Моя вера легка, в ней живет тишина и слова.
Что я тут стерегу, в сны рассвета собою вошедший…
И за что я стою - насмерть или на смерть,
В чистоте серебра нити, вышитой в сердце…
О, четыре стены, тесноту вашу я развернул,
Я и вас исписал там, где вам не хватало Света.
В этих выстрелах рук по мечтам, по листве, по листу…
Зная пропасть во ржи пред-откровений завета.
Ночь изящных убийц… в ней немало я вечных встречал.
На воде беззащитных времен, у затылка рассвета
Мы допьем то вино, мы себя или время допьем…
За пределом своим на бумаге небесного цвета.
Где приходит строка в эту бренную речь,
Где сорвется рука, и на трещинах белой бумаги
Вновь раздаст всем вещам вечные имена…
Время высушит их, время выдержит их…
И с исписанных плеч снимет вещие знаки.
Накрест вымолит колокол выпавший звук,
Что с рожденья и был первозвучным Началом,
Воплощением памяти из Первых Рук,
В жизни смертных руках
Так бесстрашно шептавший осанну.
О, бессонница мира, ты смертельно права!
Вытекая, как время, из листьев молитвою веры.
Ты слагаешь поэзией веретена,
Имена тех имен, кто состарится неразменным.
Лица бренных - зола, имя бренных - шаги.
Круг сжимается, лестницы стёрты.
И смотрителю строк и хранителю сна
Ты раздашь снова жизнь плачем новорожденных.
Будет капать строка долго-долго из глаз.
Пауза, теснота, предисловие, точка…
И скользнет по губам откровенная бабочка Ра
И допишут поэты своё… И уйдут в многоточья.
Будут жить на плече божьем бабочки Ра…
Люди ангелов в них будут слышать и видеть.
И смотритель тоски в предисловиях серого сна
Будет их выпускать в эту слезную грехо-обитель.
Там, где падают синие звуки в руки мои,
Вновь приходят вечные нежные лица,
Им одежды не впору и молчат всё светлей их шаги…
Лики старых святых к младенцам склоняются сниться.
Прикоснись ко мне… Я осыплюсь белей лепестков.
Я умею излечивать боль, я её понимаю.
Я целую её и к душе прижимаю…
И она умолкает совсем, осыпаясь, белей лепестков.
Эти выкройки шрамов нам добавили в кровь высоты.
Где присутствуют точки, там неслышимость возвращений.
Нам вернут эту нежность, эту вечность забытых огней…
Фарисействуй, земля, жги последних своих Моисеев.