Я поняла, что значит «Брать-от-жизни-всё».
Совсем не то, что думалось мне прежде.
Совсем не жадность и не суета.
Не бегство от себя в пустой надежде.
То — слух. Чтоб помнить музыку времён.
То — взгляд. Чтобы ловить небес движенье.
То — голос. Чтоб о главном не смолчать.
То — Божий день.
Чтоб быть живым. В мгновеньях.
Услышь восходы солнца, лунный свет.
Увидь цветенья, бабочки полёт звенящий.
Не сожалей, что у тебя чего-то нет.
Успей Пожить хотя бы в Настоящем.
Смотри, они уже идут.
И каждую минуту чуть-чуть короче их маршрут, а мы чуть ближе к пункту, в котором «а», и «б», и «ц», и «икс» сойдутся в точку.
Идут…
Не разобрать их лиц. Идут поодиночке, идут по двое и толпой, и с севера, и с юга. Они идут забрать с собой тебя, себя, друг друга, забрать всех нас, забрать всех их, чтоб так же мы ходили, любой безбуквен и безлик. Серей и легче пыли.
Я стала видеть их черты. Ночной неясной тенью, что не боится темноты и прячет в ней движение. Негромким звоном в голове (а может быть, снаружи? Идут. И где-нибудь в Туве палят из всех оружий). Я вижу, как они идут, то медленно, то быстро, и кто-то там, а кто-то тут, под носом, очень близко, стоит с тобой, когда рассвет ты куришь на балконе. Есть ты, есть пачка сигарет, есть город на ладони, есть нечто за твоей спиной, но будто бы и нету. Они идут сплошной стеной, ты куришь сигарету, бросаешь вниз, идёшь домой, и следом за тобою идёт и тот, кто был с тобой, и с ним другие двое.
Они заходят и стоят в углу и молча смотрят, как ты разглядываешь мглу, а тени корчат морды. Им до тебя и до теней нет дела, если честно.
Их видно чётче и ясней. Они почти телесны.
Идут оставшиеся дни. И не сейчас — с начала. Кому-то ты — один из них. Ты — день. Уже немало. Ты день. Ты ночь. Ты человек. Ты чей-то свет и смысл. Ты прорастающий побег, все буквы и все числа, везде, нигде, всегда, потом, в далёком тёмном прошлом, ты чей-то признак слова «дом», ужасный и хороший, ты злая тётка из метро, ты девочка с лошадкой, ты роза всех семи ветров, Майами и Камчатка, ты песня (помнишь, из того безудержного лета). Ты камень этой мостовой, дощечка из паркета, ты слово, звук, ты аромат, ты здесь, ты там, ты тут.
Так увеличься же стократ, пока они идут.
Погиб и кормщик и пловец!
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.
Мой заброшенный сад охватило волнение,
Когда в прошлое канул холодный февраль…
Среди голых ветвей, как мираж, как видение,
Миг волшебный, когда зацветает миндаль…
Утро дышит весной, исполняя желания,
Пусть туманом затянута серая даль…
Сладкой болью в душе отзовутся признания
Слов забытых, когда зацветает миндаль…
Чуть пьянит аромат бело-розовой свежести,
Прогоняя из сердца былую печаль…
Снова хочется счастья и ласковой нежности,
Это время, когда зацветает миндаль…
В центре вселенной в маленьком шантене
В надежде на исцеление, пью черный кофе…
Безотносительно времени и притяженья
Смерти, рождения и любой катастрофы…
Я просто пью кофе…
Сонный официант, стряхивая липкое лето,
Спросит лениво: «Со сливками? Шоколадом?»
Спасибо, хороший, мне с сигаретой,
С мечтами, стихами или любым другим ядом…
Но можно просто с рассветом…
Улыбнется, посмотрит: «Это Вам не Монмартр»
А я и не надеялась, я не поэт и в этом деле не профи…
«Человек обречен на свободу» - сказал Жан Поль Сартр
И я дыру в своем сердце заполняю