Больше любишь — меньше скажешь. Не задашь прямой вопрос,
и сама не поцелуешь, и к себе не позовёшь.
Побоишься быть ненужной, не достойной, не такой,
не достаточной для счастья, помешавшей и чужой.
А другие не боятся… Со щитом и на щите
в чувство, словно в бой кровавый. Но присмотришься — не т. е.
Обнимают и целуют — не таятся, напоказ.
Мол, завидуйте мне, люди. Только света нет из глаз.
Нет любви там. Только войны: захватить и подчинить.
Цель: красиво улыбнуться и в постельку уложить.
И таких ведь любят, ценят. Чем стервозней, тем милей!
Как на поводке мужчины бродят радостно за ней.
На ногах повыше шпильки, попу туже затянуть —
и ступает гордо стерва в свой победоносный путь.
Ну, а нам, девчонки, нефиг… Посидим и помолчим,
наблюдая это шоу из обманутых мужчин.
Говорят, своё, родное никуда не убежит.
Но бегут — сверкают пятки! — снова стерву ублажить.
Без морали эта басня. Сквернословить — не с руки…
Нет, конечно, можно тоже гордо встать на каблуки
и за счастьем громко топать, улыбаясь и дыша,
так, чтоб декольте вздымалось, колыхалось, не спеша…
Только, думаю, что счастье не живёт на поводке.
Птицу певчую не держат в сексуальном кулаке.
У любви иные цели и иные чудеса.
Я пока что очень верю: всё решают Небеса.
И своё, родное — встречу. Может, встретила… Как знать?
Выпендрёж ходить мешает, уж тем более — летать.
Подожду, пока заметит — не за марку каблука,
не за платье, не за смелость, не за плечи и бока.
Подожду. А если стерва вновь дорогу перейдёт,
значит, не моё. И пусть он, с Богом, шире шаг идёт.
Да, бывает, это больно. Так устроен этот мир!
Но своё, родное — будет. Кто бы что ни говорил.