Он был прост в общении. Только изъяснялся несколько витиевато. Его извинение выглядело примерно так:

«Душа моя, мятущаяся в сомнениях, шаря по вселенской бескрайности в поисках адекватности моему низкому поступку, просит о ничтожной малости: прости мне грех мой человечий.»