Утро. Муж Псаки обеспокоен:
- Джен, на тебе лица нет. Плохо спалось?
- Да, дорогой. Уже третью ночь подряд один и тот же кошмар снится. Стоит закрыть глаза, как я оказываюсь в Беларуси. Там ко мне подходит Лукашенко, суёт мне в руки лопату и приказывает копать Белорусское море. Мол раз сказала, что море там есть - то делай. Так всю ночь и копаю - устаю очень. Не знаю, что и делать.
- А ты, когда он в следующий раз тебе приснится, лопату не бери, и скажи, что не будешь больше копать. А если он будет настаивать, скажи, что Путину пожалуешься. Лукашенко Путина точно уважает и от тебя отстанет.
На следующее утро Псаки просыпается окончательно умотанная:
- Заснула и опять оказалась в Беларуси. И опять подошёл этот гадкий Лукашенко. Я лопату брать не стала и сказала ему про Путина, как ты научил.
- Ну, а дальше?
- Лукашенко улыбнулся и позвонил Путину. А тот сказал, чтобы я море больше не копала, но лопату взяла.
- Ну так значит всё получилось?!
- Не совсем - я потом всю ночь Ростовские горы насыпала… Одна… Этой грёбанной лопатой…
На брифинге Госдепа США.
- Джен, а кто отец вашего ребёнка?
- У меня пока нет данной информации, но я уточню в офисе.
День выдался на редкость теплым.
Эта история произошла в конце месяца; молодой парень стоял в тихом, совершенно спокойном месте, где не было почти никого и ничего, кроме нескольких проходящих мимо людей. Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и сфокусировался на шуме ветра, шелестевшего сквозь кроны деревьев, и на тихом журчании не так далеко протекающего ручейка. Он не мог поверить в то, что такое место, как это, могло существовать на самом деле, но он был поистине счастлив, что смог найти его.
Наконец, он сдался и позволил своим мыслям идти одна за другой, пока не останется ничего, кроме причины этих ощущений. Вздохнув, он направился дальше, продолжая свой путь. То, что он искал, находилось и располагалось под тенью большого дерева.
Его взгляд невольно упал вниз.
Нежная элегантность и простота белого камня заставили его остановиться, задуматься и удивиться одновременно. Эта горечь, меланхолия и дикая боль. И его сердце все еще продолжает разрушаться. Он знал об этом. Он знал, что это все слишком хорошо. Ты не можешь выйти, пока не попытаешься, ты не можешь жить, пока не умрёшь.
Глубоко вздохнув, Аоба посмотрел на розы.
Они сделали это. Он выжил.
Город был спасен. Разум и рассудок людей теперь находятся в безопасности. Тоэ пропал, но.
На секунду, Аоба решил начать говорить как обычно, не считая того, что он не мог этого сделать; он понял, что была, наверное, целая тысяча вещей, о которых он бы хотел сказать, от веры до влечения, до желаний, но слова не приходили ему на ум или на язык. Слова просто застряли поперек горла и отказывались быть услышанными.
Одно сердцебиение.
Почему он здесь, в конце концов? С чего нужно начать? С чего, если там ничего не осталось. Они всегда будут с ним, тогда в чем была причина? Он не знал. Может остановиться перед чем-то, говорить как раньше, не важно, если он подберет слов. До сих пор так больно, хотя, все же лучше, чем совсем ничего.
Иногда надежда была единственной, за что нужно было держаться.
Порой, он ждал этого; иногда он этого не делал, но это убивало Аобу, признание, что пришло с еще одним молчанием. Это проклятое молчание.
Сколько раз это случалось?
В конце концов, все существа когда-нибудь умирают, но, он предполагал, что важно лишь то, как скоро это произойдет; он никогда не хотел жить так отчаянно, как ему хотелось этого сейчас, с тем человеком, которого встретил, и в кого влюбился.
Он любил его, всем своим сердцем, каждой клеточкой тела, всеми фибрами своей души и ему хотелось, отчаянно хотелось - каждое слово, вздох или шепот.
Сколько прошло времени?
Он оглянулся на розы. Белые и синие
Сей был белым. Не тот белый цвет, что ничего не значит; которого не видно, который не является цветом. Он был всеми ними. Смесь всех цветов. Что-то может изменить все в лучшую сторону. Невинность и чистота.
Два сердцебиения.
Синие розы. Розы Рена. Насыщенный спокойный синий. Ему нравится синий. Но синие розы существуют лишь в фантазиях, их нет в природе, как. Как. Рена? Он был другим, думал Аоба, глядя на маленькие бархатные лепестки, возможно, не настоящий человек, но его чувства, его забота, все время, что они провели вместе, все эти: «Аоба, ты в порядке?» определенно не были ложью. Аоба мог видеть Рена, чувствовать его. Он существовал ради него.
Он существует для него.
Это было уже слишком… Все казалось настолько неправильным, на данный момент, и Аоба чувствовал, что его сердце пытается сломаться и больше никого там не останется, чтобы собрать все кусочки вместе.
Ты не можешь дышать. Не можешь видеть. Не можешь слышать и не можешь чувствовать.
Но ты можешь жить.
В конце концов, всегда, он спасал его. Он пожертвовал собой, чтобы Аоба был в безопасности, был счастливым, это было несправедливо… Но все же, он не собирался тратить впустую его жизнь, так что он пообещал себе, что он будет делать ту часть времени, что ему подарили. Продолжать жить.
Я хочу посвятить ее тебе, эту песню расставания. В этот миг, я хочу рассказать тебе…
«Спасибо»: поизносит Аоба, мягко улыбаясь. «За все».
Я буду твоим воспоминанием…
Он не осознает, как долго он сидит там, перед пустым надгробием. Он провел этот вечер, смотря на горизонт, ожидая заката. Скоро наступит ночь.
Как только он начал уходить прочь, Аоба позволил упасть единственной слезе, в надежде на мечтания; и для них, а именно, для него, кого больше нет.
Я нахожусь в синем цвете. Вечном синем.
Глава 2. Когда я открываю глаза.
…Когда я открываю глаза, все вокруг меня оказывается белым. Белый потолок, белые стены, белый пол. Но это не похоже на Овальную Башню. Здесь до ужаса холодно. Или, может, постоянное гудение машин создает такое впечатление? Я не могу двигаться и просто смотрю вверх, на потолок.
Где я? Что со мной?
Медленно поворачиваю голову и натыкаюсь взглядом на стену. В памяти почему-то всплывает сцена из прошлого.
…Коджаку медленно сворачивает газету в трубочку и хлопает по стене, возле которой стоит моя кровать.
- Ты чего?
- Я охочусь на мух. У тебя их тут целый рой. Аоба, летом нужно натягивать на окна сетку, чтобы насекомые не лезли в дом…
Лето… Я и забыл, какое оно. Когда мы отправились в Платиновую Тюрьму, была весна… кажется, май.
Я вспоминаю, как мы сидели за столом и Коджаку говорил о том, что когда наступит август, то на праздновании его дня рождения не будет тортов и выпивки - он купит десять или двадцать арбузов и заставит всех нас есть их целый вечер…
На этой белой стене нет мух. Вряд ли здесь вообще есть что-то живое… кроме меня.
Я медленно глотаю накопившуюся во рту слюну и поворачиваю голову в другую сторону. Там такая же белая стена.
…Нойз признается, что никогда не пробовал арбуз. Кажется, тогда он удивил всех, даже Минка. Минк стягивает с его головы шапку и дергает за волосы. Я бы уже давно кричал от боли, если бы грубые пальцы Минка проделали это со мной, а Нойз даже не поморщился. Он лишь недовольно посмотрел на меня (почему на меня?) и взял с тарелки еще один пончик…
Интересно, сколько я уже нахожусь в этой белой комнате? Когда я ел в последний раз?
Я чувствую, как оцепенение потихоньку исчезает. Значит, скоро я смогу двигаться. По крайней мере, головой мне крутить уже легче. Я слегка вытягиваю шею и вижу свою грудь с кучей воткнутых в нее иголок. Почему я не чувствую боли? Да жив ли я вообще?
- Аоба, давай устроим соревнование? Интересно, кто из нас дольше сможет не дышать?..
Детский голос Коджаку пробудил в памяти новые воспоминания. Конечно, в тот раз он победил, ведь он был старше меня.
Зато теперь я знаю, как проверить, жив я или мертв.
Я представляю, как мои ноздри зарастают кожей, словно их никогда и не было. Нет отверстий - нечем дышать. Все очень просто.
Какое-то время слушаю гул машин и смотрю на белый потолок, стиснув зубы. Вдруг перед глазами начинают плясать разноцветные круги, а в груди все сжимается. Я чувствую боль… а через мгновение открываю рот и слышу собственный вздох. Получив долгожданный кислород, кровь продолжает свое стремительное движение по венам, а я ощущаю бешеные удары пульса в голове.
Я жив.
Пытаюсь приподняться, но руки что-то удерживает. Приподняв голову, взглядом нахожу правую руку - она привязана к столу. Смотрю на левую руку - то же самое.
Я лежу на каком-то столе в форме буквы «Т»… словно распятый.
Я похож на Христа.
…Минк сидит возле моей кровати, закрыв глаза и шевеля губами. Он молится? Неужели Минк верит в Бога?
- Минк… Кому ты молишься?
- …Своим богам. У нашего клана их много…
Медленно сжимаю и разжимаю пальцы. Надо освободиться от этих веревок и выбраться из белой комнаты. Мне нужно что-то сделать, но я не могу вспомнить, что именно. Я лишь знаю, что попал в Платиновую Тюрьму и пробрался в Овальную Башню.
Но с кем?
Память услужливо подбрасывает мне все новые воспоминания: бабуля рассказывает о моей странной силе, способной уничтожать разум других людей, а потом мы решаем остановить Тоэ и отправляемся в Платиновую Тюрьму. За нами гонится полиция, и мы разделяемся… Я бегу в одиночестве, думая лишь о том, чтобы не навредить Рэну, который спит в сумке, а потом меня догоняет…
Кто меня догоняет? Я не помню.
Почему я не могу вспомнить его лицо? Какой у него был голос?
Разжимаю кулак, вытягиваю пальцы. Нет, так не получится. Прижимаю большой палец к мизинцу и медленно тяну руку к себе. Еще мгновение, и она выскальзывает из петли.
Тем, кто поместил меня в эту белую комнату, стоит поучиться у Минка вязать узлы.
Надо отдышаться, а затем освободить вторую руку. Кажется, я чертовски устал, и меня это совсем не радует. Сколько же времени я провел без сознания?
…Рэн лижет мое лицо горячим языком и заглядывает в глаза.
- Аоба, ты устал?
- Да, Рэн. День сегодня выдался не самый простой. Легче разгрузить машину с товарами для нашего магазина, чем сажать с бабулей цветы…
Белый цвет уже приелся. Я верчу головой в поисках чего-нибудь яркого, но все мои усилия тщетны. Здесь даже оборудование выкрашено в какой-то непонятный молочный оттенок, вызывающий у меня тошноту - с детства не люблю молоко.
Приподнявшись на локтях, пытаюсь заглянуть в стоящий у изголовья монитор, и, наконец, мне это удается. С непонятным наслаждением какое-то время неотрывно смотрю на ритм своего сердца, голубыми зигзагами скачущий на экране.
Точно, голубой!
С усилием стягиваю с головы все еще вялыми руками шапочку, напоминающую те, что надевают в больнице тяжелобольным пациентам, и чувствую, как освобожденные волосы волной рассыпаются по плечам.
…Пальцы Коджаку осторожно прикасаются к моим волосам, но даже этого достаточно, чтобы почувствовать резкую боль.
- Извини.
Должно быть, он заметил мое на мгновение исказившееся лицо.
- Когда-нибудь эти боли исчезнут, и тогда ты разрешишь мне постричь твои волосы, Аоба…
Оцепенение, наконец, спало, но теперь появилась боль. Я чувствую ее везде, куда воткнуты иглы, она разрывает меня изнутри.
Что со мной сделали? Зачем?
Я напоминаю самому себе сломанную куклу, но ведь я не кукла. Я не кукла?
Надо поскорее вспомнить все, что произошло до того, как я попал в эту белую комнату, и выбираться отсюда.
Я медленно сажусь и смотрю на свои ноги. Они не привязаны, и это значительно упрощает задачу. Надо лишь вернуть им подвижность.
…Подпрыгнув, я пытаюсь дотянуться до него ногой, но Нойз легко уходит от моего удара.
- Ты умеешь только пинаться и закрывать голову руками? - он хватает меня за ногу и дергает в сторону, отчего я теряю равновесие. - Дерись по-настоящему, ты же чемпион этой игры!
- Аоба, успокойся, - Рэн в человеческом облике появляется рядом со мной и прикрывает от атакующих Помощников Нойза в боксерских перчатках. - Тебе нужно сосредоточиться, чтобы не проиграть этот бой…
Мне в очередной раз надо сосредоточиться. Я медленно подтягиваю ноги к себе, сгибая их в коленях и чувствуя, как дрожит все тело от неимоверных усилий. Тяжело дыша, я оглядываю комнату в поисках двери, но никак не могу ее разглядеть. Видимо, она тоже белого цвета и сливается со стеной, а это значит, что мне придется искать ее на ощупь.
Обняв колени руками, я закрываю глаза, пытаясь вспомнить еще хоть что-то, что поможет мне прийти в себя и понять, что произошло. Хочется спать, но я понимаю, что это желание сведет на нет все мои старания, и усилием воли заставляю себя открыть глаза. Мне нужно спешить, на отдых нет времени.
- Куда это ты собрался, мой милый друг?
Я застываю, когда за спиной раздается этот вкрадчивый голос. Осторожные шаги, тихий смех - и вот он уже стоит передо мной.
- Кажется, наш малыш пришел в себя. Это хорошо. Значит, можно приступать ко второй стадии испытаний.
Неожиданно он хватает меня за волосы и рывком укладывает на стол.
- Принеси наручники. На этот раз мы лишим его всякой надежды на бегство.
- Да, хозяин.
Голос ответившего на приказ кажется мне знакомым. Я бью Тоэ по руке и пытаюсь подняться, чтобы разглядеть его невидимого собеседника.
- Эй, а ну-ка успокойся! Клиа, принесешь наручники потом, сначала помоги мне уложить его.
- Да, хозяин.
Он подходит ко мне, кладет руки на плечи и надавливает, заставляя лечь. Я смотрю в его лицо и замечаю две родинки возле подбородка.
Почему он кажется мне знакомым?
- Аоба-сан, тебе некуда бежать. Закрой глаза и постарайся успокоиться.
- Клиа, я не разрешал тебе с ним разговаривать!
Какое-то мгновение он смотрит на Тоэ, а затем смущенно улыбается.
- Я всего лишь хотел защитить его от самого себя. Простите, хозяин.
Он помогает Тоэ вновь привязать меня к столу, затем гладит меня по щеке. Его прикосновения вызывают во мне бурю эмоций… и воспоминаний. Широко распахнув глаза, я смотрю на Клиа и пытаюсь назвать его имя, но лишь беспомощно ловлю воздух ртом, задыхаясь от нахлынувших чувств. Я вижу, что его лицо и рука снова в порядке, как будто и не было тех ужасных повреждений после драки с роботами Альфа, но это вызывает во мне странное беспокойство.
- Иди за наручниками и скажи лаборантам, что я жду их здесь.
- Да, хозяин.
Хозяин? Почему Клиа называет Тоэ хозяином? Он ведь обещал, что никогда этого не сделает.
- Клиа?!
Услышав мой голос, он замирает, затем медленно поворачивается и смотрит на меня.
- Ты же обещал защищать меня, Клиа! Почему ты помогаешь ему? Почему ты привязал меня к этому столу? Клиа, что он с тобой сделал?
Слезы застилают глаза, и я мотаю головой, пытаясь стряхнуть их. Я смотрю на Клиа в надежде увидеть его нежную улыбку, но застывшее лицо робота не выражает никаких эмоций. Он кланяется Тоэ и направляется к выходу позади меня.
- Клиа, не уходи! Не оставляй меня здесь, Клиа! КЛИА!
Последнее, что я вижу, - шприц с какой-то жидкостью в руках Тоэ. Я чувствую укол в руку, а через мгновение знакомая тьма окутывает меня со всех сторон…
--
…Когда я открываю глаза, все вокруг меня белое. Белый потолок, белые стены, белый пол. Но это не похоже на Овальную Башню. Здесь до ужаса холодно. Или, может, постоянное гудение машин создает такое впечатление? Я не могу двигаться и просто смотрю вверх, на потолок.
Почему мне кажется, что я уже видел все это? И этот гул странных машин - все кажется мне знакомым.
- Очнулся?
Человек в белом смотрит на меня и улыбается. Я знаю, что мы с ним точно когда-то встречались, но не могу вспомнить, где и когда именно.
- Пожалуй, не будем тебя мучить и сразу перейдем к новой фазе исследований.
Он подносит к моему лицу шприц, и я чувствую слабый укол в щеку. Боли нет…
Вдыхая едкий запах каких-то препаратов, я устало закрываю глаза и погружаюсь во тьму…
--
…Когда я открываю глаза, все вокруг меня белое. Белый потолок, белые стены, белый пол. Но это не похоже на Овальную Башню. Здесь до ужаса холодно. Или, может, постоянное гудение машин создает такое впечатление? Я не могу двигаться и просто смотрю вверх, на потолок.
Бесцветная жидкость медленно капает вниз, капля за каплей. Различные трубки пронзают мое тело, как будто меня кусают маленькие змейки.
Как часто мое тело пронзали и кололи до этого момента? Я не помню. Они снова и снова проводили на мне мучительные тесты. Я больше ничего не могу чувствовать. Я все забыл.
Теперь все заключено лишь в этой белой комнате, полностью изолированной от остального мира.
Меня больше не волнует, буду ли я жить или умру.
Я открываю рот и слышу свой собственный слабый вздох.
Осторожные шаги - кто-то идет сюда. Вероятно, очередной исследователь в белом.
Но вместо этого в поле моего зрения оказывается что-то яркое и цветное. В моем стертом мире он подобен яркому свету. Свет, что так ярко светит, пленяет меня. В тот момент, когда я увидел две темные родинки возле подбородка, печаль и радость всколыхнули мою грудь.
- Аоба-сан.
Он улыбается - той прежней, почти забытой мною улыбкой, которую я уже и не мечтал увидеть.
- Теперь мы всегда будем вместе. Тоэ дал мне разрешение. Навсегда, навсегда! Ты мой!
Он гладит меня по щеке, и я чувствую холод его длинных тонких пальцев.
- Я никогда не стану человеком. И поэтому я хочу, чтобы ты стал таким, как я. Я хочу, чтобы ты остался красивым… Нет. Я хочу сделать тебя еще красивее. Похожим на куклу. Мне просто нужно убрать все ненужные кусочки. Куклам не нужна свободная воля, Аоба-сан.
Я слышу радость в его голосе, и это успокаивает меня. Пусть делает, что хочет, разве я могу ему запретить? Самое главное, что мы наконец-то вместе и я помню его, пусть даже забыл все остальное. Прежней жизни нет, как нет и прежнего меня. Есть только Клиа и его желание, которое он хочет воплотить в жизнь. Ему нужна кукла, послушная его воле, его чувствам.
И я стану этой куклой…
Глава 1. Я живой.
Я слышу, как Тоэ приказывает одному из роботов схватить меня. Зачем я ему нужен? Разве не Клиа - его конечная цель?
Альфа-2 идет ко мне, и я слышу слова Тоэ: «Будь с ним аккуратнее. Аоба нужен мне для изучения его интересной особенности. Возьми его и уведи в другую комнату, я с ним потом разберусь».
Если Тоэ думает, что я подчинюсь, он глубоко ошибается. Не сводя глаз с приближающегося робота, я принимаю оборонительную стойку и начинаю глубоко дышать, стараясь успокоиться и сосредоточиться на предстоящем бое.
Неожиданно Альфа-2 снимает маску, и я вижу его лицо - точную копию лица робота Альфа… точную копию лица Клиа…
За исключением одного: у него нет родинок. Надо отвлечься от мысли, что он похож на Клиа, и думать лишь об одном: он мой враг, я не должен щадить его.
В стремительном прыжке Альфа-2 преодолевает разделяющее нас расстояние и обрушивает на меня серию ударов. Защищаясь, я прикрываю руками голову и стараюсь поймать момент, чтобы из обороны перейти в наступление.
- Аоба-сан!
Я слышу голос Клиа и чувствую его испуг. Он боится, но не за себя. Краем глаза я вижу, как Клиа тянет ко мне руки, и в этот момент Альфа пинает его в спину. Потеряв равновесие, Клиа падает, захлебываясь кровью.
Я застываю на месте, и Альфа-2 тут же пользуется моим замешательством: сильным ударом он сбивает меня с ног.
Клиа кашляет, и пол вокруг него орошается каплями крови… Нет, это не кровь. По запаху больше напоминает машинное масло, но эта черная вязкая жидкость, вытекающая изо рта Клиа, пугает меня больше, чем моя собственная кровь, капающая из носа.
Я вижу, как лопается кожа на лице Клиа, - он продолжает разрушаться. Лежа на полу, я не свожу с него глаз и глотаю соленые слезы, не обращая внимания на Альфа-2, который пытается поднять меня.
Мы оба обездвижены и беспомощны, но все же пытаемся хотя бы взглядами приободрить друг друга. Неожиданно Клиа улыбается, подмигивает мне и заливается безудержным звонким смехом.
Приподнявшись, я оглядываюсь и с каким-то непонятным удовлетворением отмечаю застывшее на лице Тоэ недоумение. Альфа и Альфа-2 не сводят с хозяина внимательных взглядов, ожидая дальнейших приказов.
- Вы сказали, что я дефектная модель? Что же, пусть будет так, - в голосе Клиа слышна радость, но вдруг я понимаю, что за этим нарочитым весельем он пытается скрыть чудовищную боль, которую испытывает каждую секунду.
- Для вас я изначально был дефектной моделью, и вы выбросили меня, как хлам, как ненужную вещь. Вы знали, что я никогда не признаю вас своим хозяином, но вдруг сейчас, несколько лет спустя, вас заинтересовал этот дефект. Почему же вы не стали изучать меня сразу, как только обнаружили неисправность? Вы отправили меня на свалку, ведь для вас я был мусором. Я даже не пешка на вашей шахматной доске, я всего лишь сломанная кукла.
- Клиа, - я смотрю на своего друга, и воспоминания о его милых странных выходках вдруг вихрем проносятся в моей голове.
- Вы были не правы тогда, - радость в голосе Клиа исчезла. - Вы не правы и сейчас. Я не кукла. К сожалению, я и не человек. Но я докажу вам, что не только у людей есть собственная воля, чувства и способность думать о себе и о других. Как другие люди, как мои друзья, как Аоба-сан - я живой. Я не кукла, которой можно управлять.
- Хозяин? - Альфа заносит руку для удара и смотрит на Тоэ, ожидая приказа.
- Вы сказали, что я дефектная модель, что я никогда не назову вас хозяином. В этом вы не ошиблись. В отличие от других роботов, я отказываюсь выполнять ваши приказы и буду делать то, что хочу!
Клиа медленно поднимается с пола, засовывает руку в карман и вытаскивает из него нож. Я уже давно перестал удивляться тем вещам, что он извлекал из карманов своего плаща, но этот нож в руке Клиа смотрелся так грозно, что я похолодел.
Мои опасения оправдались: Клиа приставил нож к своей голове.
- Что ты делаешь? - голос Тоэ звучит где-то вдалеке.
- Вы сказали, что внутри роботов установлены ключи блокировки, чтобы мы не могли пойти против вас или друг друга. Поскольку я не считаю вас своим хозяином, то могу одолеть вас, но программа автополомки меня ограничивает. Я знаю, что ключ должен находиться в определенной области моего тела, а значит, мне нужно лишь отключить его.
- Ты идиот! - Альфа по-прежнему стоит рядом с Клиа, готовый вцепиться в него в любую секунду. - Даже если ты уничтожишь ключ, что это тебе даст?
Проигнорировав его вопрос, Клиа поворачивается ко мне. Я вижу его глаза - в них столько любви и нежности, что становится трудно дышать.
- Аоба-сан…
Грустный голос Клиа вызывает во мне бурю эмоций. Стиснув зубы, я медленно поднимаюсь и, пошатываясь, делаю шаг по направлению к нему. Альфа-2 тут же хватает меня за руку, всем видом давая понять, что не позволит мне идти дальше.
- Аоба-сан, я выполню свое обещание. Я смогу защитить тебя даже ценой собственной жизни, только продолжай верить мне.
- Клиа, нет! - я бросаюсь к нему, но Альфа-2 рывком возвращает меня на прежнее место.
- Позволь мне защищать тебя, Аоба-сан. Это мое первое собственное желание, и я хочу воплотить его в жизнь. Я - искусственно созданная жизнь, мое предназначение - выполнять приказы других. Однако благодаря тебе я понял, что не хочу быть бездушным оружием в чужих руках. Как я уже говорил, ты мой единственный хозяин, но, в отличие от Тоэ, ты разрешаешь мне делать все, что только в голову взбредет. И сейчас все что я хочу, - это защищать тебя. Я хочу оставаться на твоей стороне, Аоба-сан. Позволь мне…
Он смотрит на меня и улыбается - той самой смущенной улыбкой, что была на его лице после нашего первого поцелуя. И воспоминание об этом вдруг вызывает во мне беспокойство. Я знаю, что не должен позволять ему защищать меня, что его решение - ошибка. Оттолкнув Альфа-2, я устремляюсь к Клиа, но тут силы покидают меня, и я падаю на колени.
- Клиа, нет! КЛИА!
Последовавшая вслед за криком боль охватывает голову, и я вспоминаю слова бабушки: «Головные боли - признак того, что твоя сила пытается вырваться из-под контроля. «Scrap" - это сила, призванная разрушать и убивать, но лишь ее владелец может решить, как ей пользоваться».
…Вокруг меня темнота. Я чувствую вкус крови во рту - ощущение не из приятных.
Почему так темно? Где я?
Я в недоумении верчу головой и после некоторых колебаний делаю неуверенный шаг вперед. Вытянув перед собой руки, я медленно и осторожно иду неизвестно куда и непонятно зачем, влекомый чьей-то неведомой волей.
- Аоба-сан…
Голос кажется мне знакомым, но сколько бы я ни пытался, мне никак не удается вспомнить его обладателя.
Неожиданно я слышу нежную мелодию - она влечет меня за собой, и постепенно тьма рассеивается. Мягкий свет льется откуда-то сверху и окутывает меня, музыка становится громче, а через мгновение какая-то сила подбрасывает меня навстречу источнику этого света. Я парю в облаках, похожих на медузы, и они поют мне песню. Слова кажутся мне знакомыми, но в то же время я не могу уловить их сути. Они просто звучат, превращаясь в красивую нежную мелодию, которая убаюкивает меня, неся с собой успокоение.
Куда я попал?
- Аоба-сан…
Внезапно музыка меняется. Голова начинает трещать от боли, перед глазами все плывет, и я кричу, умоляя прекратить эти мучения.
Свет гаснет, и вместе с ним обрывается эта странная мелодия. Я вновь в темноте, и мое тяжелое, прерывистое дыхание - единственный звук, разрывающий эту давящую со всех сторон тишину.
Через мгновение я чувствую сильный запах гари - он обжигает легкие и вызывает приступы удушающего кашля. Вокруг меня летают искры, и запах гари усиливается. Я чувствую, как страх охватывает меня, вызывая панику и злость - от собственного бессилия. Я не могу контролировать ситуацию, и это пугает меня больше всего.
Вновь раздается нежная мелодия, но она больше не успокаивает. Вокруг меня бешеным роем кружатся искры, двигаясь в такт музыке и не позволяя мне двигаться.
Я должен это остановить. Надо прекратить это немедленно!
СЛЫШИТЕ? Я ХОЧУ ЭТО ПРЕКРАТИТЬ!
…Боль отступает, и я вновь возвращаюсь в реальность. Цветные круги перед глазами вскоре прекращают свою бешеную пляску, и я вижу Клиа, вонзающего нож себе в голову. Не обращая внимания на лязг металла и рой искр вокруг него, Клиа кричит, что нашел нужное место и теперь начнется настоящая битва.
Он отбрасывает нож в сторону и бросается на Альфа - тот явно не понимает, что произошло. По всей видимости, робот никак не может понять, каким образом Клиа удалось избавиться от ключа, что блокировал его движения.
- Останови его!
Альфа не может ослушаться приказа Тоэ и вступает в схватку с Клиа.
Кожа уже целыми слоями слезает с Клиа, обнажая металлический скелет; его движения замедляются. Тяжелое дыхание моего защитника вызывает во мне панику, но я не могу помочь ему - Альфа-2 по-прежнему удерживает меня на месте.
- Клиа!
Я вижу, как Альфа поднимает нож, брошенный Клиа, и все внутри меня сжимается.
- Неужели ты думал, что тебе удастся нас победить? - он медленно идет к Клиа, сжимая в руке оружие. - У нас только один хозяин, и его волю мы должны выполнять беспрекословно. Ты хотел свободы, и тебе удалось ее получить, но лишь на мгновение. Я отниму у тебя эту драгоценную свободу с помощью твоего же оружия!
- Клиа, беги! Клиа, пожалуйста!
Он не двигается, стоя на месте и не сводя глаз с ухмыляющегося робота.
- Хватит, мне это надоело. Альфа-2, выполняй приказ.
Я оборачиваюсь и гляжу вслед уходящему Тоэ. В этот момент Альфа-2 рывком поднимает меня с колен и тянет за собой, прочь из этой комнаты.
- Попрощайся со своим фальшивым хозяином! - Альфа замахивается, готовясь нанести решающий удар, и вид ножа в его руке вызывает у меня приступ тошноты.
Я не свожу глаз с Клиа, на лице которого вдруг появляется улыбка.
- Я же обещал, что буду защищать тебя, Аоба-сан.
Он вздыхает, а через мгновение начинает звучать странная песня. Я вижу, как застывает на месте Тоэ, как Альфа роняет нож и отступает куда-то в сторону. Удерживающий меня Альфа-2 вдруг хватается за голову, падает и начинает кататься по полу, крича, словно от сильной боли. Я наконец-то свободен, но эта песня подчиняет меня, вызывая парализующий страх, который не позволяет сдвинуться с места.
Вдруг песня прерывается, и Клиа падает. Я бросаюсь к нему, не обращая внимания на льющиеся из глаз слезы.
- Клиа!
Разозлившись не на шутку, Альфа пинает Клиа, его удары приходятся и на меня, но я не обращаю на них внимания. Обнимая Клиа, я стараюсь прикрыть его своим телом, чтобы уберечь от безжалостного противника. С ужасом я смотрю на кожу, с тихим треском отделяющуюся от тела, и пытаюсь приладить ее на место, давя руками, но все мои усилия тщетны. Несмотря на мои попытки, Клиа продолжает разрушаться.
- Альфа-2, выполняй приказ! Уведи его!
Сильные руки хватают меня и отрывают от Клиа.
- Не прикасайся ко мне! Отпусти меня немедленно!
- Клиа тоже унесите, - Тоэ продолжает раздавать четкие указания, стоя к нам спиной.
- Да, хозяин.
Альфа поднимает Клиа и уносит его. Я гляжу вслед своему поверженному другу и зову его по имени, надеясь еще хотя бы раз увидеть улыбку на его лице.
В этот момент Альфа-2 выволакивает меня в другую комнату. Перед глазами все плывет, и я оказываюсь в кромешной тьме…
Возврата к прошлому уже не будет,
Попытайся только все понять, простить.
Наступит время, ты все позабудешь…
Сердце глупое не хочет разлюбить.
Ты волю собери свою в кулак.
Сожми ее сильнее да покрепче.
Старайся улыбаться просто так,
Забудь про то сердечное увечье,
Что нанесли тебе, а ты так верил.
Но понял поздно их гнилую суть.
И дружбу никогда ничем не мерил,
Не все такие, просто все забудь.
Уйти всегда надо достойно и красиво,
Никаких истерик и чтоб без моря слез.
Вести себя не стоит слишком агрессивно,
Подумаешь, уже разбилась страна грез.
Повыше голову, улыбку на лицо,
Пусть думают, что все у тебя отлично.
И только нервно будешь теребить кольцо…
Такая давняя и вредная привычка.
Носить привыкли маски мы,
Забыв, что значит быть без них.
Душа полна одной лишь тьмы,
Но хочется и чувств иных.
Только маски снять опасно,
Друг резко может стать врагом.
Доверие ужасно то,
Когда проходятся клинком
По сердцу, руша дружбы нить,
Одним лишь словом, действием,
Надеясь, знаньем покорить.
И спеть по дружбе реквием.
Да только может статься вдруг,
Маску сняв с друга такого,
Померкнет резко мир вокруг,
От рожи пакостной его.
Как-то раз пошла за водкой,
Ой! Не тем, ведь тут не пьют.
Скромно так иду за лодкой.
Дождь такой, что мне капут.
Не найдя, конечно, лодки,
С дома прихватила зонт.
Где искать теперь мне водки?
Не дорога - целый фронт.
Может, ну ее, подальше.
Обойдусь уж как-нибудь.
В мире столько много фальши,
Мозг вопит: «Все позабудь!»
Да давно уже прошло все:
Злость, тоска и агрессивность.
Я иду… Ну нифига се!
Где, скажите, справедливость?
Что за… В луже утонул сапог,
Ветер зонтик мой унес.
Подождать чуток не мог?
Тут же заложило нос.
Капли падали, как слезы,
На меня напал уж смех.
Все мои девичьи грезы
Раскололись, как орех.
Развернулась и в обратку
Припустила я домой.
Никакого нет порядку,
Я за водкой ни ногой.
Вот такая молодчина,
Хоть Анчуткой называй.
Может сразу на картину,
Чтоб загон не забывать.
Не поверите, а водка
Лет как сто стоит в шкафу.
В холодильнике селедка…
Ну их нафиг… к праотцу.
Разбить все вдребезги довольно просто,
Всего лишь слово, действие одно.
А склеить все бывает невозможно,
В осколки превратилося оно.
Мы клеим-мажем, только толку ноль,
Возрата больше нет к тому, что было.
Осталась в сердце только одна боль,
А все хорошее давно уплыло.
Смириться надо с этим, позабыть,
Послать былое в путь очень далекий,
Ведь это тоже опыт, может быть
Научит многому, и путь нелегкий
Пройдешь ты с поднятою головой.
Поймешь, что неудачи закаляют.
И вскоре ты расстанешься с тоской,
Они характер только укрепляют.
Спать легла вчера пораньше,
Разболелась страшно голова.
Только стало мне все страньше,
Что уснуть я не смогла.
Начались по ходу глюки:
Эльф предстал передо мной.
Шашкой он махал и звуки
Издавал, как рвется в бой.
Проморгалась, удивилась,
Поменяла позу, бок…
Я с кошмарами смирилась,
Только что же за заскок?
Вот летит седой дракон,
Только все бы ничего,
Но вампир берет разгон,
И на спину… От чего
Вдруг из пасти рвется рык.
Столп огня, и все горит.
У меня из горла крик!
Да и тело все зудит…
Вот уж, думаю, не спится,
Ну, пойду попить воды…
С кем могло бы приключиться
Столько разной ерунды?!
А в дверях крадётся нечто…
Как пушистенький клубок.
Свет хочу включить… лишь свечи…
Кто бы мне сейчас помог?..
У клубка большие зубы,
И глаза горят огнём.
И рычит он как-то грубо,
Страшно было б даже днём…
Я попятилась назад,
Зубы клацали от страха.
Резко прыгнув, за халат
Ухватилось, вырвав бляху.
Чуть сознанья не лишилась,
Полы с плеч ползут уж прочь.
По стене я опустилась,
Страх терпеть уже невмочь.
Наконец-то стало тихо,
Я расслабилась чуток.
И тут кто-то очень лихо
Сиганул через порог.
Предо мной предстало чудо,
Так сказать, во всей красе.
Я дрожать от страха буду,
Если выживу вообще.
Нечто чёрное, большое,
И лохматое… Паук?
Непонятно, что такое.
Разум перекрыл испуг.
Подскочила, рассердилась,
И включила все же свет.
Чуть от смеха не скатилась…
За окном брезжил рассвет.
На меня смотрела кошка,
Правда хмурая немножко,
И чумазая от пыли,
Вот и где ее носило?
Рядом с ней сидел хомяк,
И смотрел во все глаза,
Как хозяйка истерит…
А голова уж не болит.
Хоть не выспалась совсем,
Но зато с утра уборку
Я затеяла затем,
Чтоб не сбили больше с толку
Кошка, что была в пылюке,
И хомяк, что с ней от скуки
Ползал там, где было лень
Убирать. И вот пошло все в пень!
И пугать меня не надо…
Стоишь ты тихо у окна,
Молча куришь сигарету.
Там льется дождь, и не видна
Надежды лучика просвета.
Напиться? Только не поможет,
Глядишь с тоской глухой ты вдаль.
А на душе печаль-то гложет,
Что не дано влюбиться… Жаль.
Хотела ты узнать накал
Страстей, когда бушует пламя.
Да только быстро твой запал
Прошел, лишь углядев страданья
Других, кто это испытали.
И ты не хочешь такой доли,
Но только как же ты устала,
Быть пленником своей же воли.
Дарите всем улыбки - это радость…
Когда на улице вовсю льет дождь,
Когда в душе царит одно ненастье,
Когда бросает от обиды в дрожь,
Улыбка может тучи разогнать,
И день ненастный снова сменит солнце.
Может и не сразу, надо подождать,
Заиграет лучик в твоем оконце.
Творить улыбка может чудеса,
Кому-то станет от нее теплее.
И глянет радостно тот в небеса,
А на душе вдруг станет посветлее.
Обойдут невзгоды стороною,
Тоска с обидой просто растворятся.
Пройдут они нехоженной тропой,
И будешь мило снова улыбаться.