Лучше было встарь, чем в наше время,
Это, други, признаётся всеми;
Благородней был и род людской.
Если б мы истории не знали,
Нам о том бы камни рассказали,
Вырытые из груди земной.
Но те радостные поколенья
Все исчезли, головы сложив.
Мы, мы живы! Наши все мгновенья.
А ведь прав лишь тот, кто жив.
Есть и край, друзья, счастливей края,
Где живём мы с вами, прозябая, -
Странники твердят нам без конца.
Нас природа многого лишила,
Но зато искусство наградило:
Греются в его лучах сердца.
Лавров здесь не сыщешь, вот досада,
С миртом зимы обошлись бы зло,
Но растут здесь лозы винограда, -
Ими увенчай чело.
Как хорош богатый и обширный
В устье шумной Темзы торг всемирный,
С четырёх стран света корабли
Появляются и исчезают,
Все богатства мира там сверкают,
Царствуют там деньги - бог земли.
Но не в том ручье, который нёсся
После ливня, мутен, шумен, дик, -
В ясной водной глади, в тихом плёсе
Отразился солнца лик.
Северян богаче несравнимо
Нищий в Ангельских воротах Рима,
Ибо созерцает вечный Рим,
Ибо весь он окружён прекрасным;
Как второе небо в небе ясном,
Высится собор Петра над ним.
Да, но Рим, при всём своём сверканье,
Лишь гробница сгинувших веков.
Любит жизнь вдыхать благоуханье
Расцветающих цветов.
Лучше нас живёт, быть может, всякий,
Наша жизнь тиха, скромна, однако
Новым солнца не видал никто,
Мы ж времён величье ближних, дальних
Видим на подмостках театральных,
Чувств и смысла полное зато.
Всё исчезло, скрылось, миновало,
Лишь, фантазия, ты молода.
То, чего на свете не бывало,
Не стареет никогда.
Женщинам слава! Искусно вплетая
В жизнь эту розы небесного рая,
Узы любви они сладостно вьют.
В туники граций одевшись стыдливо,
Женщины бережно и терпеливо
Чувства извечный огонь стерегут.
Сила буйная мужчины
Век блуждает без путей,
Мысль уносится в пучины
Необузданных страстей.
Не нашедшему покоя
Сердцу вечно вдаль нестись,
За крылатою мечтою
Уноситься к звёздам ввысь.
Женщина тёплым, колдующим взглядом
Манит безумца к домашним усладам,
В тихие будни, от призраков прочь.
Нравом застенчива, в хижине отчей
Путника днём поджидает и ночью
Доброй природы покорная дочь.
Но мужчина в рвенье рьяном
Беспощаден и упрям,
В жизнь врываясь ураганом,
Рушит всё, что создал сам.
Страсти вспыхивают снова,
Укрощённые едва,
Так у гидры стоголовой
Отрастает голова.
Женщина к славе не рвётся спесиво,
Робко срывает, хранит бережливо
Быстротекущих мгновений цветы;
Много свободней, хоть связаны руки,
Много богаче мужчин, что в науке
Ищут познаний, свершений мечты.
Род мужской в душе бесстрастен,
Сам собою горд всегда,
К нежным чувствам не причастен,
Близость душ ему чужда.
Не прильнёт к груди с повинной,
Ливнем слёз не изойдёт, -
Закалён в боях мужчина,
Дух суровый в нём живёт.
Женские души со струнами схожи.
Ветер Эолову арфу тревожит,
Тихо в отзывчивых струнах дыша.
Райской росою при виде страданий
Слёзы сверкают у нежных созданий,
Чуткая, в страхе трепещет душа.
Сила властвует над правом,
Нрав мужской ожесточив.
Перс - в цепях. Мечом кровавым
Потрясает грозный скиф.
Налетают страсти бурей,
Дух вражды в сердцах горит,
Слышен хриплый голос фурий
Там, где смолкнул зов харит.
Мягкою просьбой, простым уговором
Женщина путь преграждает раздорам,
Властью любви пересиливши гнев.
В тихое русло враждебные силы
Вводит, в порыве сердечного пыла
Непримиримость страстей одолев.
Счастлив младенец! ему в колыбели простор бесконечный;
Тесен будет потом мир бесконечный ему.
Слышишь: полночь в колокол забила.
Кончен стрелок кругооборот.
Значит, с богом!.. Время наступило!
Стражники толпятся у ворот.
Жизнь, прощай! Любовь мою возьми ты,
Слезы, чувства, сны, последний взгляд.
Мир весенний, мы с тобою квиты.
Бесконечно сладок был твой яд.
Луч горячий солнца золотого,
В мрак могилы не проникнешь ты.
Никогда не встретимся, мы снова,
Радужные девичьи мечты.
Я прощаюсь с вами в час печали,
Дети рая - грёзы юных- лет.
Не успев родиться, вы увяли
И вовек не явитесь на свет.
А давно ли девушкой невинной
Я была, и пурпур алых роз
Оттенял наряд мой лебединый,
Вились розы в золоте волос?
Я сегодня в том же белом платье,
Жертва ада, здесь стою, нема.
Только вместо роз - как знак проклятья
Смерти чёрная тесьма.
Плачьте ж надо мной, кто непорочно
Лилию невинности хранит,
Девы, сочетающие прочно
Твёрдость воли с нежностью ланит.
Моему позору оправданье -
Это сердце, полное огня,
Злого искусителя лобзанья,
Усыпившие меня.
Ах, быть может, со змеиной лаской
Он к другой красавице прильнёт
В страшный миг, когда дорогой тряской
Повезут меня на эшафот.
И когда в глухой предсмертной муке
Вскрикну я и ливнем хлынет кровь,
Будет он, другой целуя руки,
Пить блаженство и любовь.
Нет, Иосиф! Где б ты ни скрывался,
Знай - тебя найдёт Луизы стон.
Слышишь: гул колоколов раздался.
Пусть в твой слух ворвётся этот звон,
Пусть твоё спокойствие отравит,
В час, когда «люблю» шепнёт она,
Пусть мой голос рану пробуравит
В голубых картинах сна.
О изменник! Иль тебе нет дела,
Как страдала молодая мать.
Это горе - горе без предела -
Тигра бы заставило дрожать!
Парус поднят - ты ушёл надменно.
Вслед тебе смотрела я в слезах.
Девушкам на побережье Сены
Ты скулишь фальшивейшее - «ах!»
А ребёнок, милый мой ребёнок,
Мирно спал, не зная ни о чём;
Улыбался ласково спросонок,
Пробуждённый утренним лучом.
И душа на части разрывалась,
Глядя на святое существо,
И любовь отчаяньем сменялась
В сердце матери его.
«Женщина! Где мой отец?» - безмолвный
Лепет сына громом грохотал.
«Женщина! Где муж твой?» - боли полный,
Каждый угол сердца вопрошал.
Нет, мой мальчик! Звать отца не время, -
Он других голубит сыновей.
Проклянёшь ты, презираем всеми,
Наслажденья матери своей.
Адский жар в груди моей пылает,
В целом мире я теперь одна.
Так зачем твой взор напоминает
Канувшие в бездну времена?
Детский смех твой воскрешает снова
Счастья дни, огонь любви былой,
Входит в душу, разорвав покровы,
Горькою, смертельною стрелой.
Ад мне, ад жить без тебя на свете!
Быть с тобою рядом трижды ад!
Поцелуи ласковые эти
Об иных лобзаниях твердят.
Вопиют они о ложной клятве мужа.
Каждый звук той клятвы не забыт.
Сердце сжалось, и петля всё туже…
Так был мною сын убит…
Но, Иосиф! Где б ты ни был, помни:
Гневный призрак за тобой придёт,
Сладкий сон развеет ночью тёмной,
Хладными руками обовьёт.
Будь в раю, но и в пределы рая,
В звёздную, полуночную тишь,
Явится - провижу, умирая, -
Матерью удавленный малыш.
Здесь он, здесь, сынок мой бездыханный.
Я его сквозь сумрак узнаю.
Кровь струится из открытой раны
И с собой уносит жизнь мою…
Вот палач стучит. Бьёт в сердце молот.
Радостно на казнь спеши!
Пусть скорей погасит смерти холод
Пламень мук истерзанной души.
Знай, Иосиф! Я тебя простила.
Да простит тебя господь!
Ты свободен: письма поглотило
Пламя, что ничем не побороть.
Ложные пылают обещанья,
Поцелуи корчатся в огне,
Всё, что столько сладкого страданья
Принесло в минуты счастья мне.
Сёстры! Розам юности не верьте,
Не поддайтесь лжи мужских речей!
На пороге неизбежной смерти
Шлю проклятья юности своей!
Слёзы? Слёзы палача?! Не надо!
Жалость не нужна мне. Так не плачь!
Лилию ломая без пощады,
Не бледней, руби, палач!
В дни, когда вы светлый мир учили
Безмятежной поступи весны,
Над блаженным племенем царили
Властелины сказочной страны, -
Ах, счастливой верою владея,
Жизнь была совсем, совсем иной
В дни, когда цветами, Киферея,
Храм увенчивали твой!
В дни, когда покров воображенья
Вдохновенно правду облекал,
Жизнь струилась полнотой творенья,
И бездушный камень ощущал.
Благородней этот мир казался,
И любовь к нему была жива;
Вещим взорам всюду открывался
След священный божества.
Где теперь, как нас мудрец наставил,
Мертвый шар в пространстве раскален,
Там в тиши величественной правил
Колесницей светлой Аполлон.
Здесь, на высях, жили ореады,
Этот лес был сенью для дриад,
Там из урны молодой наяды
Бил сребристый водопад.
Этот лавр был нимфою молящей,
В той скале дочь Тантала молчит,
Филомела плачет в темной чаще,
Стон Сиринги в тростнике звучит;
Этот ключ унес слезу Деметры
К Персефоне, у подземных рек;
Зов Киприды мчали эти ветры
Вслед отшедшему навек.
В те года сынов Девкалиона
Из богов не презирал никто;
К дщерям Пирры с высей Геликона
Пастухом спускался сын Лето.
И богов, и смертных, и героев
Нежной связью Эрос обвивал,
Он богов, и смертных, и героев
К аматунтской жертве звал.
Не печаль учила вас молиться,
Хмурый подвиг был не нужен вам;
Все сердца могли блаженно биться,
И блаженный был сродни богам.
Было все лишь красотою свято,
Не стыдился радостей никто
Там, где пела нежная Эрато,
Там, где правила Пейто.
Как дворцы, смеялись ваши храмы;
На истмийских пышных торжествах
В вашу честь курились фимиамы,
Колесницы подымали прах.
Стройной пляской, легкой и живою,
Оплеталось пламя алтарей;
Вы венчали свежею листвою
Благовонный лен кудрей.
Тирсоносцев радостные клики
И пантер великолепный мех
Возвещали шествие владыки:
Пьяный Фавн опережает всех;
Перед Вакхом буйствуют менады,
Прославляя плясками вино;
Смуглый чашник льет волну отрады
Всем, в чьем кубке сухо дно.
Охранял предсмертное страданье
Не костяк ужасный. С губ снимал
Поцелуй последнее дыханье,
Тихий гений факел опускал.
Даже в глуби Орка неизбежной
Строгий суд внук женщины творил,
И фракиец жалобою нежной
Слух эриний покорил.
В Елисейских рощах ожидала
Сонмы теней радость прежних дней;
Там любовь любимого встречала,
И возничий обретал коней;
Лин, как встарь, былую песнь заводит,
Алкестиду к сердцу жмет Адмет,
Вновь Орест товарища находит,
Лук и стрелы - Филоктет.
Выспренней награды ждал воитель
На пройденном доблестно пути,
Славных дел торжественный свершитель
В круг блаженных смело мог войти.
Перед тем, кто смерть одолевает,
Преклонялся тихий сонм богов;
Путь пловцам с Олимпа озаряет
Луч бессмертных близнецов.
Где ты, светлый мир? Вернись, воскресни,
Дня земного ласковый расцвет!
Только в небывалом царстве песни
Жив еще твой баснословный след.
Вымерли печальные равнины,
Божество не явится очам;
Ах, от знойно-жизненной картины
Только тень осталась нам.
Все цветы исчезли, облетая
В жутком вихре северных ветров;
Одного из всех обогащая,
Должен был погибнуть мир богов.
Я ищу печально в тверди звездной:
Там тебя, Селена, больше нет;
Я зову в лесах, над водной бездной:
Пуст и гулок их ответ!
Безучастно радость расточая,
Не гордясь величием своим,
К духу, в ней живущему, глухая,
Не счастлива счастием моим,
К своему поэту равнодушна,
Бег минут, как маятник, деля,
Лишь закону тяжести послушна,
Обезбожена земля.
Чтобы завтра сызнова родиться,
Белый саван ткет себе она,
Все на той же прялке будет виться
За луною новая луна.
В царство сказок возвратились боги,
Покидая мир, который сам,
Возмужав, уже без их подмоги
Может плыть по небесам.
Да, ушли, и все, что вдохновенно,
Что прекрасно, унесли с собой, -
Все цветы, всю полноту вселенной, -
Нам оставив только звук пустой.
Высей Пинда, их блаженных сеней,
Не зальет времен водоворот:
Что бессмертно в мире песнопений,
В смертном мире не живет.
Весна нечаянно отгрянет,
хотя её всю зиму ждёшь,
и дико холодно вдруг станет,
ядрёна вошь!
Увы! зачем она блистает
Минутной, нежной красотой?
Она приметно увядает
Во цвете юности живой…
Увянет! Жизнью молодою
Не долго наслаждаться ей;
Не долго радовать собою
Счастливый круг семьи своей,
Беспечной, милой остротою
Беседы наши оживлять
И тихой, ясною душою
Страдальца душу услаждать…
Спешу в волненье дум тяжелых,
Сокрыв уныние мое,
Наслушаться речей веселых
И наглядеться на нее;
Смотрю на все ее движенья,
Внимаю каждый звук речей, -
И миг единый разлученья
Ужасен для души моей.
Прекрасен я твоею красотою,
Твое же имя славится моим.
Как на весах, с тобою мы стоим
И каждый говорит: «Тебя я стою».
Мы связаны любовью не простою,
И был наш договор от всех таим,
Но чтоб весь мир был красотой палим,
Пусть вспыхнет пламень, спящий под золою.
И в той стране, где ты и я одно,
Смешались чудно жертва и убийца,
Сосуд наполненный и красное вино,
Иконы и молитва византийца,
И, тайну вещую пленительно тая,
Моя любовь и красота твоя.
1904
Когда застынут берега
И месяц встанет величавый,
Иду в туманные луга,
Где никнут млеющие травы,
Где бродят трепетные сны,
Мелькают призрачные лики,
И там, в сиянии луны,
Внимаю сов ночные крики.
Понятны мне мечты лугов:
Они с моей тоскою схожи.
О взор луны! О крики сов!
О ночь исполненная дрожи!
1905
Октябрь застыл, угрюм и черносинь.
В затишьи мрачных и немых пустынь
Над площадью унылой городка
Тоскою ночь нависла - ночь-тоска.
Спят будки, облетевший сад молчит,
Не лают псы и сторож не стучит.
Взрыдает ветер и утихнет вдруг.
Но неподвижен в небе яркий круг.
Луна стоит и в черной тишине
Подвластно все Луне, одной Луне.
Украдкой, вдоль белеющих домов,
Иду к тебе, Луна, на тайный зов.
С холодной баш
ни мерно полночь бьет.
Протяжно медь стенящая поет.
Как сердцу дорог ваш бессонный ропот
И ваш упорный бездыханный шепот.
Все изменило: счастье, жизнь, любовь,
И только вы все те же вновь и вновь.
1905
В нечистом небе бесятся стрижи.
Тускнеют лица под налетом пыли.
Бесстыдно голосят автомобили.
Душа, очнись и время сторожи!
Пусть прошлое уходит: не тужи.
О нем лесные зори не забыли.
Там ландыши сияние разлили
И ястреб ждет над океаном ржи.
Туда перенеси свой вечный город
И, сбросив пошлость, как крахмальный ворот,
Ищи в полях единственных отрад.
Под шепот ветра нежно-терпеливый,
Под вздох лесной, под замиранья нивы
Взыскуемый тебе предстанет град.
1914
Не любовь ли нас с тобою
В санках уличных несла
В час, когда под синей мглою
Старая Москва спала?
Не крылатый ли возница
Гнал крылатого коня
В час, когда спала столица,
Позабыв тревоги дня?
Помню иней над бульваром,
В небе звездные рои.
Из-под черной шляпы жаром
Губы веяли твои.
У часовни, подле кружки,
Слабый огонек мигнул,
Занесенный снегом Пушкин
Нам задумчиво кивнул.
На углу у переулка
Опустелый ждал подъезд.
Пронеслись трамваи гулко.
Были нежны взоры звезд.
Под веселый свист метели
Месяц серебрил Москву.
Это было в самом деле.
Это было наяву.
1911
Всего прекрасней - сокола полет.
Я полюбил следить за ним часами,
Когда, дрожа и трепеща крылами,
На краткий миг он в воздухе замрет.
Горд красотой и вечно одинок,
Как молния, сверкающим изломом
Он мчится в горы, где ревет поток,
Где древний дуб поник, спаленный громом.
В изгибе крыл, в прямой стреле хвоста
Идея красоты, - она проста:
В гармонии аккорда нет согласней.
Я красоту люблю в стихе, в цветах,
В наряде жен, в улыбках, в облаках,
Но сокола полет - всего прекрасней.
1905
.
Мысль изреченная есть ложь.
Тютчев
Бывает час: тоска щемящая
Сжимает сердце… Мозг - в жару…
Скорбит душа… Рука дрожащая
Невольно тянется к перу…
Всё то, над чем в часы томления
Изнемогала голова,
Пройдя горнило вдохновения,
Преображается в слова.
Исполненный красы пленительной,
И буйной мощи, и огня,
Певучих слов поток стремительный
Переливается, звеня.
Как поле, рдеющее маками,
Как в блеске утреннем река,
Сверкает огненными знаками
Моя неровная строка.
Звенит ее напев рыдающий,
Гремит призывно-гневный клич.
И беспощаден взмах карающий
Руки, поднявшей грозный бич.
Но - угасает вдохновение,
Слабеет сердца тетива:
Смирив нестройных дум волнение,
Вступает трезвый ум в права,
Сомненье точит жала острые,
Души не радует ничто.
Впиваясь взором в строки пестрые,
Я говорю: не то, не то…
И, убедясь в тоске мучительной,
Косноязычие кляня,
Что нет в строке моей медлительной
Ни мощи буйной, опьянительной,
Ни гордой страсти, ни огня,
Что мой напев - напев заученный,
Что слово новое - старо,
Я - обессиленный, измученный,
Бросаю в бешенстве перо!
1909
Порой, тоску мою пытаясь превозмочь,
Я мысли черные гоню с досадой прочь,
На миг печали бремя скину, -
Запросится душа на полевой простор,
И, зачарованный мечтой, рисует взор
Родную, милую картину:
Давно уж день. Но тишь в деревне у реки:
Спят после розговен пасхальных мужики,
Утомлены мольбой всенощной.
В зеленом бархате далекие поля.
Лучами вешними согретая, земля
Вся дышит силою живительной и мощной.
На почках гибких верб белеет нежный пух.
Трепещет ласково убогая ракитка.
И сердцу весело, и замирает дух,
И ловит в тишине дремотной острый слух,
Как где-то стукнула калитка.
Вот говор долетел, - откуда, чей, бог весть!
Сплелися сочный бас и голос женский, тонкий,
Души восторженной привет - о Чуде весть,
И поцелуй, и смех раскатистый и звонкий.
Веселым говором нарушен тихий сон,
Разбужен воздух бодрым смехом.
И голос молодой стократно повторен
По всей деревне гулким эхом.
И вмиг всё ожило! Как в сказке, стали вдруг -
Поляна, улицы и изумрудный луг
Полны ликующим народом.
Скликают девушки замедливших подруг.
Вот - с песней - сомкнут их нарядно-пестрый круг,
И правит солнце хороводом!
Призывно-радостен торжественный трезвон.
Немых полей простор бескрайный напоен
Певцов незримых звучной трелью.
И, набираясь сил для будущих работ,
Крестьянский люд досуг и душу отдает
Тревогой будничных забот
Не омраченному веселью.
…О брат мой! Сердце мне упреком не тревожь!
Пусть краски светлые моей картины - ложь!
Я утолить хочу мой скорбный дух обманом,
В красивом вымысле хочу обресть бальзам
Невысыхающим слезам,
Незакрывающимся ранам.
1909