Вот скажи мне, мой горький мальчик, смола и мокко,
что изменится, если завтра я вдруг умолкну?
Если я перестану самкой степного волка
приносить тебе стихи как своих волчат?
Снова будешь переламывать как двустволку,
заряжать собой, подшипники да иголки.
Это алко моё и нарко, и дыбом холка
если выстрелом доводится прозвучать.
Потому что тебя лишь так удается трогать -
этой тысячей слов в моей черепной коробке.
Если сравнивать это с родами - это роды.
Я вынашиваю семя твое - тротил.
И бывает оно настолько во мне беснуется,
что дворнягой скуля, щениться бегу на улицу;
и колонну идущих нах возглавляет Пулитцер.
Я пишу их из невозможности прекратить.
От тебя мне, мой мальчик, ломки и лихорадки,
от тебя, кокаиновый, только стихов тетрадки.
Я веду их - добычу, с гордостью конокрадки,
и несу их в зубах, молочно-слепых щенят.
Я шагаю туда, где черти все ноги сломят,
проникать сквозь заслон кевларовый, слой за слоем.
Что до правил или условий - да нет условий,
если мается слово, тоненький нерв щемя.
Прихожу босоногой девкой, без зла и спеси,
надеваю тебе на палец из сердца перстень.
Ты не носишь перстней рубиновых? Да и хер с ним,
лишь бы ты в мою спину вжался кольцом из лап.
И тогда я начну в тебе расплавляться заживо.
Ты как солнце зимой, желанно и так оранжево,
что умеешь мне шкуру ласково размораживать.
И волчата родятся рыжими от тепла.
Первый раз попрошу - не выключай их сразу же,
эту сотню своих горячих стоваттных ламп.
****
Как дыхание твое горячо,
Голова ложится мне на плечо.
Засыпаешь ты, тихонько сопя.
Я легонько обнимаю тебя.
Я лежу, пошевелится боюсь,
На лице твоем улыбка, не грусть.
Проведенных порознь дней нам не счесть.
Но сейчас я знаю, счастье ты есть.
Я к твоим прижмусь сейчас волосам,
И подступят слезы счастья к глазам.
Не заметно я смахну их рукой,
Я так счастлив засыпая с тобой.
Мое счастье, сладко спи - засыпай.
Ты любовь моя.
Ты радость.
Ты рай.
(t.g)
Как сделать так, чтобы тебя могли понять?
Как рассказать о вечном, о прекрасном?
Все объяснить… И сердце глупое унять,
Чтобы не тратило удары понапрасну.
Оно не понимает, что-то ждет,
Надеется увидеть глаз улыбку.
Лишь время непрерывно счет ведёт,
И не простит малейшую ошибку.
А ты молчишь, не зная, что сказать,
И слезы капают, секунды отмеряя.
Мне так хотелось в этот миг тебя обнять…
Но оставалось лишь молчать, тебя теряя.
И тишина вокруг… лишь тиканье часов,
Неторопливо, ровно, безмятежно.
Нам не избавиться от тяжести оков,
На нас судьбой наброшенных небрежно.
Как будто железом скребут по стеклу: ч у ж о й…
Заходится сердце и корчится, воя, душа.
Теперь не рискну повернуться к тебе спиной,
Теперь за любовь я не дам ни гроша… ни г р о ш а…
Как будто палач - под ногти иголки: ч у ж о й…
Но плакать нельзя на усладу тебе и толпе.
И я улыбнусь, и смолчу, слышишь, б ы в ш и й м о й?
В сочувствии я не нуждаюсь твоем и тепле.
Как надвое тело разъяли… болит: ч у ж о й…
И грязью ноябрь залепил золотую парчу.
Пусть наша любовь родилась и жила больной,
Её напоследок прощу… помяну… отпущу.
Электронно-бездушное время в углу монитора…
Неизбежно и молча сменяется цифра за цифрой.
Тихо в доме пустом, сквозняком чуть колышется штора…
Надо много сказать… ускользает капризная рифма…
Я хочу написать тебе, как бесконечно скучаю,
Долгий день без тебя не желает упорно кончаться.
И один на один мы сейчас с надоевшей печалью
Всё моё ожидание делим привычно, по-братски.
А ещё напишу, как теплом разливается нежность,
Если кто-то при мне произносит любимое имя…
Как пугает и радует эта к тебе принадлежность,
И не хочется верить, что были когда-то чужими…
Я не жалуюсь, нет… У тебя жизнь своя, понимаю.
Я могу тебя ждать, очень долго и преданно, верно.
Но бездушное время прошу и его заклинаю…
Чтоб меня не томило разлукой с тобою безмерной.
Всё, что осталось от странной любви -
сказок зачитанный томик.
Переплелись в нём сюжеты и дни
нами написанных хроник.
Перечитать бы его, не спеша
(не к кому мне торопиться),
Счастьем героев согреться в мечтах…
…веером на пол страницы…
Где же искать мне у сказок финал,
если рассыпалась книга?
Мудрый мой Сказочник, ты же ведь знал
сцену прощального мига…
Золушку принц никогда не найдет.
Сказка закончится в полночь.
Гулко часы отбивают свой счёт…
Каждый удар - обречённость.
И поцелуем своим Елисей…
вряд ли разбудит царевну.
Всюду добро побеждает злодей…
Впрочем, как в жизни, наверно…
Жизнь без финальных страниц… ну и пусть…
Это, увы, и не ново.
С детства мы знаем с тобой наизусть
силу заветного слова.
Мир не закончится, злу вопреки.
Где ж ты, мой Сказочник? Где ты?
К чаю для нас испеку пироги.
Жду тебя с новым сюжетом.
когда рядом настоящий мужчина, 8-е марта каждый день…
Утренним солнцем весенним разбужена,
Я притворяюсь принцессою спящею.
Розовым отблеском бредят жемчужины.
В сердце волнуется нежность щемящая.
Мысли заполнены сказочным вечером,
Страстью твоею и лаской безудержной.
Жарко дыхание чувствую плечиком.
И понимаю, что это безумие…
Разума голос все тише, невнятнее…
Слышу твой шепот: «Проснулась, Любимая?»
Сонным котенком пригреюсь в объятиях.
Пусть ненадолго, но очень счастливая…
Боль отступает, ошибки изучены…
Утро прекрасно с любимым мужчиною.
Губы - к губам, будто жаждой измучены,
Только горчат поцелуи рябиною…
Ты утешаешь: «Не бойся, всё сбудется…
Плакса, подушка от слёз стала влажная…»
И каруселью мир снова закружится…
Есть ты и я… Остальное неважно нам.
А мне бы научиться промолчать, когда солгут, и не отводят взгляда -
Как будто ставят глупости печать, и в ложь мне непременно верить надо.
А мне бы научиться не кричать: «Вернись!» тому, кто уходить собрался.
И отношения рубить сплеча, чтоб в точке невозврата оставался.
А мне бы научиться не прощать, когда, обидой выжигают душу,
Захлопнуть дверь… отсутствие ключа, убережет от выхода наружу.
А мне бы научиться забывать… то, что простить, бывает, не по силам.
Ненужных оправданий не искать, и благородным не считать мотивом.
А я живу… как глупое дитя, за всех, кто предал, хочется молиться…
Хоть жизнь моя почти уже прошла… А мне еще учиться и учиться…
А мне бы, научиться промолчать…
А мне бы, научиться не кричать…
А мне бы, научиться не прощать…
А мне бы научиться забывать…
А мне бы…
Вся жизнь урок, и надо нам учится. Прощать, любить, терпеть и понимать. И всё, что на пути пройти придётся. Лишь с благодарностью должны мы принимать.
«Я тебя никому… никогда… ни за что не отдам» -
Говорил… только вспомнишь теперь ты об этом едва ли…
Равнодушно и холодно: «Вы обознались, мадам»…
И родные глаза… вдруг презреньем, как грязью, обдали.
Рассмеяться бы что ли… неловкость за шутку принять.
Мне так хочется верить: отречься не должен, не можешь…
Что за страшные игры со мной затеваешь опять?
…Поскорей бы уйти, чтоб не выдать предательской дрожи…
Обозналась… ну что ж… значит, стали чужими уже.
Значит, я в нашем мире одна до сих пор оставалась…
И сейчас ощущаю, как будто в толпе… в неглиже
Я - у всех на виду… И душа от стыда оборвалась…
А на кожу слова больно капают, как кипяток.
И ожоги горят… да так сильно… до стона. до крика…
Только я промолчу, чтобы ты, виртуозный игрок,
Насладившись, поверил - твоя получилась интрига.
Может быть это сон? Ты кошмарам убраться велишь?
Поцелуем своим ты меня на рассвете разбудишь?
Вновь обнимешь, и скажешь: «Не плачь, мой любимый Малыш»…
На ожоги, как в детстве, легонько и нежно подуешь…
здравствуй, море, я перестала тебе писать.
нет возможности, сил и, видимо, даже смысла.
я меняю местами даты, слова и числа,
а ночами все так же часто и сильно висну,
но тебе об этом вовсе не нужно знать.
здравствуй, море, я перестала тебе писать,
перестала слетать с катушек, ходить по краю,
задыхаться табачным дымом. я так скучаю
по прибою и, если честно, уже не знаю,
совершенно не знаю, куда от себя бежать.
здравствуй, море, я перестала тебе писать,
перестала спасаться кофе, мечтать о вечном.
жму на газ и довольно часто несусь по встречной.
ты пойми, что никому никто не обещан,
значит нам с тобой нет смысла чего-то ждать.
здравствуй, море, я перестала тебе писать.
куча дел, экзамены, нужно лечить простуду.
этот холод меня добьет, он ведь здесь повсюду.
слышишь, море, я никогда тебя не забуду.
эти строчки последние.
можешь не отвечать.
Ничего невозможного.
Улица. Дом. Маршрут. Ты его вспоминаешь с годами чаще. За грехи покаянием не берут. Их вплетают болезненно и горчаще, расстояние пробуя на излом, прикасаясь внезапным ознобом к телу. Ты не знаешь, насколько тебе везло, непрощенной покинув его пределы…
Как безжалостно щурилась пустота, на безлюдных аллеях смакуя осень. Предвкушая, как тот, кто в тебе устал, пошатнувшись, пощады себе попросит. Как сгустившийся мрак искажал черты, те, которые память твоя списала. И в словах неприемлемость запятых так колюче и холодно прикасалась к бесприютной душе, что ни фраза - шрам, протянувшийся пустошью Хиросимы.
Ты узнаешь как холодно по утрам…
Он узнает как это невыносимо…
Этот джокер другого выселит,
Чтобы словом писать себя.
С ним без разницы - земли, выси ли.
На архивы его дробя,
Вся колода узнает правила,
Кто написан - исконно прав.
Когда я тебя текстом правила,
Показал свой козырный нрав.
Когда вены продольно резала,
Истекая на слово «бля»,
Ночь стихами была нетрезвая.
Затянулась твоя петля.
Под заплатками - небо рваное
Жадно лыбится нам назло.
Выход в окна - фонил нирванами
Недописанных кем-то слов.
в проруби грехи ни смоешь, преданность не купишь, судьбу на коне ни обьедешь, время ни повернешь вспять, душу ни закроешь на замок, сердце ни заставишь молчать, насильно мил ни будешь, ни умрешь - ни родившись…