Семь вечера. На остановке много людей. Появляется нежеланный гость - вонючий нищий. Он лезет в урну, достаёт из нее бутылки, прежде чем положить их в свою торбу, осушает недопитое. При этом грубо матерится. Хрупкие женщины и атлетические мужчины отходят подальше. Бродяга поднимает с земли окурок, который еще дымит, тянет его в рот и, причмокивая, делает затяг. Вдруг к нему подходит девочка шести лет, мама которой в это время покупает в ларьке шоколадку. - «Дядя, не курите. Это вредно для вашего здоровья» - говорит ребенок. Он смотрит на нее несколько секунд, тушит сигарету, говорит ей что-то на ухо и уходит. Отойдя от остановки метров на двадцать, падает на колени и начинает плакать. Ищу в толпе девочку, но не нахожу. Спустя несколько дней вижу ее снова. - «Что тебе сказал нищий?» - «Обо мне уже давно никто не заботился … Спасибо».
Коллега позвонила поздно вечером. В ее голосе слышалась тревога. Видимо, из-за этой тревоги она говорила прямее, чем обычно принято в обществе «культурных людей»:
- Катя, мне нужна ваша помощь или хотя бы совет. Все традиционные пути мы уже попробовали. А у вас порою мозги работают как-то вывернуто, как кофта наизнанку, вдруг вы что-нибудь придумаете? Его зовут Илья…
Я тоже встревожилась. Коллега много лет работает с семьями с «тяжелыми», психически больными детьми. Помимо основной деятельности, у нее еще что-то вроде клуба при одном из психоневрологических диспансеров. Там регулярно бывают всякие мероприятия, концерты, игры, просто чаепития с общением. Многие из ее детей уже выросли, но продолжают посещать это место, потому что после окончания спецшколы (для тех, кто мог учиться) это зачастую единственная площадка какой-то социализации.
Я несколько раз бывала на заседаниях ее клуба. Помимо постоянных «профильных» посетителей, там всегда много молодых волонтеров: студентов, начинающих психологов, просто сочувствующих ее делу людей, готовых что-то показать больным ребятам, как-то их развлечь, обучить, помочь.
Я искренне восхищаюсь гуманизмом всей этой деятельности, но притом мало что понимаю в психиатрии и не особенно увлекаюсь групповой психотерапией.
Если уж лечащий психиатр и коллега с ее опытом зашли в какой-то тупик, то чем смогу помочь незнакомому мне Илье я? Вероятнее всего, ничем.
- А что с Ильей? - спросила я.
- ДЦП (детский церебральный паралич. - Прим. авт.) с эписиндромом. Руки и голова работают относительно диагноза хорошо. Ходить немного может, но в основном передвигается в коляске. Сейчас эпилепсия под контролем, уже несколько лет не было ни одного приступа. Характер с детства очень тяжелый, эпилептоидный. Склонность к депрессиям. В детстве говорили даже об аутизме (были эхолалии, стереотипные движения), но, по-моему, совершенно напрасно. Позже - обычное занудство, умственная жвачка, может быть, легкая паранояльность…
- Симпатичный юноша… - усмехнулась я.
- Да. Абсолютный слух. Закончил пять классов музыкальной школы по классу фортепиано. Сам сочиняет музыку. Учился дома по обычной программе, закончил девять классов практически на одни пятерки. Увлекается историей и философией, делал в нашем клубе интересные доклады, играл в нашем историческом театре…
- Сейчас?
- Отказывается от всего. Тяжелейшая депрессия, не поддается никакой фармакотерапии. Впрочем, мать подозревает, что таблетки он попросту выбрасывает. К нам не ходит, хотя много лет это было единственное место, где он как-то оттаивал. Уже была одна попытка суицида - демонстративная или нет, никто не понял, все-таки он плохо двигается… Когда откачали, сказал: простите за напрасное беспокойство, в следующий раз я буду аккуратней готовиться. В общем, я знаю его почти десять лет, и вот он уходит… - Теперь в голосе коллеги слышалось почти отчаяние.
- Но я-то чем тут могу помочь? - грубовато спросила я. - Встреча со мной перевернет его жизнь и излечит от депрессии?
- Нужно вернуть его к нам. Здесь ему хорошо, он общается, развивается, это стимул…
От конкретизации задачи я несколько приободрилась и спросила:
- А привезти-то его ко мне в поликлинику родственники сумеют?
***
С тревогой ожидала, что коляска не пройдет в мою узкую дверь, что он будет молчать, глядя в пол, что я от неуверенности в себе сразу сморожу какую-нибудь глупость, и все разрушится, не начавшись…
Илья зашел в кабинет сам, слегка придерживаясь руками за стены, поздоровался, сел, вполне доброжелательно оглядел игрушки.
- Илья, сколько тебе лет? (Я действительно не удосужилась выяснить это у коллеги.)
- Двадцать два.
- Много. А почему в клуб не ходишь? Надоело?
- Нет. Там замечательно. Я всем благодарен. Просто достаточно.
Это было сказано так, что у меня по спине пробежали мурашки. Достаточно - всего. Попыток. Неудач. Боли. Изоляции. Страха. Отчаяния. Самой жизни. Достаточно.
- Не видишь, что впереди?
- Почему же? Вижу, - усмехнулся Илья. - Нормальная инвалидная жизнь. Можно даже в кафе ходить, и в театры… Мама вот предлагала в Болгарию на курорт съездить…
- Ерунда. Тебе, как всем нормальным взрослым людям, хочется не только развлекаться, но и служить…
- Служить? - он удивился, покатал на языке непривычное для современного языка слово.
- Да, - кивнула я. - Общественное служение. Многие сейчас делают вид, что этого нет. Но оно есть - оно в нас эволюцией вмонтировано. Без этого мы - депрессанты несчастные, мухи, увязшие в меду…
Повисло молчание. Оно меня не тяготило, Илья думал.
- Пожалуй, да, - наконец сказал он. - Надоело быть тем, кого из милости кормят и развлекают. По-хорошему, всем инвалидам вроде меня давно надо бы удавиться. Но мы все живем и наоборот даже: все к нам приспосабливаются. Тут какой-то сбой вашей эволюции получается.
Ура! Он сам дал мне нитку. Я торжествующе улыбнулась ему в лицо:
- У эволюции сбоев не бывает!
- Как это? - удивился Илья. - А зачем же тогда…
- Думай. У тебя плохо ходят ноги, есть нарушения коммуникации, но совершенно сохранный интеллект и аналитический аппарат. К тому же ты увлекаешься историей. Зачем вдруг современному обществу понадобилось так носиться с инвалидами? Больше нечем заняться, все остальные проблемы уже решены? Вспомни, сколько совершенно здорового, постоянно сменяющегося народу клубится вокруг вашего клуба. Не больше ли их там, чем вас, инвалидов?
- Почти поровну, - честно прикинул Илья.
- И зачем им это надо? Если допустить, что вы ходите в клуб общаться, потому что вам больше некуда, то они-то (после своей работы, учебы) - зачем?
- Чтобы помогать другим, больным и слабым? Благотворительность?
- Да брось ты! Неужели ты, с твоей склонностью постоянно жевать умственную жвачку, еще не догадался? Думай!
- Они решают там какие-то свои проблемы. Вот мы, здоровые. Вот они…
- Теплее, но все равно не то. Думай еще. Зачем современному цивилизованному обществу, где уже нет борьбы за пищу, кров, одежду, нужны инвалиды? Раньше, когда всем всего не хватало, был человеческий подвиг - поделить напополам с ближним (или дальним) последний кусок хлеба, отдать вовсе не лишнюю рубашку… А теперь? Когда всего полно и многим людям в общем-то не очень понятно, что, собственно, и зачем они делают в своем офисе, когда у детей в детских домах просто завались сколько игрушек, а нищие - это не несчастные бедняки, а бизнес-корпорация и это всем известно…
- Общественное служение, - неожиданно светло улыбнувшись, сказал Илья.
- Ага! - ухмыльнулась в ответ я. - Оно самое. Инвалиды позарез нужны современному человечеству. Просто для того, чтобы мы все вместе могли оставаться людьми. Наличие вашего клуба (и ему подобных) в обществе - не благотворительность, а реальная необходимость для множества здоровых людей.
Опять пауза. Илья долго думает, он тугодум. Ну, а мне куда торопиться?
- То есть инвалид сегодня - это не только обуза другим, но и как бы работа? Мы тоже служим - всем людям, человечеству?
- Да. И это очень нелегкое служение. Вы его не выбирали, но можно ли уверенно сказать, что свой род деятельности выбирал сын средневекового европейского крестьянина, индус, родившийся в касте уборщиков улиц, или современный офис-клерк?
- Наверное, нельзя.
- Вот. Но чтобы это служение исполнять, вам надо не сидеть каждый под своим веником, а давать возможность всем желающим вокруг вас клубиться. ОБЩЕСТВЕННОЕ служение, не забываем.
- Но почему об этом нельзя сказать вслух? Для многих наших это было бы критически важно. Ведь я знаю, многие, такие как я, думают: зачем я такой? Лучше бы меня не было! Если бы им объяснить, как на самом деле…
- А в чем проблема-то? - пожала плечами я. - Вот ты сам пойдешь и объяснишь. Тебя, кстати, скорее послушают, чем кого-то другого, ведь ты-то все изнутри знаешь.
Илья опять ушел в свои мысли. Я к этому уже привыкла и тоже задумалась о своем.
***
- Катя, спасибо, Илья к нам вернулся! - снова позвонила коллега. - Слава богу, выглядит гораздо бодрее, и даже сам стал проявлять инициативу в общении, этого уже несколько лет не было. Несет какую-то чушь про роль инвалидов в общественной эволюции - это вы его накачали? - но это неважно, ребята к нему все равно тянутся, ведь он у нас один из самых интеллектуальных…
Политика на первом плане
Забили головы… Народ
С утра до вечера в нирване,
В страничках, сайтах, напролет.
Пылятся книги, только пресса
Цветет мимозой… желтизна
Исподтишка за занавеску,
Все норовит взглянуть она.
Интриги, сплетни- все забыли
Что есть Чайковский и Дюма
Прекрасного так много в мире
Так чья же все-таки вина?
Что позабыли в бренном теле
Живая теплится душа.
С любовью тело накормили
Душе не дали ни гроша…
Сострадание и духовность - сиамские близнецы с одним сердцем.
Никто из них не может умереть отдельно.
Не питайте глубоким смыслом свой животный мир.
Окружай себя только теми людьми, кто будет тянуть тебя Выше… Просто жизнь полна теми, кто хочет тянуть тебя вниз…
Несчастная любовь делает человека активным, а счастливая умиротворяет, духовно кастрирует.
Человек человеку - волк.
Нынче мало овец в миру.
Но никак не возьму я в толк,
кто придумал для нас игру,
где родные ведут бои
так, что их пожирает рак.
Где друг друга грызут свои
до психушек, до пьяных драк?
Человек человеку рад
от рожденья, как сыну - мать.
Почему же, как на парад,
мы побои идём снимать?
Забываем, как обнимать,
и любить, вопреки всему?
И проклятья слышны, и мат,
с детских лет, сквозь ночную тьму?
Человек человеку - брат,
но случится делёж добра
после самых больших утрат,
отнимает жильё сестра …
Что с ней делать и как судить?
Изведёшься ведь - по судам,
и в какую тюрьму садить?
Не отдам, - вопит, - не отдам..
Человек человеку - мрак.
Непонятно, что на уме
у того, с кем непрочен брак,
с кем ты делишь себя во тьме,
с кем в разведку бредёшь, как перст,
в дебрях лет, от любви к любви.
Есть любовь эта? Отче, есть ?!
От незнания избави,
исповедуйся в интернет,
снизойди на доступный блог,
если Бога на свете нет -
человек человеку - бог.
Если ты скажешь -приди, я брошу всё…
только скажи мне-приди
.
(из кулинарной Камасутры)
При выборе спутника жизни помните, что блюдо под названием
«сексуальная новизна» быстро приедается, а духовная пища
имеет бесконечное множество вкусов, привкусов, ароматов,
а также их оттенков.
[Ирина Zалетаева]
…Так важно иногда, так нужно,
Подошвы оторвав натужно
От повседневной шелухи,
Недужной ночью с другом лепшим
Под фонарем полуослепшим
Читать мятежные стихи,
Хмелея и сжигая глотку,
Катать во рту, как злую водку,
Слова, что тем и хороши,
Что в них - ни фальши, ни апломба,
Лишь сердца сорванная пломба
С неуспокоенной души…
Сознание не позволяет нам говорить плохо, но люди часто отключают его, чтобы удовлетворить своё эго.
…Тихо в церковь я зайду. За семью зажгу свечу. Тихо Бога попрошу: Береги их, я молю. А за себя я не прошу, да и просить не смею. Тебя Господь благодарю за всё, что я имею…
Нас может раздражать и беспокоить только то, где наше сердце.
Нас оскверняет только то, что исходит из нашего сердца.