Мы у отцов не всё спросили,
Когда они живыми были …

Наш отец был простым человеком,
О войне не любил говорить,
Хоть порой отставал он от века,
Но умел отец жить и любить.

Что мы знали о нём, о солдате?
Только то, что он «там» воевал,
Ордена лишь носил на параде,
Интервью никому не давал.

… Я читаю листок* пожелтевший —
Страшный отзвук Великой войны:
Батальон у деревни засевший,
Мой отец с ПТР** у сосны.

Вот отбили атаку пехоты,
Не успели солдаты вздохнуть,
«Приготовиться, танки!» — комроты
Закричал и пригнулся чуть-чуть.

Танки нагло гарцуются строем,
Страшен грохот снарядов и мин,
И осталась лишь горстка героев,
Против тех сатанинских машин.

«Ну, стреляй же, бери чуть пониже!»
Лейтенант, весь в крови, приказал,
«Подожду, подойдут пусть поближе!»
Подождал и курок зло нажал.

Выстрел, дым и отдача затвора,
Но крепка у «пантеры» броня,
И ружьё заряжает он снова,
Всех конструкторов матом кляня.

Прёт «пантера» и словно смеётся
Над солдатом российским она,
Над окопами смертушка вьётся,
Да гогочет в разрывах война.

Вновь прицел и курок щёлкнул сухо,
Танк запнулся, взорвался, горит!
«Посмотри, он пылает, братуха!» —
Но молчит лейтенантик, убит!

А Григорий опять заряжает
И стреляет по танкам другим,
Испугался фашистик, тикает,
Оказался он, гад, одолим!

И впервые ура прокричали,
Те солдаты, остался кто жив,
Просветлели российские дали
И развеялся вражеский миф,

Что никто их побить не сумеет,
Ведь Европу скрутили они,
И Григорий отсчёт начинает
Повреждённой немецкой брони.

… Я читаю листок пожелтевший —
Страшный отзвук Великой войны:
Батальон у деревни засевший,
Мой отец с ПТР у сосны.