Не задыхайся без меня, я ненадолго.
Дыши, если остались силы. Дыши для меня.
Я хотела почувствовать лишь ЕГО неповторимый запах и силу, дарующий незабываемое чувство свободы и защищенности, его тихий, бархатистый голос, уверяющий, что все в порядке, что все это лишь сон, мираж, ложь… все, что угодно, только лишь не правда!!!
Гордо вскинутый жесткий взгляд.
Линия взора поверх горизонта.
Раздувающиеся ноздри.
Вдох. Еще, еще, полнее…
Дикое желание дышать.
Но лишь ее запахом.
Той, которая ластится нежнее шелка.
Той, что горячее самого пламени.
Неукротимая и загадочная.
Знойная и морозная.
Грубая и ласковая.
Такая, словно Дикий Шелк.
И вся, целиком, от кончиков ушей до коготков - его!
За спиной два воздушных крыла,
И в глазах твоих плещется ветер.
Не покорна стихия твоя,
Как и ты непокорна и вечна.
Шаг с обрыва. Паденье. И взлет.
Замирает испугано сердце.
Нас с тобой ожидает полет,
Наш совместный полет бесконечный.
Ты живешь в своем мире, а я в своем. Не будем налаживать междупланетное сообщение. Все равно ничего не выйдет.
Какое у меня глупое сердце! Я так быстро привязываюсь к людям.
Я сидел на диете четырнадцать дней, и потерял всего две недели.
Женщины находятся в процессе сбрасывания веса десятилетиями, причём обсуждают они это за чаем с пирожками.
- Кто ты? - спросил Маленький
принц. - Какой ты красивый!
- Я - Лис, - сказал Лис.
- Поиграй со мной, - попросил
Маленький принц. - Мне так
грустно…
- Не могу я с тобой играть, - сказал
Лис. - Я не приручен.
- Ах, извини, - сказал Маленький
принц.
Но, подумав, спросил:
- А как это - приручить?
- Ты не здешний, - заметил Лис. -
Что ты здесь ищешь?
- Людей ищу, - сказал Маленький
принц. - А как это - приручить?
- Это давно забытое понятие, -
объяснил Лис. - Оно означает:
создать узы.
- Узы?
- Вот именно, - сказал Лис. - Ты для
меня пока всего лишь маленький
мальчик, точно такой же, как сто
тысяч других мальчиков. И ты мне
не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица,
точно такая же, как сто тысяч
других лисиц. Но если ты меня
приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один
в целом свете… Скучная у меня
жизнь. Я охочусь за курами, а люди
охотятся за мною. Все куры
одинаковы, и люди все одинаковы.
И живется мне скучновато. Но если
ты меня приручишь, моя жизнь
словно солнцем озарится. Твои
шаги я стану различать среди
тысяч других. Заслышав людские
шаги, я всегда убегаю и прячусь.
Но твоя походка позовет меня,
точно музыка, и я выйду из своего
убежища. И потом - смотри!
Видишь, вон там, в полях, зреет
пшеница? Я не ем хлеба. Колосья
мне не нужны. Пшеничные поля ни о чем мне не говорят. И это
грустно! Но у тебя золотые волосы.
И как чудесно будет, когда ты меня
приручишь! Золотая пшеница
станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру…
Лис замолчал и долго смотрел на Маленького принца. Потом сказал:
- Пожалуйста… приручи меня!
Самая Высокая Мысль -- всегда та мысль, которая содержит радость.
Самые Ясные Слова -- те, что содержат истину.
Самое Великое Чувство -- то, которое вы называете любовью.
Основой жизни каждого человека и общества в целом является нравственность. Ибо все: культура, политика, экономика - в своем благополучном течении находится в прямой зависимости от нравственности людей. Что же такое нравственность? Можно сказать, что нравственность - это способность человека различать добро и зло и следовать добру.
Но тогда встает вопрос: что нужно считать добром, а что - злом? Ведь в определении достоверных признаков добра и зла и состоит вся трудность. Часто одно и то же разные люди понимают по-разному. Бывает даже и так, что по прошествии времени люди совершенно изменяют свои взгляды. Разум наш, например, в молодости и в старости приводит нас к различным, зачастую совершенно противоположным выводам о самых важных вопросах жизни.
К тому же очень многое в жизни при поверхностном взгляде представляется добром, а при внимательном рассмотрении - злом. Не зная природы добра и зла, человек называет добром то, что не имеет большой цены, потому что всегда может измениться на противоположное (так, богатство и здравие не делают человека лучше, а при злоупотреблении способствуют возникновению греха).
Сейчас нередки рассуждения о том, что нравственность возможна сама по себе,
А если Бога нет, то нет и точки отсчета, нет шкалы, по которой можно определить, что есть что. Так, в Библии говорится: В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым (Суд. 17,6).
Бог есть Свет, при котором только и бывает видно всем и каждому, что есть белое, а что - черное. «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит» (Ин. 1. 4,5), - сказано в Св. Евангелии. Лишенный этого света и свое безобразие может принять за красоту.
Действительная нравственность в истоках своих без Бога невозможна, как не может быть дерева без корней. Религия и нравственность взаимообусловлены: «Нравственность без религии невозможна, религия без нравственности не нужна».
При свете веры в Бога определения добра и зла становятся четкими как в целом, так и в каждом конкретном случае. Например, добром вообще можно назвать все то, что поддерживает жизнь личности, семьи, общества. Доброта, милосердие, сострадательность, верность, постоянство, целомудрие, терпение, трудолюбие, воздержание, жертвенность, смирение, покаяние - вот оно, нравственное добро!
Злом можно назвать все то, что разоряет жизнь личности, семьи, общества. Гордость, самоуверенность, себялюбие, жестокость, разврат, ложь, лень - вот зло. Понятия эти неизменны и безусловны, их нельзя подчинить соображениям пользы. Пророк Моисей, умирая, упрашивал окружающих его людей: «…жизнь и смерть предложил я тебе у благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое» (Вт. 30,19). То есть избери добро, чтобы жил ты и дети твои.
Деревья, обрубленные топором, растут, мясо и кости, иссеченные мечем, оправляются, но раны, нанесенные языком, не заживают.
Скарлетт, я никогда не принадлежал к числу тех, кто терпеливо собирает обломки, склеивает их, а потом говорит себе, что починенная вещь ничуть не хуже новой. Что разбито, то разбито. И уж лучше я буду вспоминать о том, как это выглядело, когда было целым, чем склею, а потом до конца жизни буду лицезреть трещины.
Одинокая птица над полем кружит.
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул,
Забывая, каков над землёй небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул -
До чужой лишь потом докатился черёд.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет, чтобы я не сломал,
И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца
И следов, что навеки ушли в темноту.
И ещё не бывает, чтоб я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного - умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нибудь в доме светил огонёк,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке…
Я бы спрятал клыки и улёгся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берёг -
Просто так, за любовь! - улыбнувшихся мне…
…Но не ждут, и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть, вскинув морду к луне.