Пар из форточки и бахрома из снега, на карнизе ледяной настил

Пар из форточки и бахрома из снега,
на карнизе ледяной настил -
осень, кажется, готова для побега
из застенок кляуз и чернил.

На затылке осени два следа
лета шебутного и зимы,
пара ножевых весны-соседа
и воспоминания кутерьмы.

Горизонт расколот пеклом неба
пополам в закате, диск луны
бодрствует без зрелища и хлеба
краеугольной черной пустоты.

В пересохшем горле парка иней,
свет холодный холостых квартир,
в тупике пустынном раструб линий
компаса теряет ориентир.

За чертой декабрь забыл о сыне -
ноябре. Жестокий мужий мир.
Говорят, греха хуже гордыни
не было, и я его кумир.

Пес незрячий воет от обиды,
лиру потерял свою сатир,
кто-то ковыляет с панихиды,
кто-то в карты проиграл мундир,

и зрачок сужается разбитый
фонаря троллейбуса, и пир
подошел к концу, и сон забытый,
словно гость, покинул свой трактир…

В желтом доме Мастер спит небритый,
он не видел в зеркале морщин -
в желтом доме нет зеркал, все квиты:
что не гражданин, то - господин.

В ноябре, как в желтом доме, сыты
тишиной любви и глух ей гимн:
постаревший Мастер Маргариты
не дождется.
Он умрет один.