Чтобы не беспокоить читателя по пустякам, то бишь не рассказывать ему о каждом прыще и пуке, надо всё-таки вести «бумажный» дневник - для себя.
ты ничем меня не удержишь, не приручай, выкорчевывай пристани, не приглашай на бал, заливай эти комнаты глиной и темнотой, оставляй сиротой, потерянной и пустой
ты ничем меня не заманишь, не начинай, я не знаю меры, перехожу за край, я всегда обрываю линии, чувства, связь, вековые строения вдохом круша за раз
я ничем не обязана, город сожжен до тла - никому не подруга, товарищ и не жена, я играю всерьез в войну, но сама с собой: синтезирую зло в добро, радость жизни - в боль
я ношу ее цепко, прямо как старый пес, не выпуская отчаяния, зла и слез, я храню ее едко, ртутью собрав внутри, обращая в безмолвную вечность часы и дни
а потом ты приходишь и мне говоришь: «живи. я оставлю тебе кредитку - ты ждешь любви?» я смеюсь громче дьявола, чище морских сирен - у меня датчик веры впаян в сплетение вен
у меня меж лопаток гвоздь, по ночам свербит, я покрыта тяжелым панцирем, он - гранит, я его уменьшаю мгновениями, дробя на осколки обиды, пытаясь простить тебя
за предательство, слабость, ложь и двуличность глаз, бесконечность твоих «потом» и «сейчас я пасс», я бинтую ладони марлей, словно боксер, из себя выбивая, будто из куклы, боль
потому что мы будем квиты - увидишь сам, мне не надо твоих «люблю» или «не предам», я закончу историю, перепишу финал, подорвав твою память, как террористы храм
Мне не нужны курсы по психологии - я за людьми наблюдаю с детства.
Чем старее наше тело, тем тяжелее ему носить на себе одежды.
Закон добр, если кто законно употребляет его.
а я стану счастливой самой, как и велено. как должно. под багровыми небесами и не верится, и смешно. мы покурим, а после выше - вот квитанция и этаж. ты так долго меня не слышал, а теперь наступила блажь. а теперь наступило время откровения во плоти. отпускаю грехи, сомненья - опротивело не платить на добро ещё большим, новым. рифмы катятся по столу. за тобой без воды и крова, куда вздумаешь, поплыву.
это раньше - жеманно, скучно (ограничимся буквой «эл»). за обоих решает случай. просто ты не на шутку смел, а я что же? а я готова, бросить всё по команде «фас». ты вчера ещё был знакомым, а сегодня я пью «за нас»… апельсиновый не по вкусу - свежевыжатый, если так. я тебя целовала устно вереницу ночей подряд. я тебя обожала в рифму, что до прозы - ещё рискну. то ли в омут и плыть за рифы, то ли списывать на весну.
то ли чудится, то ли - чудо. видишь сердце? метай ножи. я тебя, непременно, буду… забывай про онлайн-режим.
забывай про препятствий ворох.
одолеется. переждём.
мой, пропитанный смогом, город
повстречает тебя
дождём…
Столько лет по аллее я этой иду
Мне казалось, ей нет ни конца и ни края,
Мне казалось, что вся она - в вечном цвету
Как, входя в неё, много тогда я не знала.
Да, лет двадцать (плюс-минус) я шла по - весне,
Все, действительно, рядом искрилось и пело
Да и я не шагала - кружилась, летела,
На плечах - горы планов, а я - налегке.
Где-то розы с шипами коварными ждали,
Умудрялась в бурьян колючий влетать,
Но все как-то быстро так заживало,
Успевала все залечить, зализать.
Лето грянуло щедро, безудержно, дерзко
Столько воздуха, солнца, надежд впереди…
Но, нет-нет, из того, что копилось, лелеялось,
Стало часто теряться на долгом пути.
А кривых ответвлений в той аллее хватало,
Да и зарослей, топей - устанешь считать
А удары - все чаще, весомей, больнее,
Раны стали подолгу не заживать.
Но еще выбиралась из трясин непролазных,
Да и джунгли, напрягшись, могла разрубить,
Не пытаясь увидеть бездны, скалы, опасность,
Все пыталась летать, все старалась рулить…
Осень тихо подкралась - изменилась аллея,
Все, как прежде красиво, ощущения - сильней,
Тихо падают листья, покидая деревья
И земля притаилась, ожидая дождей.
Оглянулась назад - за плечами аллея
И гораздо длиннее, чем путь впереди,
Надо скорость убавить, присесть на скамейку,
Может сил еще хватит сквозь метели пройти…
Моя дева-Мария, пророк мой, мой добрый пастор
Та, что любит Стругацких да кеды на босу ногу:
Я тобой заболел и давно не ищу лекарства
Просто хочется пальцами шею твою потрогать.
Моя девочка-рыжик, что носит в глазах закаты
Ты нередко мне снишься, а я постоянно плачу
(Это, видимо, часть уготованной мне расплаты)
И, наверное, знаешь, - здесь быть не могло иначе.
Наше счастье - как бабочка, та, что в твоей ладони:
Тихо-тихо порхает, стремится её покинуть.
Но ты знаешь сама - кто о чувствах хоть звук обронит: -
Под жестокий удар непременно подставит спину.
Потому мы молчим, сделав лица как скан на паспорт
Ибо дав слабину, будь готов - в тебя бросят камнем.
Моя дева-Мария, пророк мой, мой добрый пастор
Я боюсь признаваться, насколько же ты
Нужна мне.
Ну, не верю я, ну, не верю
Тем, кто, в душу захлопнув двери
Говорит, что у них - все прекрасно,
Словно шили по белому - красным.
Что всего достигли, сумели
И менять ничего б не хотели.
Что, тогда у меня одной
Жизнь - изнаночной стороной?
А на ней все совсем не гладко -
Узелки, строчки рваные, складки?
А на ней - то пески, то - трясины,
Цепи вязкие паутины,
Прегрешений, ошибок страницы,
Лжедрузей позабытые лица…
Мне б ту скатерть перевернуть,
Распороть бы всё, да стряхнуть,
Вышить заново гладью чистой,
Нитью прочной, да шелковистой.
И побольше - цветного, задорного,
Ни стежка - тускло-серого, черного.
Только вот ведь, штука, какая,
Скатерть это, иль книга - не знаю,
Только заново все не вышьешь
И страницы не перепишешь,
В эпилог не заглянешь (а хочется),
Чтоб узнать: всё прекрасно закончится…
И живу - опять ошибаясь,
И иду - опять спотыкаясь,
Может, я не умею «шить»? -
По другому, «правильно» жить…
Если бы мы по жизни получали только то, что заслуживаем, мир выглядел бы намного печальнее.
Раньше было как? Сам придумал и сам же сделал… Теперь не успеешь придумать, как кто-то уже делает.
Обычному работяге приходится выживать во всем мире, только в одном месте это выходит достойно, а в другом - с надрывом.
За мои недолгие надцать я повзрослела
на три жизни и сто упущенных вариантов.
Под моими ступенями огнями пылала Гера,
я единственная уверовала в Кассандру.
За мои недолгие надцать я возмужала
и прошла через девять кругов, восхитившись Данте.
Отрастила копну волос и, в придачу, жало.
И в реванше взяла победу над Богом в карты.
За мои недолгие надцать я зачерствела,
превратилась из нити шелка в бездушный артос.
Стала снега белесей, крахмальней скалы из мела.
Жизнь на смерть обменяла, решившись на смелый бартер.
***
но за годы пути я устала считать ступени
и пытаться себя принудить к молчаливой пастве.
я за годы пути поняла, что моя тантьема -
пасть костьми лишь за то,
чтобы снова увидеть счастье.
и вот закрываю дверь - и на «раз-два-три»
я вдруг остаюсь одна, превращаюсь в инока
и, кажется, слышу каждый диванный скрип
и даже вибрацию каждого вдоха-выдоха.
и память опять сверлит воспаленный мозг
кусочками прошлого - жестами, смехом, позами…
под чем же мы были тогда - под какими дозами,
что так у нас рвало крыши от этих поз?!
и в самый очаг, пронзая ночную тишь,
фантомная боль вторгается с некой грацией.
тебя больше нет, а ты до сих пор болишь -
такая вот неудачная ампутация…
Чтобы плыть за золотом, надо иметь много серебра.