Чужая измена, за ней примиренье…
Поездка… московский бал…
А в блеске свечей, в гуще столпотворенья
Один мотылёк порхал.
Той бабочкой черной замужняя Анна
Плыла среди пёстрых масс,
И граф молодой, от желания пьяный
Ее пригасил на вальс.
Они полюбили, они разжигали
Любви недостойной пожар.
И снова измена, уже не чужая,
Обоих готова прижать.
Как в вихре кружат петербургские страсти,
И шепчется высший свет,
Что Анна в оковах семьи… но во власти
Плода, на котором запрет.
Оставив семью, - невозможно иначе
Разрушить строение лжи, -
Со смехом счастливым, но в горестном плаче
Она начинала жить.
Могло бы все кончиться очень приятно,
Но автор продолжил писать,
И вновь его памятный лик бородатый
Возник у краев колеса.
И новая неудержимая сила,
В которой призренье и стыд,
На плечи обрушилась и подкосила
Со скоростью падшей звезды.
Но все ж не поток осужденья и брани,
Ни замкнутость света всего -
Ни что не могло столь же сильно поранить,
Как взгляд охладевший Его.
А это влекло за скандалом скандалы,
Как бусы на хрупкую нить,
Ведь ревностью новой она попыталась
Былую любовь воскресить.
Где пламя когда-то вздымалось все выше,
Обоих сжигая дотла,
На поле пустынном, на том пепелище
Лишь ненависть проросла.
Уже нелюбимая и неживая…
Лишь отзвук непрошеных слез
Дрожал в ней, все громче в ушах отдаваясь
Манящим стуком колес.