Подходит срок твой, к завершенья,
Ушли из жизни восемь лет,
Они лиловою сиренью,
Вплелися в траурный букет.
И ты тюрьма-дом вечной скорби,
Что выжгла в памяти больной?
Годами укрепляя корни,
Ты стала для него почти родной.
Родной, но ему родня такая,
Отвратней мачехи сворной,
Что на людях дитя лаская,
Спешит избить его домой.
О, тебе знакомы это порки:
Наручники, дубинки свист,
Спина в ручьях кровавой корки,
И сумасшедший мент-садист.
А как забудешь маски-шоу,
Где вместо клоуна спецназ-
Кирпич ломает, гнет подковы-
Вам не до смеха в этот час.
А этот голос, как из ада:
''На стену руки, ноги вширь!
Бегом не отставать от стада''-
Кричит российский богатырь.
Он туго знает свое дело:
Звериный крик и нервы-сталь,
По почкам сзади бьет умело:
Зек кровью ссыт, ему медаль.
И тем, кто силе непокорен,
Кто честь блюдет и совесть чтит,
В темницу путь давно проторен,
К страданиям-всегда открыт.
Как молот тяжестью ударов,
Дробит стекло, а сталь кует,
Ломает камера шакалов,
Ломает слабости хребет.
Она не терпит слабых духом,
Унылых там чахотка жрет.
Вскрывает немощь себе брюхо,
Когда терпеть не в силах гнет.
В тюрьме есть Люди, есть-людишки,
Одни живут, другие-так,
Колотят в основном понтишки,
Цена им красная-пятак.
Одни там срок свой отбывают, как тянут баржу бурлаки,
Живут иллюзией, мечтают, от злости чешут кулаки.
Короче просто прозябают, смакуя подвиги свои.
В пустых рассказах, приветают,
Но честных трудно там найти.
Там кое-кто читает книжки,
А кое-где под вечерок,
Шуршат заманчиво картишки,
Преподнося юнцам урок.
И тот, кто учится усердно-коль не откажут тормоза-
Каталой станет непременно,
К десятке вытянет туза.
Но всюду есть своя изнанка, и закусивший удила,
Не тормознет у полустанка, менять подковы у коня.
Пока трусы не проиграет, не успокоится, чудак,
Сам голову в петлю пихает,
Сам топчет тропку за барак.
Система там не исправляет,
Природы грубые черты-
Она колечет и ломает, хоть полумесяц, хоть кресты
Будь то крапива иль цветы,
Неважно-с корнем вырывает.
Там празднось нагло процветает,
Плодя лентяев и еще:
В неволе люди понимают, как ценно братское плечо.
Ты видел средь песка и грязи,
Есть самородки без цены,
А есть-холопы, лезут в князи,
Желаний корыстных полны.
Еще запомнишь ты решетки, давно изъеденые ржой,
Стакан дрянной паленой водки,
Добытый тайною тропой.
Гитары нежное звучанье,
Да песни грустные свои,
Запомнишь сердце покаянья,
В молитве:''Господи, прости!''
Да было времечко к тому же-чего уж точно не забыть-
Как ты три дня, почти что мужем,
Ходил заочницу любить.
После семи годков аскеза,
Без женской ласки и тепла, как всем несчастьям антитеза,
К тебе заочница пришла.
Три дня-на длительном свиданье,
Три дня-на острове любви-
На две души-одно дыханье, и чувства на двоих-одни!
Потом рыданья, расстованья, и крик прощальный:''Я дождусь!''
Не долго длились обещанья-прошла любовь,-осталась грусть
Финал печальный для знакомства.
Прав оказался ты Шекспир:
''О, имя женщин-вероломство!''
Умно, хоть и старо как мир.
И всеж тюрьма для многих школа,
А для кого-то институт,
Хотя всегда-на грани фола,
Не пряник учит там, а кнут.
Мне кажется, ты много понял,
В смертельной побывав петле:
Где надо с шашками на конях,
А где-то словом по земле.
Узнал ты силы грубой немощь,
И силу-истины святой.
Узнал, как плохо, когда неуч, А спорит с мудрой головой.
Когда советы дает глупость,
И лицемер меняет цвет,
Броню накатывает тупость,
За мудрость выдавая бред.
Не научился ты смеяться,
Когда другим смешно до слез.
На провинившихся ругаться,
Не научился ты всерьез.
Возненавидел блюдолизов,
В шныри идущих за кусок,
И тех, кто бросив судьбе вызов,
Сдаются, надорвав пупок.
Льстецам поющим дифирамбы,
Чтоб властьимущим угодить.
На воле врезал по зубам бы,
А там приходится сносить.
Еще ты ненавидишь гордость-смертельный яд и смертный грех.
Зато ты ценишь слова твердость, и искренний веселый смех.
Ты видел злобу, гнев и ярость.
Людей, похожих на зверей,
Парализованную старость,
Из кожи дряхлой и костей.
И юность с наглыми глазами,
На старость коим наплевать, таких везде зовут быками,
Таких ты не желаешь знать.
Встречал ты на воле заключенных, в тюрьму бушующих страстей,
А в зоне-верой окрыленных, свободой дышащих людей.
Однако, вспоминать больно тебе,
Надежд сожженые мосты,
Когда друзья, путем окольным,
Бежали от тебя в кусты. А ты так верил в обещанья-их столько было, невместить.
Теперь ты шепчешь, как заклинанье:
''Не верь, не бойся, не проси!''
И возлюбил ты одиночку, когда в безмолвной тишине,
Даешь ты нежному цветочку, раскрыться у тебя в душе.
И наслаждаясь ароматом, и созерцаньем красоты,
Ты чувствуешь себя богатым, как будто ближе к Богу ты.
В тот миг, пожалуй понимаешь,
Что в целом, ты не зря живешь, что вобщем ты не зря страдаешь,
Не зря свой тяжкий крест несешь,
Что все разумно в этом мире,
И нет случайности ни в чем,
Попав в тюрьму ты стал поэтом,
Найдя Христа-стал богачем!
Так стоит ли грустить об этом?
Пусть тыча пальцем, шепчут:'Зек'…
Отвечу:'Был он человеком,
Он есть и будет человек!'