Туманом двинула на город,
свою депрессию скрывая,
пиная ветром листьев ворох -
ещё сентябрь, а уж нагая.
О чём ты плачешь? В чём несчастье?
Что не сложилось, как хотелось?
Кого винишь ты в безучастье?
Куда былое счастье делось?
Но нет ответов на вопросы…
Молчит, лишь хмурит больше небо -
ответы осени - прогнозы,
всегда немножечко нелепы.
Сегодня радость и веселье,
игра с последними лучами,
а завтра слёзы и похмелье,
и месть ночными холодами.
О Осень - Женщина ей имя…
В своих причудах многогранна -
для одного невыносима,
а для кого-то так желанна.
Тишина на нашей даче
Дни и ночи напролёт.
Тихо так, что даже Джой
Голос свой не подаёт.
И безмолвьем озадачен
«Опель», тоже приуныл,
То ли спит он, толь вздыхает,
Толь о чем-то загрустил.
Может «Опель» тихо мыслит,
Как ему на свете быть,
Чтоб хозяевам своим
Верой, правдой послужить.
Ведь дорога не из легких
Предстоит ему домой.
Тёмной ночью, кругом горы,
Поворотам нет конца.
Но наш «Опель» то, что надо!
Он в пути не подведет.
Так что, милый мой мальчишка,
Глазки быстро закрывай.
Кого жизнь не донимает - тот не стареет и душой.
В каждом споре, где отстаивают свои личные интересы, любые, даже самые веские аргументы, становятся бесполезны.
Лучше оказаться дураком, чем виноватым.
Глупцу, чтоб высказать суждение,
Не нужно слышать сам вопрос,
Сдержать потуги самомнения
Трудней, чем сдерживать понос.
С улыбкой засыпать и просыпаться с ней,
прошедших дней не чувствуя усталость,
не замечать вокруг досадных мелочей,
к себе, отбросив, унижающую жалость,
довольствоваться малым, тем, что есть,
на Бога не пенять и не искать причину -
он многое мне дал, всего не перечесть,
за то благодарю любимого мужчину.
Спасибо, что ты есть, спасибо, что такой,
волшебник мой и ран моих целитель,
ты, охраняющий души моей покой,
её единственный любимый нарушитель.
Все опозданья исключил,
назначив день и час для встречи,
Всевышний всё распределил
с амурами на тайном вече.
И голозадым дал наказ -
стрелять предельно осторожно
и спьяну не чинить проказ,
хотя грамм сто, пожалуй, можно.
И стрелы из дрожащих рук
летели, попадая в тело,
и падал у амуров лук,
и тело в пёрышках слабело.
А после, стреляную дичь,
несли в отдел для сортировки,
и Эрос, мудозвон и хрыч,
корпел в цеху для маркировки.
Потом на землю опустив,
соединил тела нагие,
к утру в инете зарядив
для статусов слова такие -
«А Боги смеялись все утро и вечер.
Смешила их фраза «Случайная встреча»…
Болезнь и скорбь легко передаются от человека к человеку, но всё же нет на земле ничего более заразительного, нежели смех и весёлое расположение духа.
Вчерашних чувств никчёмные обрывки,
в полёт свободный пущенные мной,
разнообразием в приманке иль наживке
удачей пусть покажутся другой.
Попыток тщетных грустная усталость
или удачи радостный почин -
всё суета и всё такая малость,
когда б могли мы без любви мужчин.
Но как без них, без долгих разговоров,
без трепета от голоса в груди,
без примирений сладких и раздоров,
бессонниц с ожиданием «Прости!»
А потому, мы отпускаем чувства,
а кто-то, может, отпускает нас -
перезагрузка мастерством искусна,
когда живём друг в друге растворясь.
Кому короткая, а мне так - нескончаема
в своей попытке с нами разлучить,
приходит ночь, и я прошу отчаянно
тебя ещё минутку разрешить.
Чтоб я могла наговориться досыта,
натешиться, намиловаться всласть,
измучить тебя вечными вопросами…
и… красть у ночи время, снова красть…
Спешу сказать всё то, что не досказано,
призвав бессонницу помощницей своей,
чтоб торговалась с ночью и проказами
до утренней держала у дверей.
А утром нехотя прощаться поцелуями,
забыться в полудрёме, чтобы вновь,
ругая ночь, могли ненаказуемо
шептать друг другу - «Ты моя любовь…»
Под ноги лёг осенний лист -
записка брошенного лета,
что зазевавшийся артист
ещё не продал два билета.
И будет в парке дан концерт,
ведь лето бабье, значит бабы
и сторож парка, как эксперт
могли б прийти, послушать дабы.
Но в день назначенный и час,
когда стремилось лето к фуге,
ворвалась осень и, смеясь,
всё разметала вмиг в округе.
А после степ, косым дождём,
на старых сломанных подмостках,
под в такт скрипящим фонарём,
выстукивала зло и хлёстко.
Устала. Парк закрыв на ключ,
и дунув сторожу за шею,
к смолистой ели под сургуч
крепила лист - «Пока! Болею!»
Прими меня такой, какая есть,
о мир, нетерпеливых и вчерашних,
безумствующих, важных и неважных
ушедших, пришлых - всех не перечесть.
Прими на усмотрение своё -
ошибкой чьей-то или же везеньем,
непонятым, не принятым мгновеньем,
призвав на помощь всё своё чутьё.
И, если не решишь, зачем я здесь,
хотела б я, чтобы моим финалом -
возможность стать наглядным материалом,
использовал ты, мир, пройдя ликбез.
И тыча пальцем в сторону мою,
всем объяснил - как надо и не надо,
а после, как нашкодившее чадо,
на запасную посадил скамью.
Каждую ночь, засыпая,
Пробираясь губами,
От пальчиков до ресницы…
Снится.
Снится.
Горячий глинтвейн, ноги под пледом
Светило усталое прячет лицо
Видно такое по жизни мне кредо
Пятым в телеге быть колесом…
Роем пчелинным сознание жалит
Знал бы дорогу, ушёл в монастырь
Грею ладони витками спирали
Книги зачитывая до дыр…
Сонные шорохи многоэтажек
Лишь добавляют тяжести век
Но от чего-то сегодня не ляжет
И не уснёт во мне человек…
Спелой луной ночь постучится
Волком завыл бы, да голоса нет
Было бы здорово мне научиться
На безнадёгу улыбкой в ответ…