бери ярость в ножны,
расскажи свои страсти чернильнице,
ты такой невозможный —
даже небо с тобой половинится.
Не устал ли от драк,
от духовной археологии?
А еще ты дурак.
И уши у тебя холодные.
Собираешь закат
в кринку смуглых больших ладоней,
ты мне муж или брат,
ты мне верен или покорен?
Собираешь закат
и глядишь словно вдаль и мимо,
оттого-то казнят
меня дни эти нелюдимые,
нелюбимые — так кричат,
а мне хочется доброго —
тот хмельной закат
из твоих же ладоней пробовать.
Ты такой невозможный,
что по коже летит вселенная,
расширяясь и множась
до дрожащих моих коленок.
Ты мне черт или свят?
Ты стоишь — удивлен и печален.
Брось,
люблю я тебя.
Даже с такими ушами.