Ей бы счастья…
Обычного женского счастья.
Чтобы рядом был тот, о ком сердце так сводит с ума.
Его имя по венам…
Сжимает запястья.
И целуют ладони уплывшие вдаль облака.
Ей бы нежности.
Искренней нежности.
Изучать его тело до беспросветной, уставшей зари.
В его образ добавить
чуть-чуть небрежности.
Обнимать его грудь, пока в городе не уснут фонари.
Ей бы просто любить.
Лишь его одного.
Так отчаянно, верно, до последнего дня.
Его жадно вдыхать,
как никогда, н и к о г о!
Свою душу и сердце лишь ему откровенно храня.
Я напешу вам генеальный стех,
А захатите - напешу разсказ.
Я очинь крут! Я - граматние всех!
Пешу в свабодной форме, на заказ.
Миня за граматность не нада абижать.
Я очинь долго Русский изучал.
Я абизательно смагу вам даказать,
О том, что я умею граматно писать.
(Да простит меня Великий и Могучий Русский язык, за сию шутливую эпиграмму)
Хорошо, когда и приятный вид, и на видном месте.
Никогда не получится написать увлекательный рассказ, если реалии жизни не наполнить авторским воображением.
Как обворожительно и прекрасно молодое, девичье личико, пока ее милый ротик не начинает выпускать табачный дым и изрыгать гнусную речь.
Решил медведь пройти по лесу
И все полянки хитро оглядеть -
Где что лежит, или сложить по весу
Перевернуть или домой спереть.
В берлоге очень даже и уютно,
Но постоянно маловато всё ему,
И жадность жрёт его ежеминутно
Всё лишь себе и больше никому.
Идёт и видит, что работают зайчата
Отстраивают ветками нору,
Нарвали мне - ух разложили всё ребята
Я это для декора заберу.
Увидел как кабан под дубом ходит
И ворох собранных готовых жёлудей,
Медведь шатается вокруг и бродит
Всё это мне - я заберу скорей.
Ходил и обдирал медведь зверушек
Все шишки, яблоки, поленья и грибы,
Но каждый из зверей был очень дружен
И были будто все они слепы.
Вот шёл медведь осматривая шишки
И лапою в капкан как угодил
От боли пробежали все мыслишки -
Я виноват и столько наследил.
Никто мне помогать теперь не будет
Я всех животных постоянно обижал,
И заслужил одно только презрение -
Уж сколько я добра позабирал.
Но звери за работу дружно взялись
С капкана лапу вытащить смогли,
И уходить уже в лесок собрались
Медведь к себе позвал и те пошли.
Раздал добро, которое награбил,
И даже то, что сам насобирал,
Отдал в придачу всё и всем оставил
Медвежье слово, извинился и не врал.
Теперь в лесу всё тихо и спокойно
Все помогают, больше не дрожат,
Медведи с той поры зимой невольно
Чтоб не было соблазна мирно спят.
Я бы стал для тебя межзвездным, белым светом чужих планет,
Словно призрак галактик грозных, из которых возврата нет…
Рисовал бы к тебе маршруты, не смыкая усталых век.
Для кого-то вся жизнь-минуты, для кого-то секунда-век…
Я бы дом для тебя на небе через тернии отыскал,
Усмирил океанский гребень, покорил миллионы скал…
Я бы стал для тебя межзвездным, самым близким, в конце концов!
Только б знать, что еще не поздно
мне увидеть твое лицо…
А жизнь - это сумка, ну, может, рюкзак, смотря с чем удобней шагать по дороге.
Кому-то охота катить чемодан, кому-то кармана хватает в итоге.
Вначале, как нищий, идешь налегке, успев затолкать в свою сумку лишь веру,
Но с каждой минутой нести тяжелей - добавится всё, и успех, и потери.
Встречаешь в дороге таких же бродяг, хватаешь их мысли, советы, упрёки.
И каждый стремится хвалить свой багаж: смотри, как хорош, и завидуй, убогий.
Один приукрасит, что носит алмаз, другой причитает, как тяжко с рубином,
И ты понимаешь, что хуже других, а в сумке твоей - лишь озёрная глина.
Но если научишься слушать себя, следить за своей, пусть потрепанной, сумкой,
Ее заполнять не вещами - добром, улыбкой, надеждой, хорошим поступком,
Хранить в этой сумке картины, стихи, мелодии, танцы, рассказы, идеи,
То будет не стыдно оставить ее, когда твои руки ослабнут, старея.
Босыми ногами идет по песку, по пыльной дороге шагает Весна. Касаясь ладонью очерченных скул, улыбка - наживка, улыбка - блесна. А в косах ее запуталась медь, веснушки узором на острых плечах. И можно тихонько, украдкой смотреть, как пляшет она в раскаленных лучах. Как солнце целует ее белый лоб, венок из ромашек качается в такт. Как к стопам нагим мягко льнет василёк, а голеней тонких касается мак. И алый румянец на выступах щёк подобен по цвету небесной заре. Под пение птичье и шепот ручьев, Весна, улыбаясь, идет по Земле.
И я, одинокий, я, ищущий путь, иду по ее осторожным следам. Шагая легко, опасаясь вздохнуть, лицо подставляя щекотным ветрам, я слышу ее заразительный смех, на узком запястье звенящий браслет. И как перед ней расступается снег, и как оживает древесная ветвь. Под сенью цветущих вишневых садов, под гроздями сладких душистых цветов, я слышу, как жизнь пробуждается вновь, как сердце опять оплетает любовь. Как мягко, босая, идет по песку, по пыльной дороге шагает Весна. Ты знаешь, что мне без тебя не уснуть, улыбка - наживка, улыбка - блесна. Пусть солнечный заяц сквозь стекла окна в твой дом заберётся, и прыгнет в кровать. За дверью твоей только я и весна. Встречай, я пришел, чтоб тебя целовать.
Этот вечно безумный город
Прорастает во мне корнями,
Пробирает до дрожи холод,
Что сквозит из его гортани.
Заметает дороги пылью,
И сердца непременно тоже.
Здесь мечты не бывают былью,
Застревая под твердой кожей.
Здесь любовь измеряют болью,
А от боли скрипят зубами.
Здесь на раны не сыпят солью -
Соль в них втаптывают ногами.
И любой новый шрам на сердце
Выдают здесь за новый подвиг…
Бесполезное дело - греться
Среди тех, кто играет роли
В этом вечно безумном мире,
Ненавидя так люто прочих.
Тот, кто нас создавал такими,
Там на небе сейчас хохочет.
Всякое животное любит подобное себе, и всякий человек - ближнего своего. Всякая плоть соединяется по роду своему, и человек прилепляется к подобному себе.
Какое общение у волка с ягненком? Так и у грешника - с благочестивым. Какой мир у гиены с собакою? И какой мир у богатого с бедным?
Отвратительно для гордого смирение: так отвратителен для богатого бедный.
Когда пошатнется богатый, он поддерживается друзьями; а когда упадет бедный, то отталкивается и друзьями.
Когда подвергнется несчастью богатый, у него много помощников; сказал нелепость, и оправдали его.
Подвергся несчастью бедняк, и еще бранят его; сказал разумно, и его не слушают.
Заговорил богатый, - и все замолчали и превознесли речь его до облаков; заговорил бедный, и говорят: «это кто такой?» И если он споткнется, то совсем низвергнут его.
Тот, кто сомневается дать или не дать, своего не упустит - точно!
Если Бог не поможет, человек сам себя счастливым не сделает никогда!
Я дам тебе имя: ты будешь Весною, пьяняще-слепящим сиянием Солнца, и станешь в итоге доступной Ценою, которую вскоре платить мне придётся. Назвавшись Спасеньем, идёшь ты, не зная, что Гибелью станешь своей непременно, когда тебя сгубит гордыня шальная, а нежные чувства окажутся пленом.
Я дам тебе имя: ты Пламенем будешь, вот только другим свой огонь отдавая, меня не согреешь, не думай о чуде. Из хладных угольев костра не бывает. Ты станешь Желаньем, томящим ночами, терзающим жутко и душу, и тело, но всё же я справлюсь. Своими речами играть с тобой буду и дальше умело. Так быть тебе Средством, а после, в итоге, Отчаяньем острым, Бессилием хрупким ты станешь. Сейчас же стоишь на пороге, в молитвенном жесте свои сложив руки.
Имён тебе много. И денно, и нощно из них выбирать я, пожалуй, устану. В одном лишь, поверь мне, уверен я точно: Любовью своею тебя звать не стану.
Деревья уснули в тускнеющих листьях,
совсем потеряв невесомость тепла.
Неспешно шагаю по городу истин,
но в людях я вижу одни зеркала.
Повсюду, повсюду - во взрослых и детях: знакомые лица, поступки, шаги. Мы есть отражения копий, заметьте, мы сами себе - чужаки и враги, бесцветные люди бесцветного шара, что выброшен кем-то в галактику-ноль.
Ах, если б ты видела,
если бы знала,
что вместе мы - цвет, что мы вместе - одно.
Я - комната смеха, я - комната боли, бесцветная радуга серых небес. Наполни меня невозможной любовью, пока существует понятие «здесь», пока не разбиты, пока мы возможны, пока это время поникло для нас, наполни меня до мурашек, до дрожи, пока есть понятие «здесь и сейчас». Наполни меня до предела, до края и нежностью страстно меня задави. Я меркну, я падаю, я выцветаю без чуда твоей негасимой любви… Пределы тускнеют, а мы - вместе с ними; не в силах подняться до рая, взлететь.
Наполни меня, и мы станем цветными, как тысячи вспышек в пустой темноте.