Режут и режут правду и матку.
буд то в одном месте
вертится мотор
целый день танцуем
догадайся кто
Высшая степень мудрости — это когда нечего сказать этому миру… кроме того, что он прекрасен.
Меня любить не обязательно, но уважать себя заставлю)
Для мозгов моих загадка
эта ваша непонятка
Мужчине зачем цветы? Дарите ему улыбки.
К улыбкам — его мечты. К мечтам золотую рыбку.
С хвостом, как у птицы жар, с сердечком любвеобильным,
Чтоб не было сил бежать, желаний бежать не бЫло.
Всё просто, как ясный день, жалейте и берегите,
Ходите за ним, как тень, мол, может, чего хотите?
Картошка, котлетки и покрепче уже остыло!
Массажик? Футбол? Лежи!.. Понравилось?.. Сыт?.. Хватило?
Тоните в глазах, горя — внимая, взлетая, млея…
Идите ко дну, — Твоя, на всё, что осталось, время!,
Нашептывая, вот так, весеннее восхищенье.
Дарите себя — в цветах… Хотя бы на день рожденья!
Вчера твой коллега сидел за соседним столом и как ты протирал штаны за копеечную зарплату, а потом уволился на вольные хлеба и теперь процветает и благоухает; открыв своё дело, а вместо него пришел новичок и уже стал твоим непосредственным начальником и вот-вот опять пойдет на повышение; а твоя бывшая снова вышла замуж — за какого-то адвоката — и счастлива, как никогда не была счастлива с тобой; а беженцы-нищеброды заселились год назад в соседний подъезд и уже живут лучше всех в доме — и бизнес, и три машины у них. Все сука хитрожопые, пронырливые, все ищут выгоду, лижут жопы начальству, дают на лапу чиновникам, выходят замуж за богатеньких и успешных. И только ты, честный, справедливый, принципиальный и верный, стойко терпишь превратности судьбы. Но и у тебя тоже бывают маленькие радости — у бывшего того коллеги перевернулась фура с товаром, непосредственному начальнику жена изменила, а у нового хахаля твоей бывшей, адвоката, большие неприятности по работе, не смог вора в законе отмазать от тюрьмы, а у соседей, ну тех, беженцев, угнали одну из машин. Бог он всё видит, каждому воздается по «заслугам». Ничего, я звезд с неба не хватаю, на многое не претендую, была бы вода да корка хлеба, а чужие успехи да, бесят, но надо только подождать — и что-то обязательно случится, не может не случится. Вот только зарплату не повышают, а надо бы, а то и цены, и коммуналка растет, да и смартфон хочется купить, на работе интернет часто виснет, только начнешь писать гневный пост на фейсбуке, оп, интернета нет, обидно очень, мысль-то уходит, а тот мудак ответил мне в сраче, а я не могу, а он, тварь, думает, что последнее слово за ним, а я сдулся, типа признал его правоту. А так был бы смартфон, он у меня бы отоварился по полной, я сраться и умею, и люблю, рабочий день длинный, делать-то особо всё равно нечего. А шеф уже вторую машину за год меняет, по заграницам катается. а на интернет хороший бабло зажимает, тварюга, чтобы самолет его где-нибудь над океаном наебнулся. Ничего, воздастся и ему по «заслугам»
Ураган по результатам субботника — вызов природы мэру, или зов мэра к природе?
Случай в прокуратуре. Одна сотрудница другой:
— Ты что, сволочь, на обед ходила?!
Смотрю телевизор. Рассказывают о том, как в России катера строят. Дорогиииие! Даже покататься от 350 тыщ рублей до миллиона. Ыхм! Мне по карману только любоваться, как другие катаются!
- Хотелось бы поподробнее узнать о вашей точке зрения.
— Сама дура!
— Изыди, адское отродье! Отправляйся в свою геену огненную, чтоб я тебя больше не видел здесь никогда, бес проклятый! Провались к чертям собачьим, нечисть рогатая, душегуб вонючий!
Именно такими словами приветствовал беса Аскольда молодой неопытный священник, которого вызвали на дом к Елизавете Павловне Фроловой, в которую, собственно, и вселился вышеназванный обитатель потустороннего мира. Крики экзорциста разбудили Аскольда, мирно похрапывающего где-то между печенью и желудком гражданки Фроловой. Приоткрыв левый глаз, он широко зевнул и, зацепившись мохнатыми лапами за пищевод, подтянулся к глазам, чтобы взглянуть на креативного священника. Тот разошелся не на шутку.
— Асмодей поганый, чтоб тебе пусто было! Чтоб у тебя рога внутрь расти начали! Проваливай из бедной женщины! Оставь ее в покое, ирод треклятый! Окстись, кровопийца малообразованная!
Аскольд удивленно хмыкнул и посмотрел на часы, плотным ремешком облегающие его лапу. Стрелки показывали ровно половину тринадцатого. Это означало, что до того момента, когда душа Фроловой станет его собственностью, оставалось не больше четырех дней. Бес снова зевнул и уже собрался снова развалиться на мягкой печени, как священник выдал еще одну тираду.
— Возвращайся в свою адскую обитель, охальник тупоголовый! Иди к дьяволу, гадкий младоум! Проваливай к чертовой бабушке, псина вислоногая!
Где-то в груди Аскольда неприятно заныло. Он вспомнил, что не заходил к своей бабушке в гости уже лет, эдак, триста пятьдесят, а то и все четыреста. Дождавшись, пока священник закончит свой инновационный обряд экзорцизма и закроет за собой дверь, Аскольд незаметно выскочил из тела уснувшей гражданки Фроловой и шмыгнул за порог, на всякий случай оставив дверь в душу открытой.
***
— Внучок! Да быть не может! Явился наконец-то!
Чертова бабушка, увидев гостя, всплеснула руками и побежала к калитке, встречать своего нерадивого внучка.
— Бабуля, привет! — растянулся в улыбке Аскольд, — а ты все такая же молодая! — слукавил он, мельком глянув на ее седой кончик хвоста.
— Да брось ты, — махнула та рукой, — а ты чего худой такой? Не кормят вас что ли в этом вашем аду? В мое время все по-другому было — и столовая, и надбавка за стаж, и отпускные… А какие вилы были! Вон, у меня до сих пор одни в сарае стоят. Не то, что сейчас. Соседка вон, купила на рынке, а они у нее сгнили за сто лет. Это разве хорошие товары? Да смех один! А эти… Котлы. Это разве…
— Ну ладно, ладно, бабуль, — перебил ее Аскольд, — ты сама как?
— Вот я и говорю — такую организацию развалили… Да что ж ты тощий такой? Гляди упадешь сейчас в обморок. А ну-ка быстро за стол.
— Да я поел уже, ба…
— Я сказала — за стол! — тоном, исключающим все возражения, произнесла бабушка и легонько подтолкнула внука к дому.
Пустой стол, за которым оказался Аскольд, как-то незаметно и сам собой стал наполняться тарелками, мисками, кружками и кастрюлями с едой. Чертова бабушка как будто доставала все эти яства из воздуха и тут же отправляла на стол, пододвигая тарелки поближе к внуку. Так, что уже через несколько минут их содержимое начинало вываливаться из одной тарелки в другую.
— Бабуль, да я ж столько не съем!
— Это тебе так кажется, — махнула та рукой и тут же поставила на стол еще одну посудину с чем-то дымящимся, — о, кстати! У меня ж для тебя подарок есть!
Она открыла сундук, стоящий у стены и выудила оттуда что-то вязаное.
— Вот, держи. А то ходишь без шапки, так ведь можно и уши застудить.
Внук взял подарок в руки и скептически осмотрел его.
— Ба, это что? Шапка с нарожниками что ли? Сейчас такие никто не носит уже.
— Чего это — не носят? У нас вся деревня в таких ходит.
— Ну… Это у вас, — смутился Аскольд, — а у нас все ходят в шапках с рогами навыпуск. Так сейчас модно. Никто нарожники уже сто лет не надевает.
— А ты на всех не гляди, — подбоченилась бабушка, — а если завтра все пойдут святую воду пить, ты тоже пойдешь?
— Ба, ну это другое…
— Никакое не другое. Не надо на всех равняться. У тебя своя голова на плечах имеется. Так что надевай и не огрызайся.
— Да ну не модно же…
Бабушка выхватила из рук беса шапку и тут же натянула ему на голову, предварительно вдев его рога в специально предусмотренные нарожники.
— Ц, тут еще и тесемки какие-то… — недовольно буркнул Аскольд.
— Это чтобы на подбородке завязывать. Чтобы не стырили у тебя шапку, а то знаю я этих…
— Ба, да никто уже давно не крадет шапки. Кому они нужны?
— Тебе нужны, чтобы не заболел. Ешь давай.
Аскольд тяжело вздохнул и принялся за еду. Но она никак не хотела заканчиваться. Только он доедал последнюю горошину, как в его тарелке появлялся новый голубец, блин или вареник.
— Огород бы мне вскопать, внучок, — подперев голову лапой, произнесла бабушка, — кости на рассаду я уже приготовила, а вот вскопать некому.
— Да я бы с удовольствием, ба. Но у меня дела. Там душу надо через четыре дня забирать. Сроки горят, начальство тиранит.
— А никуда твоя душа не денется. Что с ней станет? Придешь через четыре дня и возьмешь тепленькую. Не обязательно там сидеть все время.
— Да я знаю, только священник повадился ходить. Закроет своими ручонками дверь в душу — как я обратно попаду?
— Ну что ж… Тогда самой придется…
Бабушка грустно вздохнула и положила руки на колени. Внутри Аскольда снова что-то неприятно заныло.
— Ладно, бабуль, вскопаю я твой огород. Может за день управлюсь.
— Вот хорошо, — повеселела она, — вот внучок какой у меня хороший! Ты давай ешь пока, поправляйся! Работать завтра будешь.
Аскольд посмотрел на тарелку и с ужасом обнаружил в ней две котлеты и целый половник картофельного пюре.
Тяжело вздохнув, он взял в лапу вилку и посмотрел на бабушку.
— Ба, можно я хотя бы шапку сниму? Жарко.
— Сиди. Пар костей не ломит, а у меня сквозняк в доме. Кстати, надо бы окна посмотреть, дует откуда-то. Глянешь потом?
— Гляну, — кивнул Аскольд и воткнул вилку в котлету.
***
Через четыре дня Аскольд снова появился в доме своей жертвы — Елизаветы Павловны Фроловой. На его голове красовалась вязаная шапка с нарожниками и завязанными на подбородке тесемками, копыта громко цокали по паркету подковами шестнадцатого века, которым, по словам его бабушки, «Сносу не будет ажно до апокалипсиса», в левой руке он держал огромный пакет с пирожками, завернутыми в номер газеты «Адский Вестник» за 16 декабря 1865 года", в правой же был зажат кусок надкушенного яблочного пирога, который дала ему в дорогу бабушка со словами: «От пирога растут рога».
Постояв немного у двери в душу, Аскольд шагнул внутрь, но случайно задел плечом косяк двери и остановился. Еще раз, и снова проем оказался слишком узким.
— Да что ж такое… — буркнул бес и попытался снова проникнуть в душу, но тщетно. Он упирался в косяк то животом, то плечом, то еще чем-то. За четыре дня, которые он гостил у своей бабушки, из тощего чертенка он превратился в огромного шароподобного бесяру, который теперь никак не смог бы попасть ни в одну людскую душу. Аскольд замер.
— Уволят же… К гадалке не ходи — уволят, — прошептал он, а затем перевел взгляд на кусок пирога. Немного посомневавшись, он махнул рукой, откусил кусочек и, ногой захлопнув дверь, направился к выходу из квартиры.
***
Вот таким образом Елизавета Павловна Фролова вновь обрела свою душу в вечное пользование, молодой священник стал уважаемым человеком среди местного люда и своих коллег, а черт уволился из ада и уехал жить в деревню к тому, кто всегда его ждет — к своей любимой бабушке.
Ой, растёт дубина
в поле у ручья,
И кору сдираю
снова на ней я
Надо на примочки
кому-то подарить,
Чтоб возможно было
геморрой лечить…
Мерила шубу по цене квартиры. И вы знаете, в квартире как-то теплее.
Устроилась на день консультантом в парфюмерный, чтобы, когда придёт какая-нибудь фифа послушать аромат, как следует набрызгать ей духов в ухо.