Джон Мамагона гениальный писатель. Такие люди рождаются раз в сто лет. И мне, начинающему автору, было бы весьма полезно общение с людьми мировой величины.
Почти полгода я просился в гости к сэру Джону и, когда уже совсем потерял надежду, мне наконец-то позвонил его агент и сказал, что Мамагона готов принять меня.
В тот вечер у меня было назначено важное свидание, но я отменил его. Я даже отменил планы на весь день, потому что мне нужно было собраться с мыслями и подготовить вопросы, которые я бы хотел задать мистеру Мамагоне.
Встреча была назначена на шесть часов вечера. Мне выделили всего полчаса на общение с маэстро.
Ближе к шести я приехал по адресу. Огромные ворота со скрипом открылись, и я въехал. Ко мне подошёл охранник и сказал ехать прямо не сворачивая никуда, пока не увижу огромный дом, похожий на храм.
С двух сторон дорогу сопровождали стволы высоких деревьев. За все время я увидел только один поворот направо, но из-за слабого освещения было не понятно куда он ввёл.
Проезжая дальше я увидел дом, действительно похожий на огромный храм. Лучи неполной луны блёстками отсвечивали от трёх куполов.
- Ну, а что удивляться? - вслух сказал я, останавливая машину и выключая двигатель. - Человек с таким неординарным талантом имеет право на необычную роскошь.
Я позвонил в дверь. Звонок эхом отдался внутри дома. Дверь медленно открылась. Двухметровый дворецкий, слегка наклонив голову, поприветствовал меня:
- Мистер Пинекли, - и пригласил во внутрь.
Холл дома Мамагоны был огромным. Посередине находилась широкая лестница, ведущая на второй этаж.
- Позвольте, - сказал дворецкий, протягивая руки и помогая мне избавиться от пальто.
Моё внимание привлёк красный, шерстяной ковёр, который застилал весь холл.
- Персидский, - сказал дворецкий, следя за моим взглядом.
- Что? - спросил я, не совсем понимая о чём он.
- Ковёр персидский, - повторил он.
Казалось, несмотря на то, что он всего лишь дворецкий, ковёр вызывал в нём гордость, словно он и есть хозяин ковра.
- А ковёр изначально был такого размера? - поинтересовался я.
- Нет. Мистер Мамагона специально заказывал, - ответил великан. - Следуйте за мной.
«Это ж сколько денег было потрачено на такой ковер, - подумал я, вспоминая, что персидские ковры редко бывают таких больших размеров».
Мы поднялись на второй этаж. Вся стена была украшена картинами великих художников. У меня возникла уверенность, что эти картины не копии, а оригиналы, но уточнять информацию у дворецкого я не стал.
Дворецкий остановился у белой двери, три раза постучал и сказал:
- Пожаловал мистер Пинекли.
- Пусть войдёт, - услышал я могучий голос гения.
Внутри у меня от радости всё переворачивалось. Было ощущение сопричастности к чему-то великому.
Дворецкий открыл дверь и пропустил меня.
Маэстро встал из-за дубового стола. Перед ним стоял ноутбук с эмблемой надкусанного яблока. Стены комнаты украшали полки с книгами. В воздухе плавал густой дым, словно туман, через который было трудно разглядеть лицо великого писателя.
- Мистер Мамагона, - начал я, дрожащим от волнения голосом.
- Можно просто Джон, - разрешил легенда литературы. - Без всяких мистеров и сэров, договорились, Джек? - спросил он, подойдя и протягивая мне руку.
- Конечно, мист… Ммм Джон, - ответил я, сжимая его руку. - Неужели мы встретились.
- Будет вам, - сказал Мамагона, - я такой же, как и вы.
- Тут уж вы не правы. Мне ещё учиться и учиться, - не согласился я.
- Присаживайтесь, Джек, - показал он на чёрное кресло, - вам дым не мешает? Как я помню вы не курите?
- Не курю, - ответил я, заполняя собой кресло, - а дым не мешает, только по запаху он не похож на сигаретный или сигарный дым.
- Все правильно, - его красивое лицо, с маленькой родинкой над губой, озарилось улыбкой. - Это совершенно другой дым. Специальная персидская лечебная трава, называется «хазориспан», помогает избавится от злых духов и уничтожает любой микроб. А у человека, который дышит этим дымом, с каждым разом крепнет иммунитет. Только траву эту не курят, а окуривают ею комнату.
- Здорово, - сказал я. - Впервые слышу о такой траве. Любите восток? Ковры, трава.
- Не столько сам восток, сколько саму Персию, - ответил Джон. - А как не любить, ведь Персия была колыбелью цивилизации.
Я мало что знал про Персию, помимо того, что она была древней, поэтому решил промолчать, состроив умную гримасу.
- А то что вы не курите это хорошо, - сказал он, усаживаясь на своё место. - Алкоголь и никотин медленно, но верно убивают мозг человека. А это значит, курящий или пьющий человек не долго может оставаться талантливым.
Я слушал внимательно. Ведь за этим я и пришёл.
- Мозг человека, - продолжил он, - самый сложный инструмент и ему для хорошей работы важны белки, жиры, углеводы, плюс много различных витаминов и минералов. Но не будем о биологии. - сказал Джон, - а вы употребляете алкоголь?
- Нет, - ответил я, - никогда не курил и не пил.
- Даже вина?
- Даже пива.
- Очень хорошо, значит у вас есть все шансы стать гением.
- Вы думаете?
- Я знаю, - ответил Джон.
Он произнёс последние слова с такой уверенностью, что я был склонен поверить ему.
- Я так понимаю, у вас есть ко мне вопросы? - спросил он.
- Да, Джон, но позвольте вначале поблагодарить вас за приглашение, - сказал я, вытаскивая из кармана костюма блокнот и ручку. Среди страниц блокнота я нашёл подарок и положил его на стол. - Спасибо вам огромное!
- Спасибо вам, Джек за то, что не забыли о моем пристрастии. Такой марки в моей коллекции нет, - сказал он, разглядывая подарок и, как мне показалось, тронутый моим вниманием, - задавайте вопросы, Джек.
Я нашёл нужную страницу с вопросами и начал:
- Первый вопрос, в чём секрет вашей гениальности?
Джон усмехнулся и ответил:
- Первый и главный секрет я вам уже раскрыл. У меня нет вредных привычек и я питаю свой мозг питательными веществами.
- А второй секрет? - продолжил я. - Мне бы хотелось узнать побольше о технике письма, да и вообще о самом процессе.
- Ну хорошо, - сказал Джон.
Пелена дыма постепенно спадала, делая лицо маэстро более отчётливым.
- Второе, - продолжил он, - это труд. Идеи приходят к каждому, но не каждый обладает должной усидчивостью, чтобы сесть и работать над ней. Потому что помимо таланта, два следующих важных качества писателя - это воображение и усидчивость. Под словом усидчивость я подразумеваю не только писать каждый день, но и совершенствовать свое мастерство, изучая инструменты, которые помогают в работе со словом.
- Интересно, - сказал я, записывая, но ничего нового пока не услышав. - По сути, каждый, кто так или иначе пишет, знает об этих постулатах, но при этом они не такие гении, как вы.
- Потому что не следуют главному: обеспечивать мозг питательными веществами.
- Думаете только в этом разница?
- Я не думаю, я знаю.
- Хорошо, - сказал я, подчёркивая первый ответ Джона. - А сколько часов в день вы работаете?
- Когда как. Иногда я могу писать весь день. А иногда меня хватает на два часа и все. Ах, да. Еще один важный момент, это уметь мотивировать себя. Заставлять свой зад смирно сидеть, а руки много писать, даже если не очень хочется.
- А как вы себя мотивируете? - заинтересовался я.
- Очень просто. Стоит мне подумать о гонорарах, и я сажусь и пишу. Отмечу, что раньше деньги были не главным мотиватором для меня, но благодаря моей популярности я стал зарабатывать хорошо, поэтому в данный момент для меня деньги - главная мотивирующая сила.
- А как мотивировать себя начинающим авторам?
- Читать биографии успешных писателей и не только писателей. Многие великие люди начинали никем. Знание этого очень вдохновляет, потому что любой начинающий автор, по сути, находится в таком же положении, как когда-то находились их кумиры. Они никто и звать их никак.
Я записывал каждое слово Джона, стараясь ничего не упустить. Если не считать информации о мозге, то нового я от него не услышал, но несмотря на это, чувствовал небывалый прилив сил и вдохновение.
Джон Мамагона налил себе воду, потом обратился ко мне:
- Воды, Джек?
- Да, спасибо!
Я поднялся и взял предложенный мне стакан с водой.
- Кстати, вода тоже важный компонент для писателя. Чем пить виски или вино во время работы над рукописью, лучше пить воду. Не меньше двух или трёх литров в день.
Допив воду, я поставил стакан на ковёр и записал новую информацию.
- Остались у вас ещё вопросы? - спросил маэстро, поглядывая на часы, - у меня строгий распорядок дня. Да, добавьте ещё один пункт, сон также важен для писателя. Нужно хорошо высыпаться, чтобы хорошо писалось.
Я записал и сказал:
- Ну и последний вопрос, Джон. Больше личного характера. Почему вы отказываете во встрече другим авторам? В принципе и со мной отказывались встречаться, но в итоге согласились, что изменилось?
- А зачем мне тратить своё время, которого всегда мало, на бездарных на мой взгляд авторов? Ваши рассказы мне с самого начала приглянулись…
- Правда? - удивился я, перебивая Джона.
- Правда, правда. Я слов на ветер не бросаю. Просто мне нужно было изучить вас. Ваши привычки. Силу таланта. На сегодня вы единственный человек, который за почти сорок лет моего творчества, смог меня чем-то удивить. Конечно, были и до вас юные дарования, но к сожалению, у них была печальная судьба.
Я не совсем понимал о ком говорил Джон, да и в тот момент мне было все равно, так как слова маэстро, были для меня, словно кусок торта, сладкий вкус которого заставляет забыть все на свете.
- И ещё, - сказал он. - Вы ведь никому не рассказывали, что шли на встречу со мной?
- Конечно, нет. Как и просил ваш агент.
- Хорошо. Я эту информацию доверяю только вам. Надеюсь она пойдёт на пользу. Если следовать ей и много писать, то очень быстро можно стать гениальным писателем.
- Спасибо, Джон! - был тронут я.
- А теперь давайте прощаться, - сказал Джон. - Мне через час нужно ложиться спать. Через два дня у меня будет особый ужин, но, к сожалению, вас пригласить я не смогу.
- Ничего страшного. Но мы же ещё увидимся с вами? - с надеждой в голосе спросил я.
- Посмотрим, - сказал Джон, вставая и направляясь ко мне.
Мы пожали друг другу руки. Он проводил меня до двери.
В коридоре уже ждал двухметровый дворецкий.
Мы спустились в холл. Великан помог надеть мне пальто и открыл дверь.
- Надеюсь встреча была плодотворной? - поинтересовался он.
- Да, конечно, я очень доволен. Мистер Мамагона хороший человек.
- Несомненно, - сказал дворецкий, как мне показалось, с лёгкой усмешкой и закрыл дверь.
Я завёл машину, развернул и поехал обратно к воротам.
«Джон считает меня талантливым, - думал я. - Приятно слышать такие слова от признанного гения. А может я буду его преемником?»
Охранник открыл мне ворота. Я выехал на дорогу и поехал домой. Нужно было все обдумать. Ничего принципиального нового я не узнал, не считая информации о воде и мозге, но сама энергетика маэстро была настолько мощной, что рядом с ним казалось, что мне все по плечу.
За мной, включив сирену, ехала машина скорой помощи. Я хотел пропустить скорую, но в этот момент в глазах потемнело. Потом я услышал визг шин. Почувствовал удар, и резкая боль отключила меня.
Придя в себя, я попытался открыть глаза, но у меня ничего не получилось. Попытка подвигаться болью отдавалась во всем теле. Были слышны чьи-то голоса, потом кто-то приложил палец к моей шее и сказал:
- Мёртв. Везите его в морг.
«Как мёртв? - удивился я, - я жив, ребята.»
Вместо ответа я почувствовал, как игла пронзает кожу правой руки. Перед тем, как окончательно упасть в темноту, я вспомнил о том, что Джон Мамагона, предлагая мне воду, не стал пить из своего стакана…
Эпилог.
Через два дня у гениального писателя Джона Мамагона был особый ужин.
Дворецкий читал ему некролог, где говорилось об автокатастрофе, в которой погиб подающий надежду молодой писатель Джек Пинекли.
- Бедняга, - сказал Джон, с наслаждением поедая ужин. - Доктора отблагодарили?
- Да, конечно, сэр.
- Блокнот Джека изъяли?
- Да, сэр.
- Никто ничего не заметил?
- Нет. Можете быть спокойны, сэр.
- Хорошо, - чавкая, сказал Джон. А потом добавил:
- Так, началось, записывай.
Дворецкий, вытащив из кармана присвоенные блокнот и ручку Джека, сказал:
- Диктуйте.
И Джон Мамагона принялся диктовать названия и идеи рассказов и романов.
- Ну вот, - сказал гениальный писатель, закончив диктовать. - Ещё на десять лет я себя обеспечил. Странно, как будто сама вселенная делится со мной молодыми талантливыми авторами каждые десять лет. - добавил Джон, продолжая свою трапезу.
- Кстати, вот ещё одно название рассказа. Запиши: секрет гениальности.
Дворецкий записал.
Уже почти сорок лет Джон Мамагона был единственным гением в литературе, превзойти которого никто не мог. А для тех, кто подавал признаки таланта и гениальности, Мамагона организовывал несчастный случай и с помощью доктора, тайно работающего на него, получал их гениальный мозг. Джек Пинекли был четвертым за эти сорок лет.
- Вкусный мозг оказался у Джека, - сказал Джон дворецкому. - Хотя, это ещё и заслуга повара.
- Несомненно, - согласился двухметровый дворецкий.
- Ну что же, - сказал Джон, с чрезвычайной сосредоточенностью погружая серебряную ложечку в студенистое, исполосованное глубокими морщинами блюдо. - Говорил же я ему. Главный секрет моей гениальности - это серые клеточки, один к одному, кровь к крови, плоть к плоти, питательные вещества для мозга гения. Впрочем… Гениальность гениальностью, а рассказы и романы сами по себе не пишутся. Пойду работать, Карл.