- Нельзя так дешево продавать свою кровь, - шепотом сказал он, - это плохая коммерция… Так невыгодно торговать своей кровью… Надо брать за каплю литр… Два литра… Ведро… Только тогда станет меньше покупателей…
Есть хорошие ребята, правда у них иногда бывает плохое настроение, что-то находит. Иногда им не нравится как их кормят, как соседи расходятся с ними в лифте, как выглажены рубашки, как дети рисуют, как их женщины встречают их дома… Иногда слишком много платить по счетам, иногда был тяжелый день на работе, иногда вода плохая, иногда солнце светит лишком ярко… Иногда… Но только при этом «иногда», они постоянно остаются Муд@к@ми.
Нами столько лет правили немецкие цари и царицы, 300 лет было монгольское иго, молимся еврейскому богу, а так-то мы… русские!
Как-то странно устроена жизнь…
В ней всё время грядут перемены…
То любовь говорит - держись!
То прости… говорят измены…
Эта сложная штука - Жизнь.
Нам подсунула Тест на прочность…
Сможешь выстоять - будешь жить…
А не сможешь - уйдёшь бессрочно…
Не предать друзей, не забыть…
Оттолкнуть негатив и измену…
Как же сложно на свете жить…
Успевая блюсти перемены…
Я стараюсь за всем успеть…
И друзей не забыть стараюсь…
Где-то нужно смолчать… где то спеть…
Если не получается - каюсь…
Говорю себе -это жизнь…
Принимай её, как подарок…
Если трудно тебе - держись!
Мир не может быть всюду ярок…
Если туча, вдруг надо мной -
Верю: солнышко - только всходит…
Если ветер кружит шальной -
Это временно, всё проходит…
Если выжил - любимец богов…
А споткнулся - не все помогут…
Если выстоял - к жизни готов…
А не смог - тут решают боги…
Эта сложная штука - Жизнь.
Нам подсунула Тест на прочность…
Сможешь выстоять - будешь жить…
А не сможешь - уйдёшь бессрочно…
Своей судьбы никто не выбирает. И что нас ждёт - для всех большой секрет.
«А вдруг! А вдруг…» - и сердце замирает, как будто сердцу только двадцать лет.
И пусть давным-давно прошли все сроки и жизнь мне насчитала год за два -
Я всё-таки шагаю по дороге с необоримым чувством торжества.
Мечтаю допьяна, живу взатяжку, и жизнь моя - не безысходный круг!
Ведь я живу с душою нараспашку и с трепетною верою: «А вдруг!..»
Никого не ищу, ни о ком не жалею,
Никого не люблю, не страдаю, не верю,
Никого не зову, никого не прощаю,
Никому не должна и не обещаю!
Отвечаю я всем, иногда отправляю в «игноры»
Мне до смерти скучны ни о чем разговоры!
Никого не ищу - все находятся сами,
Иногда одиноко и хочется к маме…
Иногда слишком много - тогда в одиночество,
Чтоб одна во вселенной, без имени-отчества!
Дверь распахнута настежь - заходи, я все знаю,
Может быть, посидим, может быть, полетаем.
Может быть никотин, очень тонко и вкусно,
Может чай, разговоры о вечном и грустном,
Может мост над Днепром и холодное пиво,
Может быть, что угодно - но чтоб было красиво!
Может секс - неуемное гибкое тело,
Может с Тем, может с Этим - моё это дело!
Может ужин при свечках и музыка Баха,
Может грязь по колено и из шёлка рубаха!
Может быть, будут танцы, стихи… и веселье
Может, будет любовь и ее новоселье…
Что ты видишь, медсестра? Что ты видишь?
Что ты думаешь, когда смотришь на меня?
Капризный старик, глуповат…
С непонятным укладом жизни, с отсутствующими глазами?
Переводящий попусту еду?
Когда ты кричишь «Давай старайся!»
И кажется тебе, что он не замечает, что ты делаешь.
Вечно теряющий носки и туфли?
Ни на чем не настаивающий,
но позволяющий тебе делать с ним все что угодно?
День которого нечем заполнить,
кроме как купанием и кормлением?
Вот что ты думаешь? Это ты видишь?
Открой глаза, медсестра.
Ты не смотри на меня.
Я скажу тебе, кто я.
Даже сидя здесь тихо,
подчиняясь вашему распределению,
питаясь по вашему желанию.
Я все еще мальчик 10-летний, живущий с отцом и матерью, братьями и сестрами и мы все любим друг друга.
Молодой юноша 16лет, с крыльями на ногах,
Мечтающий встретить любовь своей жизни на днях.
Жених, которому скоро 20лет и у которого выпрыгивает сердце,
Помнящий клятвы, которые обещал исполнить.
А сейчас мне 25 и у меня есть свой малыш.
Который нуждается в моём руководстве, охране и доме.
Человек, которому 30! Малыш быстро вырос,
Мы связаны друг с другом нерушимыми узами.
А в 40 мои сыновья выросли и покинули дом.
Но моя женщина рядом со мной и она не дает мне горевать.
И вот в 50 снова малыши играют у моих ног,
Опять мы с детьми, моя любимая и я.
Темнота сгустилась надо мной - моя жена мертва.
Я смотрю в будущее и вздрагиваю от ужаса.
Теперь я живу ради детей и ради их детей.
И я думаю о годах… о любви, которая у меня была.
Теперь я старик… и жизнь жестокая вещь.
Издеваясь, заставляет старость выглядеть глупо.
Тело дряхлеет и разваливается, величие и сила уходят.
И теперь на том месте камень, где однажды было сердце.
Но внутри этой дряхлой оболочки все еще живет молодой человек,
И снова и снова сердце от стуков пульсирует.
Я помню всю радость, я помню всю боль.
И я люблю и живу! В той жизни как прежде.
Я думаю о годах, которых было так мало
и которые пролетели так быстро.
И я соглашаюсь с упрямым фактом,
что ничто не может продолжаться вечно.
Так откройте глаза ваши люди!
Откройте и посмотрите,
Не капризный старик!
Посмотрите внимательней и увидите МЕНЯ!
Как правило, в жизни всё можно починить, но ничего нельза исправить…
Отдам в хорошие руки ласковую, умную, добрую, красивую, приученную ко всему, чему только можно приучить, подругу!
Сволочей, подлецов и идиотов убедительно прошу больше не беспокоить!
Мужика нет.
- Плохо, когда мужика в доме нет…
По скорбной Юлькиной интонации я понял, что ей сегодня как никогда хочется серьёзных отношений…
Мне же хотелось жрать!
Именно жрать, а не есть или кушать…
Позавтракать, как, впрочем, и пообедать, на авральной работе, увы, не удалось, а джентльменский набор, с которым я заявился в гости, хоть и состоял из высококачественных цветов, высококалорийного коньяка и высокополезных мандаринов, на достойную моего внимания еду тянул не очень…
К тому же в этом декабре стоят такие жуткие морозы…
Организм цинично бастовал, выдвигая категоричные требования об экстренном предоставлении в его распоряжение холестериносодержащих жиров в блюдах разнообразного достоинства.
- Плохо… - сочувственно покивал я, машинально и охотно соглашаясь с голодухи на всё, что слышу.
- Кран вторую неделю капает… - так, между прочим.
- Инструменты есть? - я с надеждой покосился на плиту, где что-то аппетитно шкворчало и пахло под закрытыми крышками. Хоть время убить до ужина…
Ящик с инструментами был внушителен, ржав и неподъёмен.
Видимо, прошлый муж серьёзно увлекался накоплением и хранением этих сугубо мужских атрибутов. А может быть, даже пускал их в дело время от времени…
Кран отремонтировался легко. На диво легко…
Дома так легко краны отчего-то не ремонтируются. Никогда!
Гордо складывая ключи в их ржавое обиталище, я, улыбаясь парящей под облаками самооценке, буркнул:
- Принимай работу!
Юлька весело покрутила кран, благодарно станцевала лёгкую прелюдию к танцу живота и вдруг задумалась о чём-то грустном, обречённо сминая тупым ножом мягкий батон.
- Давай… - в мгновение ока, используя полный арсенал жестов Копперфильда, я подточил ножи и ещё более заострил аппетит… Между прочим - все ножи! Оба ножа! - Ну-ка, пробуй…
Юлька, довольно мурлыкая что-то бодренькое под мелодичное кастрюльно-газовое шкворчание, мигом нарезала батон, а потом быстро и как-то нерешительно взглянула на меня.
- Что? - жадно давясь украденной со стола батоновской горбушкой, нетерпеливо спросил я, заметив этот взгляд.
- Ванна засорилась… Так неудобно…
Пока я орудовал огромным вантузом, чувство голода несколько отступило.
Этому в немалой мере способствовали замысловатые инопланетные субстанции, высасываемые тем самым вантузом из сливного отверстия ванны и плавающие теперь у всех на виду по самым невообразимым траекториям…
- А? - открыл я воду на полную мощь… - Как оно?
- Класс… - завороженно пробормотала Юлька, не сводя глаз с водного водоворота. В её глазах мелькали загадочные сполохи, порождённые отражением света тусклой электрической лампы.
Стремительно перемещаясь в сторону головокружительного запаха еды из ванной на кухню, я больно споткнулся о картину, прислонённую к стене… Ойойойойой… Чтоб тебя…
- Гвоздь выпал… - испуганно пояснила Юлька, отводя глаза.
Только пятый… или шестой гвоздь, наконец, забился в эту легированно-железную стену. «Несущая…» - услужливо всплыло в работающих на чудом изысканных ресурсах мозгах.
- Йес! - Юлька придирчиво подправила картину и жалостливо посмотрела на меня, яростно обсасывающего прибитый палец. - Бли-и-и-н…
- Что ещё?
- Да голова чего-то трещит… Уже час как…
Да что ж за вечер-то такой?
Оценивающе посмотрев на Юльку, я неожиданно даже для самого себя легонечко бумкнул молотком ей по лбу.
Зачем?
Наверное, от голода помутилось…
- Прошла вроде… - с недоверием в голосе стеснительно пискнула Юлька и, радостно подпрыгнув, потащила меня в спальню…
Это, конечно, увлекательно, но…
Стесняюсь спросить - а жра… кушать мы когда будем?
Глаголы женского рода…
Очнулась. Взглянула. Обомлела- проспала! Вскочила, стала будить. Буркнул. отвернулся. Растолкала, подняла. Кинулась разогревать, накрывать, накручиваться. Позвала. Молчит. Заглянула - накрылся, храпит. Пощекотала. Лягнул. Рявкнула. Замычал, поднялся, поплелся. Опоздаю!
Выскочила. помчалась.
Отходит! Догнала. уцепилась, повисла. Доехала, спрыгнула. Звенит! Побежала. нарвалась, отпихнула. Проскочила. Отлегло. поднялась, уселась. Вскочила, позвонила, напомнила погасить, выключить, причесать, застегнуть, обуть…
Бросил… Разложилась, начала работать, Шепчутся. Прислушалась - завезли, расфасовывают, будут давать, Отпросилась, выскочила, заняла, вернулась, спохватилась, выбежала. Влетела - занимала, отошла. Не пускают. Пристыдила. объяснила, добилась - обхамили. Стоять - не пообедаешь, встала. Движемся! Приободрилась. Подошла. Кричат - не выбивать. Кончилось. Рыдать хочется. Возмутилась.Обозвали. Поплелась. Поднажала. Помчалась. Прибежала, плюхнулась, отдышалась. Позвонила. Говорит - задержится! Зашиваются, авралят - врет! Выскочила! Забежала, обула, одела, потащила. Ласкается, обнимает, подлизывается. Выясняется - полез, опрокинул, разбил. Шлепнула - орет, обзывает, ходить не умеет - говорить научился, придется отучать.
Пришли, раздела, умыла, вскипятила, отшлепала, остудила, накормила, прополоскала, отняла, выключила. Наказала, почистила, рассказала. Протерла, переодела, подмела, спела, уложила.
Присела, забеспокоилась, позвонила. Узнала - ушел, не задерживался, Обнаглел! Распоясался! Разведусь! Сдернула. швырнула, легла.
Вскочила. Начала обзванивать, Не был, не заходил, не появлялся, не приводили, не привозили. Сломал? Попал? Спутался? Разбился? Явился!
Улыбается! Размахнулась, не успела - упал. Подтащила, стянула, взвалила, положила, захрапел. Разрыдалась, заплакал, подбежала, пощупала, подмяла, переодела, укутала, подоткнула, застирала, повесила, легла.
Вскочила, накрутилась, постояла, поглядела, вздохнула, укрыла. Завела, выключила, о т к л ю ч и л а с ь!
Он мне сказал: «Мамзель «, Вы так прелестны!
Вы чистый ангел, я всю жизнь Вас ждал! »
Во мне - сто двадцать с «гаком», если честно,
Но то, что ангел - тут он угадал.
Стал клеиться, как пластырь, я же вижу,
И сыпал комплименты без труда.
Сказал, что только-только из Парижа,
И хочет пригласить меня туда.
Покажет он мне Эйфелеву башню
И Лувр, и что там есть у них ещё.
Пусть он не Аполлон, и в меру страшный,
Но чувствовалось верное плечо.
Он был меня на голову пониже,
А я-то, как назло, на каблуках.
Он так красиво клялся, что в Париже
Меня носить он будет на руках.
Ну, на руках, конечно, это слишком,
Ему меня и краном не поднять,
Но, знаете, по улицам парижским
Я (даже с ним) не прочь бы погулять.
Как будто, был он с виду не обманщик,
Шутил, смеялся, весело свистел,
Позвал меня в какой-то ресторанчик,
Французской кухней удивить хотел.
Располагался ресторан в подвале.
Увы! Но вида я не подала.
Лягушек тоже там не подавали,
Да я б и проглотить их не смогла.
Французское вино - такая прелесть!
Я, правда, облила ему пиджак.
Заговорились мы и засиделись,
Там был такой уютный полумрак.
Он начитался, видно, умных книжек,
Так складно и мудрёно говорил
О том, о сём, но больше о Париже,
И тем меня, признаюсь, покорил.
Когда поели, сделалось мне жарко,
Я вязаную кофточку сняла.
Сказал он: «Вы совсем как парижанка!»
А я в Париже сроду не была.
Он всячески оказывал вниманье,
Подмигивал и ручки целовал,
Придумывал мне разные названья,
То пупсиком, то крошкой называл,
Сюсюкал и кривлялся, как мартышка,
Икал и голосил «шумел камыш».
Ну всё, решила я, уж это слишком!
Мне что-то расхотелось с ним в Париж.
Потом гляжу - придвинулся поближе,
Клешнями так и метит под подол.
Не знаю я, как говорят в Париже,
А я сказала: «Руки прочь, КОЗЁЛ»!
Ещё других я пару слов сказала,
Таким, как он, мне есть чего сказать.
Я, хоть и умных книжек не читала,
Но за себя умею постоять.
По-моему, он был слегка обижен,
Ушёл не попрощавшись, идиот.
А я - как та фанера над Парижем,
Вдобавок, на столе приличный счёт.
Нет, честно, я почти не горевала.
Нет женихов, и этот не жених.
Чего я в том Париже не видала?
У нас тут даже лучше, чем у них.
Я, в общем, не кисейная девица,
Лягушками меня не удивишь.
Да вот беда - Париж мне начал сниться.
Ну, просто жутко хочется в Париж
* * *
За газ… За свет… За интернет…
За счетчик новый на подъезд…
За дочкин садик… Домофон…
Налоги… Пенсионный фонд…
За ссуду в банк… И на мобильник…
И на продукты в холодильник…
Авто заправить… Курсы… Хата…
А ты была вообще, зарплата?
Не ври самому себе!