Исповедь капитана
Я в Афгане молился, что если я все-таки выживу,
В самый лучший из храмов неровной дорогой приду.
И пускай моё сердце до пепла печалями выжжено,
Я под куполом светлым к иконам Твоим припаду.
О, Господь милосердный, прости мне мои прегрешения.
Я твой бывший солдат, а теперь, посмотри - инвалид.
Я прошу у небес за погибших мальчишек прощения,
Высшей мерой печали душа каждый вечер болит.
Я был с ними всегда, до последнего гулкого выстрела,
Мы не стали сдаваться, чтоб выбраться тихой тропой,
Без снарядов смешно против банды сражаться и выстоять,
Мы в дурацкие «прятки» упрямо играли с судьбой.
Автоматы молчали, а гильзы бренчали беспомощно,
И хитрили душманы, их снайпер прицельно стрелял.
Я уже не просил ни огня, ни поддержки, ни помощи,
Я мальчишек терял, в этом чертовом пекле терял.
Мне осколки снаряда пошили одежду кровавую,
Я на землю упал и рассвету «прощай» прошептал.
Смерть шутила со мной в сотый раз, угрожая расправою,
Я хотел умереть, только ты меня, Бог, отстоял.
А зачем? Почему? Моя совесть кровавое месиво -
Это плач, это вой, безысходные крики и стон.
Что ж ты, девка-судьба, накрутила да накуролесила,
В цинк одела мальчишек - и в путь под малиновый звон.
«Похоронки» писал не чернилом, а будто бы кровушкой,
И о каждом мальчишке я горькую правду сказал.
Только девочки-медики, как сердобольные вдовушки,
Замечали, как слёзы съедали мне солью глаза.
Я вернулся, я выжил, по свету скитаться мне выпало.
Офицер без погон, человек без жены и детей.
Из колоды судьбы мои козыри ветром повыдуло,
И в моей голове поубавилось пылких идей.
Я добрался до храма - он новенький, светлый, таинственный.
И душа ожила, хоть была холодна и пуста.
Я молился так страстно, так искренне и так неистово,
Что мальчишек моих разглядел я под ликом Христа.
С самых разных икон пролился на меня свет божественный
И сказали мне лики всё то, что могли и должны:
«Не страдай, капитан, осчастливь одинокую женщину,
Воспитай сыновей, на тебе нет вины, нет вины».