СОЛНЦЕ — типичная звезда Галактики, центральное тело Солнечной системы.
Шёл царевич по болоту
В поисках судьбы своей,
Промочил насквозь ботфорты,
Ухнув в топь средь камышей.
Прыгал храбро по гнилушкам,
Брёл, на радость мошкаре,
И зелёную лягушку
Вдруг на кочке усмотрел.
Блещет лаковою кожей,
Глазки — словно зеркала.
А во рту у твари Божьей
Оперённая стрела!
Голова у ней покрыта
Белым свадебным платком.
И проквакала лягушка
Серебристым голоском:
— Ты — мой суженый-ряжёный!
Поцелуй же, милый друг! -
Но от этой наречённой
Жениха пробрал испуг:
— Целовать такую жабу?
Поищите дурака!
Не такого я масштаба
Благоверную искал!
Грязь царевич вытер с глаза
И лягушку пнул ногой:
-Эй! Отдай стрелу, зараза!
Мне, того… пора домой!
— Ну, постой! — она кричала, —
Хоть противен облик мой,
Любый мой, меня сначала
Ты возьми к себе домой.
Как твоей женой я стану
Расцветёт моя краса:
Синеглаза, тонка станом,
И до пояса коса!
Я действительно красива,
И хозяйственна притом,
Хлопотлива, неспесива, —
Счастье принесу в твой дом!
Одарю любовью страстной!
Положи меня в карман! -
И решился тут прекрасный
Наш царевич на обман.
— Что ж, — вздохнув, он снял ермолку, —
Делать нечего, гляжу!
Подожди меня у ёлки
За каретой я схожу.
Не по чину мне невесту
Как блоху, в кармане несть!
Посиди на этом месте!
Подожди меня ты здесь!
И, с лица от страха синий,
Прочь царевич поспешил
И невесту из трясины
Поскорей забыть решил.
Земноводную подружку
Бросил он среди купав
И женился на Марфушке,
Дочке толстого попа.
Он приданого немало
За невестой взял весьма:
Жемчуга и одеяла,
Сёла, нивы, терема…
Он живёт досель счастливо,
Спит с зари и до зари
На лебяжьей на перине,
Ест с грибами пироги.
Сыт, доволен и спокоен.
Стал уже пять раз отцом.
Под рубахою пивное
Аккуратное пузцо.
Сам здоров. Жена дородна.
Нет ни дня без барыша:
Огороды плодородны.
И торговля хороша.
Коль взыграет ретивое
И захочется любви —
Он, как вор, ведёт порою
Девок крепостных в овин.
А лягушка возле ели
Всё возлюбленного ждёт
И заржавленные стрелы
Пуще глаза бережёт…
Август лёг безраздельно… Ещё полновесны стада
Золотых облаков и беспечна вечерняя нега,
Только в дремлющем солнце, глядишь, и мелькнёт пустота,
Предвещая тотальную смерть и безжалостность снега.
Это время всегда достаётся тебе одному…
Мельхиоровый сумрак прищур полумесяца сузил.
Словно павшие звёзды вопросы, царапая тьму,
Неизбежно сплетаются в зреющий бедствием узел.
Можно думать о вечной тоске, лишь о смерти нельзя.
Растеряла зелёные искры лужайка у дома…
Мысли тянут в воронку — толкая друг друга, скользя,
Неотступно вливаясь в неясностью дышащий омут.
Затаились созвездия — хищные взгляды остры.
Небосвод изогнулся — молитвой измученный инок.
Ледяное пространствo… Мне снятся ночные костры
На обглоданных ветром, не знающих лета равнинах.
распогодилось. закончилась гроза.
появился воздух. отдалилось дно.
но подступная, противная слеза
подползает подло к горлу, всё-равно …
вот, недавно вроде, радовался я
свёртку в розовых пелёнках, а тут — вдруг, …
улетела нынче, доченька моя.
на учёбу. в универ. в Санкт Петербург.
понимаю, «бл@дь!», что плакать мне нельзя.
я — начальник. я — мужик (!), в конце концов.
я — пример, для дочек. … но … порой, друзья,
нет других эмоций, а тем паче — слов. …
… … _________________ …
…
я знаю, я не идеальна, нет.
но страх за мной не бродит по пятам.
я ем хрустящий луковый багет
и не боюсь двух «лишних» килограмм.
я не умею составлять букет.
рисую не особо хорошо.
мой русский угнездившийся акцент
для лондонцев, наверное, смешон.
но если ты решишь ко мне зайти,
открою без сомнений дверцу-дверь.
я не казалась лет до двадцати
себе красивой, но зато теперь…
в музее счастья я отменный гид,
и мне нетрудно жить среди людей —
я принимаю странности других,
и войны, и весь ужас новостей.
я принимаю все свои грешки,
изъяны, коих столько, что не счесть.
люблю себя изъянам вопреки.
спасибо, я, что ты со мною есть.
…
есть два пути к спокойствию, смотри:
не запирая тесный душный дом,
принять мышьяк, как Эмма Бовари,
или — себя и Землю
целиком.
На земле лежит фата — новая, с иголочки,
Чинно носит высота звезды на плечах.
На воде кристаллы льда стынут ломкой корочкой,
Подо льдом резвятся струи теплого ключа.
Новогодней кутерьмой кружится отчаянье —
От зимы зиме зимой грусть не утаить.
Опостылело самой вечное венчание.
Горький, гордый дух полынный в полынье стоит.
Оживает теплоход у причала дальнего.
Календарные счета - шелест вешних вод.
Тает белая фата — ничего фатального!
Луж бензиновых разводы — это не развод.
Тьма взирает на город хворо
Лунным глазом, налитым кровью.
Умудренный ветрами ворон
Обживает косую кровлю.
Он недаром слывет ученым —
Его перья в чернилах ночи.
Он по черному пишет черным
Злую правду своих пророчеств.
Словом можно лечить и нежить,
Поднимать почти вровень с Богом.
Можно серую множить нежить,
Словно вшей на бомже убогом.
Не чурается ворон злого,
Но и зла от добра не ищет —
Между ребер худого слова
Слишком мало духовной пищи.
То, что ворон седой постиг, мы
В суете не желаем слушать.
Но слова, проступив как стигмы,
Все равно уязвляют души.
А зима, огибая крыши,
По дорогам скользит пологим
И по белому белым пишет
Свои черные некрологи.
В селе, на берегу реки, стоит церквушка.
От шума города большое расстоянье.
Сидит на паперти там одинокая старушка,
Где все входящие идут на покаянье.
В кулёчек, что в руках её, монетки
Бросает с жалостью любой туда входящий.
Сидит она на старенькой газетке
И молится о жизни проходящей.
Какие вынесла лишенья и невзгоды,
Не хватит слов, сказать, да и не нужно.
В военные, как страшно было годы,
Что потеряла молодого мужа.
Как её косы поседели рано
И блеск угас её красивых глаз!
Как, всё же, долго время лечит раны!
До старости, излечивая нас.
Как бегала девчонкой босоногой
К ручью по полю синих васильков.
С девчатами искала как дорогу,
Когда блуждали в поисках грибов.
Она была счастливою невестой!
Она детей одна всех воспитала,
Не находя, когда болели себе места
Что с ней поступят так, она не знала.
Такую жизнь она пережила!
Такое горе в жизни испытала!
И вот, больная, старая она
И детям не нужна, да и здоровья мало.
В селе, на берегу реки, стоит церквушка.
К ней заросли давно уже тропинки.
Сидит там одинокая старушка,
По старческим щекам текут слезинки.
В глазах её растерянность и страх,
И в облике во всём её — усталость.
Кулёчек — символ нищеты в руках…
Так страшно, вдруг, становится за старость…
Трогает цветочные тычинки
Маленькая детская рука.
Осторожно, режась о травинки,
Шаг несмело делает нога.
В этом мире так темно и страшно.
Маленький совсем ребёнок слеп,
Ведь рисует только на бумажке
Солнца золотого яркий свет.
Вот ребёнок мысленно рисует
Небо синее и пчёлку на цветке,
Впрочем, всё, что его сильно так волнует
Днём и ночью — всё вокруг во тьме.
Булату Окуджаве
Грустный взгляд бровями взят в кавычки.
Прожигая время папироской,
Ты молчишь, сутулясь по привычке,
Чтобы показаться ниже ростом.
Каждым шагом в зыбкой почве тонешь,
Сея звезды, словно зерна гречки,
Смотришь, как клюют с твоей ладони
Маленькие злые человечки.
Тлеющий огонь душевной смуты
Не погасишь чаем из стакана.
Смех высокомерных лилипутов
Унижает даже великана.
Но строка — чернильная, святая
В небо колокольное стучится.
И над ней перо твое летает,
Так и не привыкнув мелочиться…
Отзвенев серьгою у Бога в ухе,
Целовальник-август пошел на убыль,
Но последней капелькой медовухи
На прощанье все же согрел мне губы.
Вслед за ним ушло вдохновенье пасек,
Прохудилось небо, перо сломалось…
А казалось, вечность еще в запасе,
Оказалось — это такая малость!
Время хитрой сукой лежит на сене —
Ни зиме подругой, ни лету братом.
Колесят составы хандры осенней
От любви до ненависти, и обратно.
Замолчал камыш в пересохшей вазе —
Не до песен, если уже изломан…
Или это молчанье и есть оазис,
Неподвластный суетному и злому?
Хворая полночь, безлунная улица.
В тесной часовенке маятник мается.
Вороном комнатный сумрак сутулится —
Что-то сегодня мне, брат, не летается…
Дышится тяжко и пишется скверное.
Рваные мысли уносятся по ветру —
Снова магнитная буря, наверное,
Мачты ломает и стрелки барометров.
Слабость и ярость замешаны поровну.
Крылья стальные в цветах побежалости.
Старое чучело мудрого ворона
С пыльного гвоздика смотрит без жалости…
Лист на столе разлинованной бездною.
От сигареты лишь горечь и вред уже.
Радуют только светила небесные —
Хоть и размыты дождливою ретушью.
Звезды ли это? Не окна ли в полночи,
Где чудаки, буквоеды и гении
На вдохновении с Божеской помощью
Варят великие стихотворения?
Выйдем во двор с фонарями и лампами,
Чтоб рифмоплеты небесные видели,
Что не они лишь богаты талантами,
Есть у них братья и в этой обители!
Свет наш вливается в звездную радугу.
Млечной дорогою ночь опоясана.
Словом звенящим, как из серебра дугой
Все окоемы вселенские связаны.
Тусклый быт в окне маячил, камнем под воду тянул,
Случай все переиначил, жизнь вверх дном перевернул:
Пламя снизу голубое, сверху белое крыло
Подхватило нас с тобою, закружило, понесло…
Две дороги, два теченья, путеводная звезда —
Мы пришли к пересеченью, ни на миг не опоздав.
И забыв про мир столичный, обнимаясь под луной,
На поляне земляничной пили сладкое вино.
Освещал горящий хворост контур милого лица,
Мы блуждали в разговорах без начала и конца,
И почти не замечали, что, стараясь нам помочь,
Сосны ветками качали, придержав на время ночь.
Млечный путь всплакнул украдкой и, немного погодя,
Мы поставили палатку, чтоб укрыться от дождя.
И пока он шел, и шел, в землю бил стеклянный посох,
Как нам было хорошо возлежать в блаженных позах!
Как нам было наплевать на людские пересуды —
Кости нам перемывать, что в тазу греметь посудой.
Пусть же плещутся в помоях, пусть вершат свой глупый суд —
Может, золото намоют и в ломбард его снесут,
Или в будничной похлебке за казенные гроши
Обнаружат после стопки две влюбленные души,
Пламя нежно-голубое, белоснежное крыло,
Что однажды нас с тобою закружило, понесло.
Не бывает тишины,
Просто к звукам привыкая,
Мы о звуках забываем,
Будто слуха лишены…
Тинь-тон — падают пылинки.
Тик-так — вторят им часы.
Скр-р — скрипят в углу ботинки,
Распустив шнурки-усы.
Ш-ш-ш — прошел сквозняк по полу.
Дон-н — поет стекло в окне.
Ух-х-х — рассохся шкаф тяжелый,
Став к стене, спиной к спине.
Бр-р — затрясся холодильник.
Н-да — задумалась кровать.
Петухом поет будильник —
Хватит спать, пора вставать!
Не бывает тишины.
Просто, к звукам привыкая,
Мы о звуках забываем,
Будто слуха лишены.
Тс-с! Под листьев кастаньеты
Лунный свет колышет шторы,
Тихо шепчутся планеты,
И струится звездный шорох…
Как не любить тебя, Россия
Святая Родина моя!
Благословенны Богом были
Твои бескрайние поля.
И пики гор, пронзивших небо,
И необъятный океан
Здесь былью обернулась небыль,
Здесь истинной природы храм.
Холмы, овраги, перелески
И ширь степей, и леса тень,
И ветерка полёт чудесный,
Садов волнующий сирень,
Души распахнутой раздолье,
И нежность материнских рук.
И поле, поле, поле, поле…
И горизонта синий круг.
Земля. Ступайте осторожно.
Вдыхайте жизни сладкий сон.
Вернуть порою невозможно
Затихший колокольный звон
Любите каждое движенье
Родной земли, родных полей.
Цените каждое мгновенье
Из жизни нынешней своей.