— Итак, судари и сударыни, — провозгласил Матвей Квасов, — сейчас перед вами выступит наш бесподобный и дивный государь император. Мог бы небось кофей себе в палатах распивать, а вот уж туточки. Любит он вас, ох как любит. Ты, тётка, давай начинай.
Дородная крестьянка в красном платке, выйдя из толпы, поклонилась монарху.
— Батюшка, у нас надои снизились, — пожаловалась она. — Коровы ить молока не дают.
— Это Запад, — спокойно пояснил август. — Госдеп запустил недавно спецпрограмму, чтобы у нас животноводство вконец извести. Ты как бурёнку-то доишь, по-православному?
— Да уж само собой! — сообщила довольная доярка. — Троеперстием, батюшка!
— Вот и продолжай, — кивнул император. — Так, милостью Божией, Запад и сокрушим.
В толпе граждан поднял руку бритый наголо мужчина.
— Ваше величество, — сказал он, растягивая слова. — У нас Москва квас не покупает.
— Происки врагов, — немедленно отозвался государь. — Выпускайте виски. Этому госдеп не сможет противодействовать, у него мозги в трубочку свернутся. Будьте бдительнее.
Из середины высунулась женщина в очках, по виду библиотекарь.
— Курс золотого упал, — напомнила она. — Ужас просто. Как дальше жить?
— О, сейчас вам всё растолкуют, — оживился император. — Где тут мирза Наебуллин?
По знаку Шкуро перед телекамерами в момент нарисовался приятный тихий седобородый старичок в татарской тюбетейке и расшитом золотом халате, года три назад назначенный императором специальным блюстителем курса имперской валюты.
— Твоё велиство, бачка-осударь, ай как хорошо… — заулыбался беззубым ртом дедушка.
— Доложи, — грозно повелел император.
— Ай моя там трям-брям, золотой-доллар туда-сюда, бачка, слава Аллаху! — радостно вскинул руки мирза Наебуллин, засеменив по помосту к трону императора. — Ай уй-бай, ля иль Аллаху иль Аллаху, биржа-миржа, экономика-микономика, не допустим, спекуляция, мёд экспорт бай-бай, денежка каюк, бисмилля иль рахман иль рахим.
— Вот так молодец! — хлопнул в ладоши царь. — Кто-нибудь что-нибудь понял?
— Ни хрена, — печально признались из толпы.
Матвей Квасов хищно оглядел народ, выискивая вольнодумца.
— Если вы ни хрена в экономике не понимаете, зачем с вопросами лезете? — взревел он.
Верноподданные смотрели в асфальт, переминаясь с ноги на ногу.
— Кто там ещё челом благодетелю бьёт? — поинтересовался в микрофон Шкуро.
— Отец наш, а чего с санкциями? — помахал рукой упитанный гражданин в шляпе, по виду, можно сказать, слегка подшофе. — Пармезанчику бы нам, да моцареллочки…
Государь, глотнув поданного «Нарзану», вежливо откашлялся.
— Дело не только в этих санкциях, — сказал он. — Дело в том, чтобы нам самим, внутри страны, в своём собственном доме, в экономике выходить на более совершенные методы управления процессами. Нужно использовать ситуацию для достижения новых рубежей.
У упитанного гражданина разом затряслись щёки и губы.
— Кормилец, не погуби! Трое детей у меня, совсем махонькие! Понял я, всё понял.
Император благодушно кивнул и с отеческой лаской благословил просителя. Тот, не испытывая далее судьбу, молниеносно затерялся в толпе, обронив по дороге шляпу.
— Моцареллу мы и сами запросто сделаем, — рассуждал царь. — Завезём тучных буйволов и выпустим их на поля пастись, неужели земель-то у нас маловато? Да и бананы можем выращивать. И ананасы. Господь скажет — вырастут. Главное, уповать на милость Божию, и тогда нам никакие санкции не страшны. А то ишь, запретом еды пугать вздумали!
— Батюшка, — с опаской высунулся худосочный отрок, — да ты ж сам еду-то и запретил…
Император взглянул на него, и парень, сомлев, упал в обморок.
Толпа совсем заробела. Перед троном возник интеллигентный старичок в пенсне.
— А что, великий государь, есть ли у нас в стране свобода критиковать? — спросил он.
У Шкуро дёрнулся уголок рта. Он кивнул Квасову, и тот придвинулся поближе.
— Отчего же нет? — доброжелательно улыбнулся август. — У нас очень глупые губернаторы, министры напоминают лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, их заместители похожи на серую биомассу, полиция преисполнена лихоимства, чиновники на местах совсем с головой не дружат. Собственно говоря, неприятные они люди, да-с.
— А хошь, батюшка, — не унимался интеллигентный старичок, — я и тебя покритикую?
— Ну, попробуй, — ласково предложил ему государь. — Если здоровья хватит.
Дедушка без чувств рухнул на заботливо подставленные охраной носилки.
Толпу, как двери в метро, раздвинул руками мужчина в шляпе, старомодном плаще и чёрных очках. Во всех его движениях сквозила подчёркнуто ленивая элегантность, на левой ладони он держал картонную коробку, перевязанную пышным подарочным бантом.
— Your Majesty! — Он поклонился императору и продолжил на хорошем русском, но с англосаксонским акцентом. — Я служащий госдепартамента Северо-Американских Соединённых Штатов, мистер Джон Ланкастер Пек. Хочу обратиться к вам с персональной просьбой. Если послушать ваши заявления, а также речи министров правительства империи и депутатов Госдумы, то получается, мы виноваты вообще во всём. В частности, в ежедневном падении курса золотого, сокращении запасов мёда, плохом качестве водки, перевороте в Финляндии, смене эмира Киренаики, убийстве багдадского халифа и нелегальном ввозе йогурта. То есть по уровню могущества мы находимся в ранге первого заместителя Господа Бога и близки к тому, чтобы сместить Его с пьедестала. Знаете, к чему это привело? Наше начальство вам поверило. Теперь, если мы проваливаем выполнение задания, нас обвиняют в лености и увольняют. Лучшие специалисты не могут прокормить своих детей, роются в мусорных баках, а некоторые и вовсе спиваются. И вот, мы всем госдепом скинулись и испекли вам торт. С безе и розочками. Не откажите в нашей просьбе — сваливайте на нас чуть меньше проблем. Простите, но зимой у вас мёрзнут не из-за испытаний ЦРУ погодного оружия. И в вашем правительстве просто дураки сидят, а не по причине спецоперации госдепа. Please.
Государь император, просветлев лицом, поднялся с трона.
— Нет уж, пресловутый мистер Пек, — произнёс он отчётливо и ясно. — Это что ж ты нам предлагаешь сказать — дескать, зимы у нас сами по себе холодные, золотой упал, поскольку мирза Наебуллин тот ещё осёл, авиакатастрофы случаются по вине лётчиков, а бабушки с дедушками невесть как выживают, потому что пенсии у них копеечные? И всё это без участия госдепа?!
— Собственно, да, — выдавил из себя Джон Ланкастер. — Мы тут вообще ни при чём.
Красная площадь коллективно покатилась со смеху.
Смеялись все — и упитанный гражданин без шляпы, и бритый наголо мужчина, и женщина в очках, похожая на библиотекаря, и дородная крестьянка в красном платке. Каждому было понятно, что иностранец сморозил небывалую глупость. Открыв волосатый рот, заливисто ржал Матвей Квасов. Да и сам государь император, отличающийся завидным спокойствием, позволил себе еле заметно улыбнуться.
Сотрудник госдепа, шатаясь, скрылся за поворотом на Лубянку.
— Еще вопросы есть?
Стрельцы пронзили взглядами толпу. Подданные держались молодцом, не роптали.
— Не-не, милостивец, живём мы просто зашибись, — вновь растянул слова бритый, — но ты и верно давай заканчивай, а то не удержатся тут и выскажут тебе честно всё, что думают.
— Вопросов нет, — радостно подытожил Матвей Квасов. — Ну что ж, кто не успел, тот опоздал. До встречи в следующий раз, и снизойдёт на вас благодать небесная. А теперича, православные, молю за вас Богородицу, и да пребудете вы в шоколаде во веки веков!