Бывали и похуже в России времена:
Слыхала я рассказы и читала в книжках…
Прошлась по судьбам человечьим не одна война,
Не пощадив ни стариков, ни женщин, ни детишек.
Бывали и пожестче в России времена:
Аресты, ссылки, тюрьмы и расстрелы…
Вслух мысли говорить боялась вся страна,
Уничтожались сотнями умы, таланты, смелость.
Бывали и капризнее в России времена:
И технокатастрофы, и природы катаклизмы…
Невинных жертв, чьи в списках имена,
Так много на погостах матушки — Отчизны…
Бывали разные в России времена…
Но Русь была крепка, а помощи надёжная рука
Всегда была протянута и тем ценна,
Что не взяла за это даже пятака…
Какие же сейчас в России времена?
Глухих к чужой беде рождаем мы и время…
Задумайтесь, опомнитесь! В том наша есть вина,
Что прорастает в нас испорченное семя!
Мне нравится наша страна,
Что нынче зовётся Россия,
И поздняя наша весна
В сибирском заснеженном стиле.
Мне нравится наш президент —
Дай Бог ему сил, да побольше —
И в золоте нежном рассвет
Над кромкой берёзовой рощи.
Мне нравится майский парад
И праздник Великой Победы,
И гордость на лицах ребят
За то, что свершили их деды.
Как можно роптать и грустить
И видеть наш мир в тёмном цвете?!
Мне нравится в радости жить
На этой чудесной планете!
я не желаю быть одним из многих,
мазком, на разукрашенной картине.
хочу идти я собственной дорогой.
и это (!) - моя главная причина.
я не желаю быть одним из пунктов,
большого, нескончаемого списка,
обычным удобрением для грунта,
на собственных руинах обелиска.
я презираю собственную слабость
и собственную силу ненавижу.
я прячу раны сердца и усталость,
и почему-то, не читаю книжек.
мне каждый миг, как сказочная вечность,
а мир вокруг меня — венец искусства.
мне непонятны игры в человечность.
я отвергаю игры в чьи-то чувства.
могу молчать, не говорить, чтоб правды.
я не хочу навязывать идею.
… и пусть меня укроет снегопадом!
… но врать своей душе … — я не умею …
Вы вновь пришли на наши рубежи,
Привычно ощетинившись штыками,
По горло утонувшие во лжи
И зависти, накопленной веками.
Вы беззаботно вышли из-за парт,
Всё презирая, кроме ассигнаций.
Вам чужды — и Адольф, и Бонапарт,
И шведский Карл под номером Двенадцать.
Вы, как и раньше, объединены
В когорты против Русского Медведя.
Убогие! Вы жаждете войны,
В который раз мечтая о победе?
Вы к нам крадётесь, словно тать в ночи,
Промямлив: — «Победителей не судят!»
Я должен вас немного огорчить,
Поскольку победителей… не будет.
И если вдруг (не приведи Господь!)
Отдаст приказ какой-нибудь безумец,
Чтоб в пепел превратить живую плоть
В руинах бывших площадей и улиц,
Взметнётся тотчас тысяча ракет,
Затянет небо мрачной пеленою,
И в ужасе померкнет белый свет,
Сметаемый чудовищной волною.
Не спрятаться за каменной стеной,
Не уползти в подземное жилище…
Да, мы умрём. Но целый Шар Земной
Мгновенно превратится в пепелище.
А мы, надев парадный свой мундир,
Вопрос последний зададим Мессии:
— Скажи, зачем нам нужен этот мир,
Коль в нём не будет места для России?
Они снова в строю —
Наши деды!
Молодые,
Как были
Когда-то.
И пьянит
Майский воздух
Победы,
Воскрешая
Забытые даты.
Они снова в строю!
Поколение
Тех, кто жизнь
Не жалел
Ради Жизни!
Ради чистого синего
Неба
Над своею любимой
Отчизной!
Миллионы…
Они не забыты!
Миллионы
Разрушенных судеб…
Ведь народ,
Что не встал на колени
Никогда
Ничего не забудет.
Это значит,
Что память —
Живая!
Это значит,
Что время —
Не властно!
И сегодня в строю
Вновь шагают
Те, кто жизнь
Прожил
Не напрасно!
Мы благодарны воинам страны,
Что защищали наш покой…
И женщины, в себе беду несли,
С любовью ожидая их домой.
Так много пережито всеми!
Поклон глубокий до земли…
И мы, пророщенное ими, семя
В сердцах должны, тот долг нести.
Понадобится - стать стеною,
Как наши деды, братья и отцы.
И дорожить своей страною,
Не слушая, что шепчут подлецы
Нам так завещано от Бога —
Идти за лучшими по следу.
И с радостью кричать с порога —
«Спасибо деду за ПОБЕДУ!»
Когда фашистские бандиты
Взорвали тишину полей,
Вы грудью встали на защиту
Священной Родины своей.
Успех и горечь — все отведав
На этой огненной стезе,
Четыре года шли к победе,
Теряя близких и друзей.
Ваш героизм, вашу отвагу
Мир оценил, запомнил враг,
И над поверженным Рейхстагом
Взметнулся гордо алый флаг.
Весною к нам приходят грозы
Дождей земля, и люди ждут,
Не сок березовый, а слезы
С апреля по стволам текут.
С цветами снова к обелиску
Мы в этот светлый день пришли,
Фронтовики, поклон вам низкий
До самой матушки земли.
Всю войну прошёл солдат бывалый,
Пыль глотая фронтовых дорог.
Боль и холод, ужас — всё бывало.
Как уж выжил? Видно Бог помог.
Страшный бой тот как сквозь сон он помнит:
Танки, наступавшие стеной,
Кровь и грязь смешавшиеся в комья,
Грохот взрывов и снарядов вой.
Вынес друга он из-под обстрела,
Рядом с ним упав в кровавый снег.
И земля, и небо — всё горело,
Всё смешалось в бешеном огне.
Яростно стрелял и оглушённо,
Отбивался, делал всё, что мог,
долго, до последнего патрона
и до боли, расколовшей мозг.
.. . В госпитале, в стонущей палате
Он узнал, что сломлена война,
Что вчера представлены к награде —
оба лучших друга - к орденам.
Отгремели дни войны проклятой.
Друг погиб. Солдат остался жив.
И хранил два ордена он свято,
Рядышком в коробку положив.
начищал их, охранял от пыли,
Любовался, вспоминая дни —
Горькие, счастливые, — ведь были,
Оба с другом, молоды они.
Он не думал, что наживы ради,
Чтоб за деньги грязные продать,
Боевые, кровные награды
захотят бандиты отобрать.
Ведь за них когда-то воевал он.
За детей, за внуков бил врага,
А они ворвались чёрным шквалом,
В масках и с обрезами в руках.
Негодяи.. . Им лишь боги судьи.
Это был его последний бой.
И упал на ордена он грудью,
Словно друга заслонив собой.
Всё меньше вас. Всё строже ваши лица.
Морщины глубже, резче седина.
И подвигами вашими гордиться
Не в силах заболевшая страна.
Бурлит в интригах, в поисках наживы,
Среди страстей терпя за шоком шок.. .
Вы ж вопреки всем тёмным силам живы,
Открыты сердцем и светлы душой.
А сыновья, под властью капитала,
Спесиво разрывая с прошлым нить,
Крушат жестоко ваши идеалы,
Пытаются святое очернить.
Простите их! Пусть горестно, пусть жутко!
Пусть нет страны, такой, как сберегли.
Простите тех, которые в маршрутке,
Скандаля выгрызают с вас рубли.
И нет лекарств бесплатных. Чья-то дача
На ваши деньги строится опять.
И даже льготы — жалкие подачки —
У вас постановили отобрать.
Но вы мудры. Вы выше и сильнее
Всех передряг. Всей этой суеты.
И лица ваши строгие светлеют,
Когда вам дарят школьники цветы.
Блестят глаза, и отступают беды,
Досада и обиды — ни к чему.
И ваш великий праздник — День победы-
Вновь засверкает. Вопреки всему!
сам себя погрузил с головой в этот омут.
даже, если хотел бы, уже не смогу,
свою жизнь воротить и прожить по-другому …
на песке, а не ниц на снегу.
я взлетал, я витал, я (!) парил в поднебесье,
упиваясь красой неизведанных звёзд.
… пел псалмы и молитвы, и странные песни.
жизнь вкушал, не дозируя доз.
я душой с головой, очень часто был в ссоре,
но всегда, из засады готов для броска.
… я хотел себе дом ближе к берегу моря,
строя замки на нём из песка…
я приблизил мечту и желанные цели,
научившись смотреть неудачам в глаза.
… но когда получил вдоволь хлеба и зрелищ,
не сработали вдруг тормоза…
… я так рвался сбежать за моря океаны,
отвергая чертей, строил собственный рай…
но вдруг понял, в итоге, хоть это и странно,
… мне родным стал (!) … заснеженный край …
БЕССМЕРТЕН!
Сорок пятый год, канун апреля,
боем вспахан луг в чужой стране,
и звучат победно птичьи трели,
вопреки умолкнувшей войне.
Бой затих вчера, снег рыхлый тает,
под пробитой каской — кромка льда.
Весело журча ручей стекает
в пасть воронки, черной, как беда.
И лежит солдат, раскинув руки,
землю обгоревшую обняв,
на лице уже не видно муки,
лишь следы вчерашнего огня.
Между пальцев первые травинки,
сломанный подснежник у виска,
и звенит средь комьев мёрзлой глины
тихой лаской песня ручейка.
Встретившись с медалью за отвагу,
отразился яркий солнца блик.
До победы два рывка! Два шага!
Он лежит — бессмертен и велик.
27 января 1944 года Ленинград был полностью освобождён от вражеской блокады.
Великий праздник и великая боль.
С 8 сентября 1941 года до 27 января 1944 года город Ленинград находился в фашистской блокаде.
872 дня и 872 ночи беспримерного, невиданного в истории человечества подвига, —
вот что такое ленинградская блокада, унесшая около полутора миллионов жизней
ленинградцев. Но, несмотря ни на что, город не сдался врагу, жил и работал, выстоял
и 27 января 1944 года салютовал в честь Ленинградской Победы!
День Памяти и Скорби.
Помолчу…
Зажгу на подоконнике свечу.
И помолюсь и попрошу прощенья
У тех, кого забрал к себе Господь,
Прервав в блокаде страшные мученья,
С морозных улиц, из очередей,
Из стылой братской ладожской* могилы.
Эх, им бы только хлебушка ломоть,
Когда из тела утекали силы…
Их забирал Господь с передовой
И от станков, работавших для фронта…
И смотрит ленинградская Джоконда
С покрытой чёрной шалью головой
Сквозь годы из блокадных январей —
Голодных дней и самой лютой стужи —
Потомкам — нам! — в глаза, в сердца и в души,
Чтоб мы с тобой в кругах календарей
Не позабыли о блокадных днях,
Не позабыли о блокадной боли,
Об умерших девчатах и парнях
И детях, умиравших прямо в школе,
О стариках и бабушках седых,
Уснувших в промороженных кроватях…
Пусть нам с тобой воспоминаний хватит,
Чтобы война не крала молодых,
Чтоб не бомбили наши города,
Чтоб только мирной жизнью жили люди.
Возможно — знаю! — это лишь когда
Мы о блокаде вечно помнить будем.
День Памяти и Скорби.
Помолчу…
Зажгу на подоконнике свечу…
Я снова вспоминаю про блокаду,
А некоторым кажется — не надо,
А некоторым кажется — всё в прошлом.
Они желают думать о хорошем.
А мне опять зимою неспокойно,
О Савичевой Тане* думать больно,
Мне снова снятся сны, как я в блокаду
Одна бреду по снегу Ленинграда…
***
Обстрелы, разрывы снарядов, бомбёжки!
Хотя бы просвет, передышку, немножко
Побыть без ужасно-зловещего воя
Сирен и ночного воздушного боя.
Хотя бы не видеть на улицах трупы,
Хотя бы черпак довоенного супа,
Хотя бы согреться, но съела буржуйка
И книги, и стулья… Тревожно и жутко…
Хотя бы проснуться, как в мирное время,
Но нет! Метроном, словно курица в темя,
Стучит, и стучит, и стучит, и стучит!
И странно, что сердце ещё не молчит.
Как страшно и холодно… Голод… Блокада…
Но город спасать от нашествия надо.
***
Фронты стояли насмерть. Ополченцы
На подступах встречали вражью рать.
И запоздало понимали немцы,
Что здесь им не Париж придётся брать.
Над Ленинградом небо днём и ночью
Зенитчики упрямо стерегли.
Замёрзшие, голодные рабочие
Давали фронту больше, чем могли.
Водопровод промёрз и не работал,
И с ноября народ ходил к Неве
Набрать воды. Такая вот забота
Теперь у всех крутилась в голове.
Сирена за сиреной завывали,
Обстрел, бомбёжка, рушились дома,
И пламя равнодушно пожирало
Плоды труда, таланта и ума.
Без техники, с простейшим инструментом
Пожарные бесстрашно в пламя шли
И в тысячах опаснейших моментов
Возможность обуздать огонь нашли.
С огнём сражались, жизни не жалея,
Воды зимою лютой не имея!
Пожарных победить огонь не смог.
И, может быть, помог героям Бог…
Фашизм хотел наш город уничтожить,
Желал его стереть с лица земли,
Мечтал! Но оказалось, что не может.
А ленинградцы выстоять смогли!
***
Я снова вспоминаю про блокаду,
А некоторым кажется, - не надо,
А некоторым кажется, — всё в прошлом.
Они писать желают о хорошем.
А мне опять зимою неспокойно,
О Савичевой Тане думать больно,
Мне снова снятся сны, как я в блокаду
Как тень бреду по снегу Ленинграда…
Мне сегодня приснилась война,
Вой сирены и пламя пожарищ,
Где кровавая смотрит Луна,
Как под танками гибнет товарищ.
Лай собак, конвоиры с плетьми,
Рой с телами у Бабьего Яра,
Скотовозы-вагоны с детьми,
Поседевшими вмиг от кошмара.
У забора лопух и полынь,
Воздух горький, пропитанный стоном,
Где стояла, когда-то Хатынь,
На земле до костей опалённой.
Ленинград. Сорок первый. Зима
И Дневник умирающей Тани,
Опустевшие окна в домах,
Корка хлеба для сына в кармане.
Подмосковье. Петрищево. Ад,
Где глумится над Зоей каратель,
А распухшие губы твердят:
Много нас. Всем верёвок не хватит.
Сталинград. Пол-Европы в пыли
И Матросов у дзота с гранатой,
На Рейхстаге, как кровью «Дошли»
И в цветении Май сорок пятый.
За весенним окном тишина…
Мирно галки с воронами спорят…
Мне сегодня приснилась война
И душа задохнулась от горя…
В гетто Варшавском, а может… Свердловском (?)
Так ли уж важно в котором году?
Кто-то, назвав её мордой жидовской
Сбросил с трамвая на полном ходу.
То ли капель, то ли первые слёзы,
То ли апрель, то ли зимняя стужа.
Стоит ли плакать в такие морозы,
Если упал в незамёрзшую лужу.
Девочка плачет. Смешные косички.
С грязью смешали семейный уют.
В Аушвиц уходят её электрички,
Печи Треблинки ей спать не дают.
Ей поиграть бы с подружками в мячик,
Только подруг, к сожалению нет.
Глупый, жестокий и ветреный мальчик
Чертит ей мелом звезду на спине.
Женщина плачет. Понурые люди
Злобно шипят из любой подворотни,
Сердце еврейское, если уж любит,
То окончательно, бесповоротно.
В город, укутанный льдом и гранитом,
Входят поэты с верёвкой на шее…
Сердце еврейское, если разбито,
Нет ничего в этом мире прочнее.