Наших женщин с утра лучше не трогать. Наша женщина с утра страшней, чем Бабайка. Она с утра ненавидит всех. Особенно мужа. Веселую болтушку в телевизоре ненавидит. Ей противен интерьер родной квартиры. Пейзаж за окном ее бесит. Смотрится в зеркало… ну тут выражения непечатные.
А дети? Милые дети, с которыми накануне она так весело играла в кукольный театр за старым пледом? Нет, теперь это враги. Хуже мужа, хотя куда хуже? Они, гаденыши, не могут ботинки зашнуровать. А уже 15 минут до первого звонка! «Маааам, я не могуууу…» Она яростно хватает их за шиворот и выносит во двор. Шнурки болтаются, дети пищат. «Заткнитесь!» — кричит она так жутко, что вороны падают замертво с черных кленов.
Утром по нашим улицам свирепые женщины тянут рыдающих детей, как в газовую камеру. Кошмарны по утрам наши женщины, граждане. Не попадайтесь им на пути.
Мужчины? О, наших мужчин лучше тоже с утра не видеть. Это не люди, это дребезжащие монстры. Сдать бы в утиль, раздавить прессом, но они же юркие, гады. Их с утра не радует все мироздание. Солнце в пятнах, страна погибает, «Спартак» проиграл, у власти ворюги, машина ржавеет, от соседей несет тухлой рыбой. Но это полбеды. На кухне шуршит ненавистная тетка — жена. Она вчера притворилась уставшей, не помыла посуду. «Из-за таких как ты и страна погибает!» — произносит муж обвинение. Он видит проблему глобально, во всем охвате — от раковины до Курильских островов. Всему виною жена и посуда.
Дальше ход нашей пьесы известен. Везде примерно одно и то же. Жена ведь тоже готовилась. Чистила зубы и думала: «Пусть этот гад только что-то мне вякнет!» А он вякает. Он, гад-таки вякает про немытую посуду. И начинается последняя битва. Наш кухонный Сталинград. Ни шагу назад. Умрем, не сдадимся.
Потом оглянулись — руины. Ничего нет — ни любви, ни семьи, ни посуды.
Мы в России рекордсмены по числу разводов. Думаю, если бы все писали правду — каждое второе заявление указывало бы причину: «Мы не пережили еще одно утро».
Нет, с утра супругам нельзя видеться. Детям лучше прятаться от родителей. Все в укрытие!
Думаю, у нас это издревле. С утра нам всем хреново. Скажем, общенародный любимец Иоанн Грозный как-то утром глянул в окно. Прохрипел: «До чего мерзостно!» Развернулся — и хрясть по башке своего сына. Просто настроение было плохое с утра. Сын и помер. И потом русские правители начинали всякий день с казни: надо же как-то бороться с депрессией по утрам.
Но ладно — дома. На улице и в автобусах — тоже сплошные чудовища. Войдешь с утра в вагон на станции, скажем, «Текстильщики» — и трепещешь. Наши славные лица по утрам — галерея маньяков и человеконенавистников. Причем я знаю, что у меня лицо ничем не лучше. Я тоже всех ненавижу с утра. Двинуть бы вон тому по толстой морде! За что? Да просто так. Бесит.
…Но хватит ужасов. Есть, есть у нас и добрые люди. Даже самым хмурым утром мы их найдем. Они пораньше взяли пивка, сели на лавочку, хлебнули. И улыбаются всем прохожим. Они никуда не спешат, у них в душе играет Шаинский, у них небо в алмазах. Вот кому я завидую, вот счастливые люди.