых, и себя тоже. Славная такая девчонка, только неуверенная какая-то. И от других отличаюсь тем, что за себя постоять никак не могу, словно уже заранее сдалась. Там, где другие могут и в лоб дать, и оттолкнуть, и поссориться, я вечно как жертва - улыбаюсь и в глаза заглядываю: мол, не прогоните ли, если я чего-то не так сделаю?

- И что? Кого тут карать-то? - спрашиваю я. - Там ребятишки свои границы отстаивают и чужие на зуб пробуют, нормально все. Я, конечно, это дело пропустила, но у меня уважительные причины - агрессии боялась. Мне ее и дома за глаза хватало. Никто не виноват. Так что крути свое кино, будем дальше смотреть.

А дальше школьные годы чудесные покатили. Смотрю и понимаю: учителя меня вполне искренне хвалили, для них такие, как я, показатель их педагогической состоятельности, если бы все такие были, безропотные, исполнительные и аккуратные, так вообще распрекрасно. Но и я тоже свое сполна получала - уж очень мне нравилось, когда меня поощряют и в пример ставят, эго мое школьное прямо лоснится от удовольствия. И вот что интересно: одноклассники ко мне тоже неплохо относились, как раз потому, что чем больше я на себе везу, тем меньше им достается.

- Некого тут карать, - говорю я решительно. - Все при своем, все довольны. Кадр следующий!

Кадр следующий оказался из разряда «дружба» и «любовь» - ну, там, где я Рог Изобилия из себя изображаю. Вот они, все мои любимые подруги и любимые мужчины, стоят, руки подставляют, а я сверху просыпаю на них блага с невиданной щедростью. А что, мне не жалко, я ж в ответ не денег прошу - лишь любви и признания! Только вот они пересчитывают свою наличность, карманы смущенно выворачивают, душу перетряхивают, и понимают, что нет у них столько и заплатить эквивалентно им нечем. Ну, то что у них есть, они, конечно, дают, но мне это кажется такой мизерной платой, что и говорить вроде как не о чем. Тогда я еще изобильность увеличиваю, а они себя вообще в неоплатном долгу чувствуют, да и просто захлебываться начинают. Не могут они столько потребить, а тем более уж столько заплатить. И вот сначала у них руки опускаются бессильно, следом головы виновато, а потом начинают они от меня потихоньку расползаться, все быстрее и быстрее. Отползут, отдышатся, остатки моего изобилия с себя стряхнут - и быстро-быстро ноги уносить, от меня, такой любвеобильной, подальше.

- Они не виноваты, - выношу вердикт я. - И я не виновата. Я ж от чистого сердца, а кто виноват, что оно у меня такое большое? Не подрассчитала маленько.

- Ага, этот как коровья лепешка на навозного жука разом шмякается, - со всем возможным ехидством говорит мне мегера. - Вроде и счастье, только в неадекватных количествах.

- В общем, счастья им всем. А ты дальше показывай, киномеханик.

Мегера моя много еще чего мне показала, но ни разу моя рука с Карающим Мечом не поднялась. Это если ты внутри ситуации, то и больно, и обидно, а когда вот так, со стороны смотришь, да еще с Карающим Мечом в руке - как-то по-другому все выглядит. Действительно, как кино. И все артисты в этом кино играли свои роли, каждый свою. А если уж я выбрала себе роль «хорошей девочки», «дойной коровы» и «жертвы», то исполнила ее с присущим мне блеском, я ведь всегда и все «на пять с плюсом» делаю. Ну и кого тут распылять???

- Да, не ожидала, - сказала мегера. - Я-то думала, ты сейчас всю ненависть выпустишь, всех тиранов накажешь, а ты…

- Ну вот так уж, - пожала плечами я. - Некого, выходит, наказывать. Может, монстриков распылим?

- Ну, хоть что-то! - обрадовалась мегера. - Внимание, выпускаю.

А тут на экран-зеркало мои монстрики посыпались, как из рога изобилия. Сгрудились в кучу, стоят, испуганные такие, нахохленные, ежатся, аннигиляции ожидают.

- Ну и что мне с вами делать? - спрашиваю. - Откуда вы взялись на мою голову?

- Откуда-откуда, - бурчит мегера. - Я тебе говорила уже… Каждый раз, когда ты что-то делаешь с охотой и радостью, любовь проявляется. Если без охоты, но по необходимости, ничего не испытывая… ну, из ничего и есть ничего. А вот когда ты с корыстной целью делаешь, чтобы ответную любовь получить, и обманываешься в ожиданиях своих - тут-то скрытая ненависть и возникает! Как же, ты рассчитывала, а оно не сбылось, ты счет предъявила, а он не оплачен. Ох уж, эти коварные должники!

- Да не коварные они, - говорю я. - И не должники. Возвращали, сколько и как могли. Мне просто мало было, но это ж не их вина… И не этих монстриков, которых я сама и расплодила…

- А чья? Твоя? Так может, того… себя мечом? - вкрадчиво так предлагает мегера.

- Ну уж нет!!! - вскидываюсь я. - Еще чего!!! Себя карать - это дело последнее. Тем более что я ничего такого преступного не совершила. Ну, ошибалась в жизни не раз, ну, бывает. Ничего, дело поправимое. Теперь я свое отношение к жизни в корне пересмотрю. Так-то я всех люблю, зла держать не собираюсь.

- А с монстриками-то что делать будешь? - напоминает она.

- Что-что… Слушай, а можно их не распылять, а превратить, например, в чистую энергию? - спрашиваю я. - Ну, чтобы ее для жизни использовать? Для оздоровления, например, или на творчество?

- Можно, отчего же нельзя, - отвечает она. - Дай-ка, подрегулирую…

Сделала она что-то, смотрю, у меня в руках уже и не Меч, а Волшебная Палочка. Красивая такая, сияющая, со звездой на кончике. Ну, я и стала этой палочкой монстриков облагораживать - как к кому прикоснусь, сразу вспыхивает зеленым, красным, голубым, желтым, и плывет ко мне. Облепили меня разноцветные огоньки - и голову, и живот, и грудь, и руки-ноги, просочились сквозь кожу, и почувствовала я прилив энергии неописуемый, как будто зарядили меня, как батарейку. Ощущения - словами не передать! Раньше я себя еле таскала, как будто сил у меня не было, а теперь чувствую, что горы свернуть могу!

- Вот так всегда бывает, - мегера говорит. - Ненависть - камень, любовь - полет! Вся твоя запертая энергия расконсервировалась и вернулась к тебе в чистом виде.

- Очень хорошо! Осталось с тобой разобраться, - говорю я. - Ты куда сейчас, назад в зеркало?

- Да не хотелось бы, - говорит мегера. - Потому как живу я все-таки не в зеркале, а в тебе, девочка моя. Я - твоя часть, только до сих пор ты со мной не знакома была и услугами моими не пользовалась.

- Это какие же ты услуги оказываешь, интересно?

- Подсказываю, когда стоит за себя постоять или «нет» сказать. Сигналю, когда ты о себе забываешь, чужие желания выполняешь. Ну, и коль ты забылась и на старую колею скатилась, чтобы ненависть копить и тем силу свою жизненную сковывать, сразу даю знать!

- Да, по всему выходит, зря я тебя раньше не замечала, - отвечаю я. - Оказывается, мегеристость тоже штука временами полезная.

- Ну, когда в меру, оно конечно, - согласилась она. - Вот так, без масок, куда лучше и проще живется.

- Ох, а как же я теперь выглядеть буду??? - спохватилась я. - Мне твоя внешность, уж прости, никак не нравится! Когти эти, зубы острые…

- Ну так ты не подавляй меня, я и не буду сильно высовываться! А в нужных случаях коготки и зубки показывать - это женщине и полезно, и даже пикантности придает.

На том и порешили. Я теперь твердо знаю и вам говорю: не обязаны мы, девчонки, делать вид, что нам хорошо, если нам плохо, улыбаться, когда не хочется, и зарабатывать любовь героическими подвигами. И еще вот что скажу: Карающий Меч - он всегда при нас, но вот только стоит ли тратить его на ненависть, если можно перенастроить его в Волшебную Палочку и превратить ненависть в любовь? А если кто забудется и полезет без приглашения в наши внутренние границы - коготки и зубки всегда при нас! Впрочем, как и лучезарная улыбка, которая теперь не сходит у меня с уст, и это не маска, это - мое истинное лицо!

Природа наделила нас двумя ушами, двумя глазами, но лишь одним языком, дабы мы смотрели и слушали больше, чем говорили.

Глупость - это дар божий. Но нельзя им злоупотреблять.

Стояла тихая зимняя темная и очень морозная ночь. Светила ярко луна, отражаясь миллионом снежинок в сугробах. Искры плясали и двигались, если человек шел или поворачивал хотя бы немного голову, тем самым создавая танец ярких сказочных огней. Дым от труб шел строго вверх, что означало очень холодную погоду. Деревушка почти спала, лишь в нескольких нескладных домиках, утонувших наполовину в сугробах, чуть светились оконца, пробиваясь сквозь изморозь на небольших стеклах. Заглянув в одно такое оконце можно увидеть мужчину, качающего люльку с младенцем. Потрескивают оставшиеся угли, чуть постарше дети посапывают на печи. Ребенок иногда словно тяжко вздыхает, но не плачет. Терпеливый крепкий малыш… он все понимает. Почему его качает отец, почему он так нескладно поет ему с надрывом хрипло и тихо колыбельную лишь изредка. Почему мало ласкает. Он знает, что его любят, но любят мужской строгой любовью. Мама умерла недавно. Он возможно выживет и все будет хорошо. Но в голове мужчины звучит голос любимой женщины, которая поет своему любимому малышу колыбельную, он пытается ее напеть, но у него это не получается. И слышен только напев женским голосом в сердце, разливающийся и расплывающийся по всем одиноким и пустым улицам, домам, сердцам и душам…

Не говорите матери обидные слова, не обижайте словом раня дущу! Цените время - ведь пока она жива, дороже её нет и ты кому то нужен! Её молитвы - просьбы небесам, не просто звук, а чары заклинанья. И сколько б раз её не обижал - молиться будет до последнего дыханья!

Как бы мудро мы не жили - все дыхнём житейской пыли.

Четыре брата пришли к мудрецу и сказали:
- Наш дедушка умер и оставил нам сто слитков золота. Но он не успел сказать, как нам их поделить. Не подскажешь ли ты нам, как это сделать лучше всего?.
- Мудрец спросил:
- Хотите ли вы разделить это золото по-людски или по-божески?
- Хотелось бы по-божески, - ответили четверо братьев. Тогда мудрец дал Восемьдесят кусков первому брату, пятнадцать кусков второму, четыре куска третьему и лишь один кусок - четвертому брату.
- И это называется «по-божески»? - изумились братья.
- Да, - сказал мудрец. - Если бы вы попросили меня разделить это золото по-людски, то каждому из вас я дал бы равную долю! Ценности этого мира не делятся поровну. Одним людям их достается больше, а другим - меньше. Но это касается лишь наших внешних желаний. Что же до внутренней стороны, то здесь каждый с равным успехом может обеспечить себе жизнь, наполненную радостью и счастьем.